Аяла, Пруденсия

Пруденсия Аяла
исп. Prudencia Ayala
Фотография правозащитницы.
Дата рождения:	28 апреля 1885(1885-04-28)
Место рождения:	Сонсакате, Сальвадор
Дата смерти:	11 июля 1936(1936-07-11) (51 год)
Место смерти:	Сан-Сальвадор, Сальвадор
Гражданство:	Сальвадор Сальвадор
Род деятельности:	прозаик
Жанр:	проза
Язык произведений:	испанский

Пруденсия Аяла (исп. Prudencia Ayala; 28 апреля 1885, Сонсакате, Сальвадор — 11 июля 1936, Сан-Сальвадор, Сальвадор) — сальвадорская журналистка, поэтесса, экстрасенс и общественная деятельница, активная защитница прав женщин в Сальвадоре.

Биография

Пруденсия Аяла родилась в городке Сонсакате в Сальвадоре 28 апреля 1885 года. Происходила из семьи коренных жителей Сальвадора, индейцев Аурелии Айялы и Висенте Чиефа. В возрасте десяти лет, вместе с родителями, переехала в город Санта-Ана, где поступила в начальную школу профессора Марии Луизы Кристофине. Из-за отсутствия средств у семьи ей пришлось прервать обучение и заняться самообразованием.

Освоила профессию швеи. Имела экстрасенсорные способности, «загадочные голоса» предсказывали через неё будущее. Благодаря этим способностям получила признание и известность среди коренных жителей Сальвадора. Однако у других жителей страны её признание вызвало обратную реакцию.

Предсказания Пруденсии Аялы публиковались в газетах Санта-Аны, где её называли «Сантаанской сибиллой». В 1914 году она предсказала падение кайзера Германии и вступления США в Первую мировую войну.

С 1913 года её статьи стали появляться в «Диарио де Оссиденте», газете, издававшейся в западном регионе Сальвадора. В статьях Пруденсия Аяла выступала сторонницей антиимпериализма, феминизма и центральноамериканского синдикализма, выражала несогласие с вторжением США в Никарагуа. В это время в различных периодических изданиях были опубликованы несколько её стихов.

В 1919 году была заключена в тюрьму за критику мэра сальвадорского городка в одной из своих колонок. Несколько месяцев провела в заключении в Гватемале, по обвинению в сотрудничестве с организаторами переворота. В 1921 году опубликовала книгу «Эссибле. Приключения во время поездки в Гватемалу», в которой подробно описала последние месяцы правления диктатора Мануэля Эстрады-Кабреры. Также были изданы её книги «Бессмертная, безумная любовь» (1925) и «Дымящее пятнышко» (1928). В конце 1920-х годов основала и руководила изданием газеты «Женское искупление», со страниц которой активно выступала в защиту гражданских прав женщин Сальвадора.

В 1930 году выдвинула свою кандидатуру на пост президента республики, хотя по сальвадорским законам женщины не могли участвовать в голосовании. Её программа включала: государственную поддержку профсоюзов, честность и прозрачность в государственном управлении, ограничение распределения и потребления спиртных напитков, уважение к свободе вероисповедания и признание внебрачных детей. Одним из сторонников Пруденсии Аялы был философ, педагог, писатель и депутат Альберто Масферрер. Однако, Верховный суд отклонил её кандидатуру, но развернувшиеся по этому поводу дебаты, в 1939 году привели у утверждению права женщин участвовать в голосовании. В 1950 году это право было закрпелено в Конституции, с одобрения президента Оскара Осорио.

Пруденсия Аяла умерла 11 июля 1936 года в Сан-Сальвадоре. Нет свидетельств об её участии в крестьянском восстании 1932 года, но есть мнение, что она сотрудничала с повстанцами. В центре Сан-Сальвадор, рядом с кафедральным собором, ей установлена мемориальная плита. В марте 2009 года, по случаю Международного женского дня, в честь Пруденсии Аялы была поставлена пьеса «Во времена колдовства Пруденсии».

Источники

• [www.museo.com.sv/index.php?option=com_content&task=view&id=62&Itemid=63 Биография Пруденсии Аяла]
• [www.eldiariony.com/especiales/90/detail.aspx?id=700214&SectionId=46 Prudencia Ayala, la hija de la centella]  (исп.)

Отрывок, характеризующий Аяла, Пруденсия

Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.