Аятолла Бахджат

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Мухаммад Таки Бахджат Фумани (1913/15-17 мая 2009) — иранский кумский великий аятолла и знаменитый ариф (см.: ирфан), ученик прославленного учителя ирфана современности сейида Али Кади Табатабаи.





Жизненный путь

Происхождение и детство

Великий аятолла Мухаммад Таки Бахджат Фумани родился и вырос в религиозной семье в Фумане (провинция Гилан на севере Ирана). В возрасте 2 лет лишился матери.

Отец будущего аятоллы, Махмуд Бахджат, занимался тем, что он декламировал марсийя — траурные шиитские песнопения в память об имаме Хусейне. Он часто брал маленького Мухаммада Таки на собрания Ашуры, что пробудило в сердце мальчика глубокую и всепоглощающую любовь к Хусейну.

Обучение в хаузе ан-Наджафа

Уже в детстве в Мухаммаде Таки Бахджате пробивались ростки будущей гениальности и проявилась страсть к познанию. После окончания начальной школы он углубился в изучение исламской религии, а в возрасте 14 лет отправился в Кербелу. Четыре года спустя он стал студентом знаменитой хаузы ан-Наджафа, где его учителями стали знаменитые на весь шиитский мир богословы и правоведы. Так, он изучал методологию исламского права (усул аль-фикх) у великих аятолл Абу-л-Хасана Исфахани, Мирзы Наини и шейха Мухаммада Гарави Исфахани (Компани), а фикх — у аятоллы Мирзы Мухаммада Таки Ширази. Мухаммад Таки Бахджат также штудировал философские тексты Ибн Сины и Муллы Садра под руководством аятоллы сейида Хасана Бадкубеи.

К тому времени, когда будущий аятолла Бахджат завершил обучение на средней и высшей ступени хаузы, в нём уже заметно проявилась особая склонность к духовности и ирфану. В данной сфере его учителями стали аятоллы Мухаммад Хасан Исфахани, сейид Абд аль-Гаффар и аятолла сейид Али Кади Табатабаи, преподававший ему ирфан и шиитскую этику (ахлак).

Переезд в Кум

Проучившись в хаузе ан-Наджафа 15 лет, Мухаммад Таки Бахджат переехал в Кум, где вместе с аятоллами Хомейни и Голпайгани продолжил своё обучение у великого аятоллы Боруджерди.

Уход из жизни

Аятолла Бахджат отправился в иной мир в Куме 17 мая 2009 г. Он похоронен в мавзолее Фатимы аль-Маасумы.

Характер и личные качества

Современники аятоллы Бахджата отмечали, что он обладал рядом качеств, характерных для приверженцев исламского мистического пути (тасаввуф) обеспечивших ему уважение и почтение в кругах религиозных шиитов: он проводил много времени в уединении, погружённый в размышления; был предельно аскетичен в быту и довольствовался малым; часто плакал во время совершения молитвы и читал много дополнительных (желательных, мустахабб) намазов; был настолько скромен, что отказался издавать собственное «Толкование положений Шариата» — труд, служащий руководством для мукаллидов любого марджа ат-таклид.

Аятолла Бахджат был строго привержен традиционным шиитским практикам, следование которым в кругах мусульман-шиитов считается непременным атрибутом набожности. Так, каждый день рано утром он приходил в мавзолей Фатимы аль-Маасумы, чтобы воздать ей дань уважения и прочитать текст её зиярата. С великим смирением он также читал зиярат Ашура, стоя перед её гробницей.

Аятолла Бахджат также получил широкую известность благодаря своим уникальным экстрасенсорным способностям: ему достаточно было поговорить с человеком, чтобы рассказать ему самому про его проблемы и тайны, а также снабдить его соответствующим его положению религиозным наставлением. Это привлекло в дом аятоллы Бахджата множество гостей и паломников. Как отличал аятолла Мисбах Язди, аятолла Бахджат обладал даром предвидения, в том числе и политического. После победы Исламской революции аятолла Хомейни был одним из первых, кто посетил аятоллу Бахджата в Куме. Тот же шаг предпринял аятолла Али Хаменеи, как только он занял пост Рахбара.

Статус в шиитских богословских кругах

Аятолла Бахджат пользовался непререкаемым авторитетом в шиитских богословских кругах и входил в число марджа ат-таклид — законоведов высшего ранга, чьи фетвы являются образцом для подражания и следования. Аятолла Бахджат также был инициатором открытия большой библиотеки в городе Кум и крупной мечети в Гамбурге. В Куме и ан-Наджафе аятолла Бахджат стал известен как великий ариф. Его уроки пользовались огромной популярностью среди студентов хаузы. Аятолла Мисбах Язди отмечал, что во многом этому способствовали моральные качества аятоллы Бахджата.

О высоком богословском статусе аятоллы Бахджата говорят многие современные шиитские факихи и теологи.

Так, аятолла аль-Мешкини отметил:

Шейх, чей жизненный путь является сегодня предметом нашей беседы [аятолла Бахджат], занимает особое положение среди современных шиитов, обладая почётным научным статусом (в области таких наук, как фикх и усул аль-фикх).

Худжат аль-ислам Амджад отметил:

Научный статус Учителя очень высок. Он – выдающийся законовед, и я думаю, что муджтахиды должны сидеть у него на уроках, чтобы узнать много нового и интересного из области исламских наук. В действительности, исследователям, достигшим уровне харидж, стоило бы поучиться у такого праведного человека, как аятолла Бахджат, а не у тех, кто занимается исключительно изданием правовых вердиктов (фетв).

Научные труды

Перу аятоллы Бахджата принадлежит множество трудов в области различных исламских наук — в частности, по фикху (исламской юриспруденции) и усул аль-фикх (основам и источникам исламского права), но многие из них до сих пор не опубликованы. Наиболее значимыми из книг аятоллы Бахджата являются следующие его труды:

  1. Комментарий к книге «Ал-Кифайя»
  2. Комментарий к труду шейха ат-Туси «Ан-Нихайя»;
  3. Диссертация, посвящённая «Ас-Сахифа ас-Саджадийя» — сборнику молитв, принадлежащих четвёртому имаму шиитов Али ибн аль-Хусейну Зейн аль-Абидину;
  4. «Мустамсак ат-тахзиб»;
  5. «Мустамсак Риджал аль-Каши»;
  6. «Таджрид Риджал ан-Наджаши»;
  7. Диссертация, посвящённая ответам на вопросы мукаллидов (на арабском и персидском языках);
  8. Труд об обрядах хаджа;
  9. «Василат ан-наджат» («Средства спасения») — юрилический комментарий к книге по фикху Абу-ль-Хасана аль-Исфахани;
  10. «Джами аль-масаил» — разъяснение положений шариата. Этот труд включает в себя комментарий к книге «Захират аль-ибад» покойного аятоллы аль-Гарави аль-Исфахани, известного также как аятолла аль-Кампани. Эта книга была издана всего в нескольких экземплярах на очень плохой бумаге, а впоследствии распространена среди близких друзей и учеников аятоллы Бахджата. Планируется издание данной книги в пяти томах.
  11. Книга намаза в нескольких томах;
  12. Труд по науке ильм аль-усул, изложенный в соответствии с порядком, обозначенным в книге «Кифайят аль-усул».
  13. Комментарий к книге шейха Муртазы аль-Ансари «Манасик», содержащей в себе описание ритуалов хаджа.
  14. «Сафинат аль-бихар» — в соавторстве с шейхом Аббасом аль-Кумми.

Метод преподавания исламских дисциплин

По словам аятоллы Мисбаха Язди, обычно аятолла Бахджат начинал курс обучения с преподавания трудов шейха Муртазы аль-Ансари, а затем переходил к изложению взглядов других факихов, особенно автора труда «Аль-Джавахир» и покойного хадж Ризы аль-Хамадани, впоследствии излагая и свою точку зрения по поводу рассматриваемых тем.

Аятолла аль-Масуди, посещавший уроки аятоллы Бахджата в течение многих лет, отмечал, что метод преподавания исламских дисциплин у него был авторским и оригинальным. По его словам, обычно шиитские учёные на своих уроках уровня харидж излагают разные точки зрения по поводу какой-либо проблемы, а затем приводят собственные доводы в пользу одной из них, опровергая противоположные. Однако аятолла Бахджат не использовал данный метод. Он поощрял самостоятельное исследование: студенты сами должны были изучить все имеющиеся точки зрения, после чего аятолла Бахджат объяснял им, из каких источников и каким образом выведена та или иная фетва. За этим следовала научная дискуссия. Кроме того, первые 10 минут аятолла Бахджат всегда уделял тому, чтобы дать наставления и сделать замечания своим студентам, приведя хадисы и примеры из истории ислама.

Мистическое учение и наставления аятоллы Бахджата

Аятолла Бахджат считал отказ от материального комфорта залогом духовного роста и силы. По его мнению, пока другие люди становятся рабами мира в погоне за материальным, приближенные к Аллаху (авлийа) достигают особых высот, озарённых милостью Всевышнего.

В мистическом учении аятоллы Бахджата можно выделить следующие составляющие:

Противостояние страсти к совершению добрых дел напоказ (рийа)

Это один из традиционных аспектов мистического учения в исламе. Аятолла Бахджат подчёркивал, что данный концепт касается строго актов поклонения (намаз, ас-саум — пост в месяц Рамадан, хадж и т. п.). По выражению аятоллы, люди, стремящиеся к показному благочестию, дабы быть эффектными в глазах других людей вместо того, чтобы своей набожностью произвести впечатление на Аллаха, подобны ослам. Воспитание души (тахзиб ан-нафс) аятолла Бахджат считал одной из самых важных задач исламского ирфана.

Наслаждение актами поклонения и самодисциплина в намазе

Согласно наставлениям аятоллы Бахджата, молящийся должен контролировать своё состояние и не позволять мыслям отвлекаться ни на что, кроме Аллаха, создав барьер между собой и внешним миром. Предпосылкой для этого аятолла Бахджат считал отказ от совершения любых действий, которые расцениваются в исламе как греховные, правильное халяльное питание, охрана зрения и слуха от запретного (харам) и т. д. Он также призывал контролировать речь, практикуя продолжительное молчание, и проводить 23 часа в сутки в размышлениях, а один час за разговором.

Искренность намерения и гармония между знанием и действием

В своих наставлениях по этике аятолла Бахджат постоянно давал наказ работать над собой, отказываясь от роскоши, чтобы освободиться от оков материального, овладевшего душой. По его мнению, чтобы преуспеть в великом джихаде (обуздании собственного нафса), необходима как нравственность (ахляк), так и знание (ильм). Поэтому аятолла Бахджат призывал студентов хаузы всеми силами стремиться к приобретению фундаментальных знаний в области исламских наук. Знание без самоочищения — это, по его мнению, самое разрушительное из того, что существует в мире. А самое главное — знание всегда должно конвертироваться в действие. По этому поводу аятолла Бахджат рекомендовал своим ученикам обращаться к «Главе о джихаде против нафса» в сборнике «Васаил аш-шиа» шейха Хурра Амили[1]. Аятолла советовал своим ученикам и последователям всегда задавать себе вопрос, согласуются ли их слова и действия с шариатом. Он также рекомендовал призывать к исламу делом, а не только на словах. Вместе с тем, аятолла Бахджат призывал мусульман не считать свои собственные добрые дела значительными, больше ценя и хваля чужие добродеяния.

Упование на Аллаха

Аятолла Бахджат настаивал, что мусульмане должны истово верить в то, что решение их проблем целиком и полностью в руках Аллаха. Он верил в абсолютную силу дуа.

Ожидание имама аль-Махди

Аятолла Бахджат давал студентам хаузы наказ заботиться о том, как бы получить одобрение со стороны Вали аль-Аср. Он также отмечал, что студенты хаузы тщательно должны следить за своими словами, делами и поведением, чтобы вышедший из большого сокрытия Имам аль-Махди мог быть доволен ими.

Осторожность в пересказе хадисов

Принципиальная позиция аятоллы Бахджата заключалась в том, что исламские проповедники, публицисты лекторы и преподаватели должны тщательно проверять цитируемые ими хадисы на предмет достоверности в соответствиями со всеми критериями науки хадисоведения (ильм аль-хадис).

Бодрствование ночью и на рассвете

Аятолла Бахджат советовал бодрствовать и заниматься поклонением с рассвета (сахр) и до восхода солнца, а ночью вставать на намаз-тахаджуд (салят аль-лейл). Он считал эти деяния тем, посредством которых пророк Мухаммад обрёл совершенный гнозис (маарифат) и путь к познанию Аллаха. Также аятолла Бахджат считал важным читать дуа Кумейл вечером каждый четверг и бодрствовать в лейлат аль-кадр, в соответствие с рекомендацией имамов Ахл аль-Бейт.

Нахождение в состоянии непрестанного зикра

Аятолла Бахджат часто советовал своим ученикам вырабатывать у себя привычку под названием даим аз-зикр, что означает нахождение в состоянии постоянного поминания Аллаха. Тем, кто страдает от васваса (навязчивых сомнений), он рекомендовал повторять зикр «ля иляха илля-л-Лах» («нет божества, кроме Аллаха»). Ещё один из великих шиитских богословов современности, аятолла Хасан Хасанзаде Амули, отметил, что данный зикр можно охарактеризовать как зикр аль-хафий (тайный), ибо его можно произносить даже без движений губ, в отличие от зикров «Субхан Аллах» («Пресвят Аллах!») и «Аль-хамду ли-л-Лях» («Хвала Аллаху!»).

Напишите отзыв о статье "Аятолла Бахджат"

Примечания

  1. Усул аль-Кафи, том 2, стр. 77, хадис от имама Джафара ас-Садика.

Литература

  • Condensed from «Bargi az Daftar-e Aftaab», A Leaf from the Book of Radiance (About the Life of Ayatullah Behjat).
  • [www.aimislam.com/biography-of-ayatollah-behjat/ Biography of Ayatollah Behjat. ]
  • [www.al-islam.org/uswat-al-aarifeen-look-life-ayatullah-bahjat-yasin-t-al-jibouri/his-scholarly-status-and-particular Yasin T. Al-Jibouri. Uswat Al-Aarifeen: A Look at the Life of Ayatullah Bahjat. ]

Ссылки

  1. [shia.spb.ru/ru/new/info/10 Скончался великий аятолла Бехджат]
  2. [www.pravda.ru/news/world/17-05-2009/311125-grave-0/ Великий аятолла Мохаммад Таги Бахджат Фумени скончался в Иране в возрасте 95 лет]

Отрывок, характеризующий Аятолла Бахджат

– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.