Гусейнов, Абдусалам Абдулкеримович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «А. А. Гусейнов»)
Перейти к: навигация, поиск
Абдусалам Абдулкеримович Гусейнов

Абдусалам Абдулкеримович Гусейнов
(директор ИФ РАН)
Место рождения:

Алкадар, Касумкентский район, Дагестанская АССР

Учёная степень:

доктор философских наук

Учёное звание:

профессор;
академик РАН

Язык(и) произведений:

русский

Основные интересы:

этика

Премии:

[guseinov.ru/ v.ru]

Абдусала́м Абдулкери́мович Гусе́йнов (род. 8 марта 1939, Алкадар, Касумкентский район, Дагестанская АССР, РСФСР, СССР) — советский и российский учёный-философ лезгинского происхождения, специалист по этике. Академик РАН (2003, чл.-корр. c 1997), доктор философских наук (1977), профессор МГУ имени М. В. Ломоносова (1982), заведующий кафедрой этики МГУ (с 1996 года). С 2006 по 2015 годы — директор Института философии РАН.





Биография

Родился в лезгинском селении Алкадар Касумкентского (ныне Сулейман-Стальского района) Дагестанской АССР. Отец — Гусейнов Абдулкерим (1884—1979) — происходил из духовного сословия и был учителем начальных классов, его родословная известна в пяти поколениях (двоюродным дедом Абдусалама был известный Гасан Алкадари[1]), мать — Рабият (1900—1997) из селения Ичин той же округи — происходила из семьи зажиточных крестьян, была домохозяйкой.

С 1946 по 1956 годы учился в десятилетней средней общеобразовательной школе в Избербаше. В 1956 году поступил на философский факультет МГУ им. М. В. Ломоносова, который окончил в 1961 году с квалификацией «Преподаватель философии и основ марксизма-ленинизма». Обучался у профессоров В. Ф. Асмуса, Т. И. Ойзермана (история философии), Д. И. Чеснокова (исторический материализм).

В 1961—1964 годах учился в аспирантуре философского факультета МГУ по кафедре этики, кандидат философских наук (1964), с 1965 по 1970 годы — преподаватель кафедры философии гуманитарных факультетов, преподавал на факультете журналистики диалектический и исторический материализм[1]. В 1964 году вступил в КПСС.

Осенью 1970 года ездил на 10-месячную научную стажировку в Берлинский университет имени Гумбольдта. В 1970—1987 годах — преподаватель кафедры этики философского факультета МГУ.

С 1987 года работает в Институте философии РАН (до 1991 года — АН СССР): заведующий сектором (лабораторией) этики (1987—1994), заведующий отделом социальной философии и философской антропологии (1991—1994), в 1994—2005 годах — заместитель директора института. В 2006 году был избран директором. В декабре 2015 года покинул пост директора[2].

С 1996 года по настоящее время — заведующий кафедрой (по совместительству) этики философского факультета МГУ (сменил на этой должности Ю. М. Смоленцева).

В качестве приглашённого профессора читал курсы лекций в Университете им. Гумбольдта, Карловом (Прага), Новгородском, Латвийском и ряде других европейских университетов.

Научная и общественная деятельность

В 1964 году защитил кандидатскую диссертацию «Условия происхождения нравственности» (научный руководитель — профессор А. Г. Спиркин), в 1977 году — докторскую диссертацию «Социальная природа нравственности». С 1970 года имеет учёное звание доцента по кафедре философии, c 1982 года — профессор по кафедре этики. Читал общие курсы философии, этики, а также специальные курсы «Западно-европейская этика», «Античная этика», «Этика Аристотеля», «Свобода воли и ответственность», «Этика Канта», «Великие моралисты». Библиография трудов А. А. Гусейнова включает более 200 названий, в том числе 11 монографий, ряд учебников.

Основной вывод, полученный в кандидатской диссертации — идея стадиального происхождения нравственности в процессе обособления индивида от первичной общины в качестве личности.

В книге «Золотое правило нравственности» (1979; 3-е изд. 1988; переведена на болгарский, испанский, немецкий, словацкий языки), показана негативно-преемственная (дающая новое качество) связь золотого правила с талионом; книга явилась первым советским исследованием золотого правила, привлекла общественное внимание к этому важнейшему общечеловеческому нравственному феномену[3].

В работах «Введение в этику» (1985) и «Краткая история этики» (1987, в соавт. с Г. Иррлитцем; переведена на китайский, сербский языки) предложена оригинальная схема систематизации западноевропейской этики, рассматривающая её античный этап как учение о добродетелях, средневековый этап — учение о благах, этику Нового времени — синтез того и другого.

Труд «Великие моралисты» (1995) обобщил начатые А. А. Гусейновым в 1988 году исследования в области этики ненасилия, показал принципиальную невозможность обоснования насилия с помощью моральных аргументов. Учёный разрабатывает этическую теорию, исходящую из того, что специфика морали связана с модальностью сослагательного наклонения, моральные мотивы образуют особый (вторичный, сверхмотивационный) уровень субъективной детерминации поступков, безусловность морали приобретает практическую действенность в форме запретов[4]. В работе «Античная этика» (2003) становление этики как самостоятельной философской науки увязано с выявлением морального пафоса становления и развития философии в целом.

А. А. Гусейнов — инициатор и ответственный редактор ежегодника «Этическая мысль», «Библиотеки этической мысли», изданий трудов И. Канта, М. Оссовской, А. Швейцера, А. Шопенгауэра. Ведёт публицистическую и научно-популярную работу, соответствующие материалы собраны в сборниках статей «Язык и совесть» (1996), «Философия, мораль, политика» (2002). Является членом Президиума Российского философского общества, редколлегий журналов «Вопросы философии» и «Философские науки», ряда научных советов, член экспертной комиссии РСОШ по комплексам предметов «Гуманитарные и социальные науки».

Награждён дипломом ЮНЕСКО (1996) с вручением медали Махатмы Ганди «за выдающийся вклад в развитие толерантности и ненасилия». Лауреат Государственной премии Российской Федерации в области науки и техники (2003). Почётный доктор СПбГУП (2008).

Напишите отзыв о статье "Гусейнов, Абдусалам Абдулкеримович"

Примечания

  1. 1 2 [iph.ras.ru/uplfile/ethics/biblio/SK/1.html Интервью Ольги Зубец с академиком, директором Института философии РАН А. А. Гусейновым]
  2. [iph.ras.ru/page22634501.htm Прощальное письмо коллегам директора А.А. Гусейнова]. Институт Философии РАН (21 декабря 2015). Проверено 22 декабря 2015.
  3. [new.philos.msu.ru/kaf/etic/staff/guseinov_aa/ Гусейнов Абдусалам Абдулкеримович]. Философский факультет МГУ. Проверено 12 марта 2015.
  4. Гусейнов А. А. Сослагательное наклонение морали // «Вопросы философии», 2001, № 5; Он же. «Об идее абсолютной морали» // «Вопросы философии», 2003, № 3

Ссылки

  • [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-2330.ln-ru Профиль Абдусалама Абдулкеримовича Гусейнова] на официальном сайте РАН
  • [iph.ras.ru/guseinov.htm Страница] на сайте ИФ РАН
  • [new.philos.msu.ru/kaf/etic/staff/guseinov_aa Страница] на сайте философского факультета МГУ
  • [about-msu.ru/next.asp?m1=person1&type=aka&fio=%C3%F3%F1%E5%E9%ED%EE%E2%20%C0%E1%E4%F3%F1%E0%EB%E0%EC%20%C0%E1%E4%F3%EB%EA%E5%F0%E8%EC%EE%E2%E8%F7 Статья] на сайте «Всё о Московском университете»
  • [isaran.ru/?q=ru/person&guid=033E1B57-C3AD-02D4-2CD0-A463F1D7F72F Историческая справка] на сайте Архива РАН
  • [guseinov.ru Персональный сайт]
  • [russ.ru/avtory/Gusejnov-Abdusalam Публикации] в «Русском журнале»
  • [izvestia.ru/news/342596 Прогресс обещал рай, а принёс смертельную угрозу] (интервью газете «Известия»)
  • [ng.ru/problems/2012-06-20/1_moral.html Мораль не выбирают] (интервью «Независимой газете»)
  • [iph.ras.ru/uplfile/ethics/biblio/SK/1.html Интервью к 70-летию]
Предшественник:
Буева, Людмила Пантелеевна
Заведующий сектором этики
Института философии РАН

1987—1994
Преемник:
Апресян, Рубен Грантович
Предшественник:
Юрий Михайлович Смоленцев
Заведующий кафедрой этики
философского факультета МГУ

с 1996 года
Преемник:
в должности
Предшественник:
Вячеслав Семёнович Стёпин
Директор Института философии РАН
2006—2015
Преемник:
Смирнов, Андрей Вадимович

Отрывок, характеризующий Гусейнов, Абдусалам Абдулкеримович

– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.