Гофман, Александр Бенционович
Поделись знанием:
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.
Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.
После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.
После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.
Старик сначала остановившимися глазами смотрел на сына и ненатурально открыл улыбкой новый недостаток зуба, к которому князь Андрей не мог привыкнуть.
– Какая же подруга, голубчик? А? Уж переговорил! А?
– Батюшка, я не хотел быть судьей, – сказал князь Андрей желчным и жестким тоном, – но вы вызвали меня, и я сказал и всегда скажу, что княжна Марья ни виновата, а виноваты… виновата эта француженка…
– А присудил!.. присудил!.. – сказал старик тихим голосом и, как показалось князю Андрею, с смущением, но потом вдруг он вскочил и закричал: – Вон, вон! Чтоб духу твоего тут не было!..
Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.
– Ну, рассказывай же, – говорил сын. Князь Андрей, не отвечая ему, снял его с колон и пошел из комнаты.
Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежней силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое нибудь дело.
– Ты решительно едешь, Andre? – сказала ему сестра.
– Слава богу, что могу ехать, – сказал князь Андрей, – очень жалею, что ты не можешь.
– Зачем ты это говоришь! – сказала княжна Марья. – Зачем ты это говоришь теперь, когда ты едешь на эту страшную войну и он так стар! M lle Bourienne говорила, что он спрашивал про тебя… – Как только она начала говорить об этом, губы ее задрожали и слезы закапали. Князь Андрей отвернулся от нее и стал ходить по комнате.
– Ах, боже мой! Боже мой! – сказал он. – И как подумаешь, что и кто – какое ничтожество может быть причиной несчастья людей! – сказал он со злобою, испугавшею княжну Марью.
Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие.
– Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать.
– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.
Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор.
– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.
Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
(перенаправлено с «А. Б. Гофман»)
| Алекса́ндр Бенцио́нович Го́фман | |
 | |
| Дата рождения: |
14 августа 1945 (78 лет) |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Страна: | |
| Научная сфера: | |
| Место работы: | |
| Учёная степень: | |
| Учёное звание: | |
| Альма-матер: | |
| Научный руководитель: | |
| Известен как: |
социолог, специалист в области истории и теории социологии, социологии культуры, индустриального дизайна и моды, переводчик Анри Бергсона, Эмиля Дюркгейма и Марселя Мосса |
| Награды и премии: |
|
Алекса́ндр Бенцио́нович Го́фман (род. 14 августа 1945, Сталинград, СССР) — российский социолог, специалист в области истории и теории социологии, социологии культуры, индустриального дизайна и моды. Кандидат философских наук, доктор социологических наук, профессор. Переводчик Анри Бергсона, Эмиля Дюркгейма и Марселя Мосса.
Содержание
Биография
Родился 14 августа 1945 года в Сталинграде.
В 1968 год у окончил Ленинградский государственный педагогический институт имени А. И. Герцена по специальности «История» защитив под научным руководством Б. Я. Рамма дипломную работу по социологии религии Эмиля Дюркгейма.
В 1971 году окончил аспирантуру Института конкретных социологических исследований АН СССР и под научным руководством И. С. Кона защитил диссертацию на соискание учёной степени кандидата философских наук по теме «Французский „социологизм“ и его эволюция (Историко-критический анализ)» (Специальность – 09.00.01 диалектический и исторический материализм).
С 1989 года — ведущий, главный научный сотрудник, руководитель сектора социологии культуры Института социологии РАН.
В 1995 году в Институте социологии РАН защитил диссертацию на соискание учёной степени доктора социологических наук по теме «Мода и люди. Новая теория моды и модного поведения» (Специальность — 22.00.01 теория, методология и история социологии). Официальные оппоненты — доктор философских наук, профессор Е. Я. Басин, доктор философских наук В. В. Витюк, доктор философских наук, профессор Ю. А. Левада. Ведущая организация — Институт человека РАН.
С 2013 года — член редакционной коллегии журнала «Социологическая наука и социальная практика».
С 1996 года — член редакционной коллегии журнала «Durkheimian Studies/Etudes Durkheimiennes».
С 1997 года — профессор кафедры общей социологии Высшей школы экономики (НИУ ВШЭ).
С 1998 года — профессор кафедры социологии МГИМО.
С 2000 года — член редакционной коллегии журнала «Личность. Культура. Общество».
С 2009 года — член редакционной коллегии журнала «Социологический ежегодник».
С 2010 года — член редакционной коллегии журнала «Вестник Института социологии».
Работал приглашённым профессором в Институте политических наук (SciencesPo), Париж, Франция (2000, 2004) и Университете Париж-10 в Нантере (2009), читал лекции в Университете Бордо II Сегален.
Автор более 300 научных трудов.
Награды
- Почётный работник высшего профессионального образования РФ (сентябрь 2011).
Научные труды
Диссертации
- Гофман А. Б. Французский "социологизм" и его эволюция: (Историко-критический анализ): Автореферат дис. на соискание учёной степени кандидата философских наук. (09.00.01). — М.: Ин-т социол. исследований АН СССР, 1974. — 28 с.
- Гофман А. Б. [cheloveknauka.com/v/75703/a?#?page=1 Мода и люди. Новая теория моды и модного поведения]: автореферат дис. ... доктора социологических наук : 22.00.01. — М.: Ин-т социологии, 1994. — 41 с.
Монографии
- * Гофман А. Б. Мода и люди. Новая теория моды и модного поведения. М.: Наука, 1994. 2-ое изд. – М.: Агентство «Издательский сервис» - «Гном и Д», 2000. 3-е изд. – СПб: Питер, 2004. 5-ое изд. — М.: Книжный Дом «Университет», 2013.
- Гофман А. Б. Эмиль Дюркгейм в России. Рецепция дюркгеймовской социологии в российской социальной мысли. М.: ГУ-ВШЭ, 2001;
- Гофман А. Б. Классическое и современное. Этюды по истории и теории социологии. М.: Наука, 2003;
- Гофман А. Б. Социология и современная Россия. Сб. статей. Под ред. А.Б.Гофмана. М.: ГУ ВШЭ, 2003.
- Гофман А. Б. Семь лекций по истории социологии. М.: Мартис, 1995; 9-ое издание — М.: Книжный Дом «Университет», 2008;
- Гофман А. Б. Традиции и инновации в современной России. Социологический анализ взаимодействия и динамики. Соавтор и отв. ред. М.: РОССПЭН, 2008.
Гофман А.Б. Традиция, солидарность и социологическая теория. Избранные тексты. М.: Новый Хронограф, 2015.
Энциклопедии и словари
- Большая советская энциклопедия
- Мосс, Марсель / Гофман А. Б. // Моршин — Никиш. — М. : Советская энциклопедия, 1974. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 17).</span>
- Обычай / Гофман А. Б. // Никко — Отолиты. — М. : Советская энциклопедия, 1974. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 18).</span>
- Самнер, Уильям Грэм / Гофман А. Б. // Ремень — Сафи. — М. : Советская энциклопедия, 1975. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 22).</span>
- Смол, Альбион Вудбери / Гофман А. Б. // Сафлор — Соан. — М. : Советская энциклопедия, 1976. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 23).</span>
- Социальный дарвинизм / Гофман А. Б. // Собаки — Струна. — М. : Советская энциклопедия, 1976. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 24, кн. I).</span>
- Социологические международные конгрессы / Гофман А. Б. // Струнино — Тихорецк. — М. : Советская энциклопедия, 1976. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 25).</span>
- Традиция / Гофман А. Б. // Тихоходки — Ульяново. — М. : Советская энциклопедия, 1977. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 26).</span>
- Тюрго, Анн Робер Жак / Гофман А. Б. // Тихоходки — Ульяново. — М. : Советская энциклопедия, 1977. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 26).</span>
- Французская социология (раздел статьи «Франция») / Гофман А. Б. // Франкфурт — Чага. — М. : Советская энциклопедия, 1978. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 28).</span>
- Философский энциклопедический словарь
- Гофман А. Б. Дюркгейм, Эмиль. // Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1983.
- Гофман А. Б. Гобино, Жозеф-Артюр. // Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1983.
- Гофман А. Б. Гумплович, Людвиг. // Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1983.
- Гофман А. Б. Гурвич, Жорж. // Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1983.
- Гофман А. Б. Крозье, Мишель. // Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1983.
- Гофман А. Б. Лебон, Гюстав. // Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1983.
- Гофман А. Б. Ле Пле, Фредерик. // Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1983.
- Гофман А. Б. Мосс, Марсель. // Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1983.
- Гофман А. Б. Обычай. // Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1983.
- Гофман А. Б. Подражание. // Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1983.
- Гофман А. Б. Расово-антропологическая школа. // Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1983.
- Гофман А. Б. Самнер, Уильям Грэм. // Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1983.
- Гофман А. Б. Смол, Альбион Вудбери. // Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1983.
- Гофман А. Б. Социальный дарвинизм. // Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1983.
- Гофман А. Б. Стецель, Жан. // Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1983.
- Гофман А. Б. Тард, Габриэль. // Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1983.
- Гофман А. Б. Традиция. // Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1983.
- Гофман А. Б. Турен, Ален. // Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1983.
- Гофман А. Б. Тюрго, Анн Робер Жак. // Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1983.
- Гофман А. Б. Хальбвакс, Морис // Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1983.
- Научно-технический прогресс. Словарь
- Гофман А. Б. Мода и научно-технический прогресс // Научно-технический прогресс. Словарь. М.: Политиздат, 1987.
- Краткий словарь по социологии
- Гофман А. Б. Аномия. // Краткий словарь по социологии. М.: Политиздат, 1989.
- Гофман А. Б. Быт. // Краткий словарь по социологии. М.: Политиздат, 1989.
- Гофман А. Б. Мода. // Краткий словарь по социологии. М.: Политиздат, 1989.
- Гофман А. Б. Обычай. // Краткий словарь по социологии. М.: Политиздат, 1989.
- Гофман А. Б. Потребительство. // Краткий словарь по социологии. М.: Политиздат, 1989.
- Гофман А. Б. Потребление. // Краткий словарь по социологии. М.: Политиздат, 1989.
- Гофман А. Б. Ритуал. // Краткий словарь по социологии. М.: Политиздат, 1989.
- Гофман А. Б. Социологизм. // Краткий словарь по социологии. М.: Политиздат, 1989.
- Гофман А. Б. Толпа. // Краткий словарь по социологии. М.: Политиздат, 1989.
- Гофман А. Б. Традиция // Краткий словарь по социологии. М.: Политиздат, 1989.
- Гофман А. Б. Французская социологическая школа. // Краткий словарь по социологии. М.: Политиздат, 1989.
- Современная западная социология. Словарь
- Гофман А. Б. Баландье, Жорж. // Современная западная социология. Словарь. М.: Политиздат, 1990.
- Гофман А. Б. Бугле, Селестен. // Современная западная социология. Словарь. М.: Политиздат, 1990.
- Гофман А. Б. Вольтман, Людвиг. // Современная западная социология. Словарь. М.: Политиздат, 1990.
- Гофман А. Б. Вормс, Рене. // Современная западная социология. Словарь. М.: Политиздат, 1990.
- Гофман А. Б. Гумплович, Людвиг. // Современная западная социология. Словарь. М.: Политиздат, 1990.
- Гофман А. Б. Дюркгеймовская социологическая школа. // Современная западная социология. Словарь. М.: Политиздат, 1990.
- Гофман А. Б. Ле Пле, Фредерик. Лебон, Гюстав. // Современная западная социология. Словарь. М.: Политиздат, 1990.
- Гофман А. Б. Моды социология. // Современная западная социология. Словарь. М.: Политиздат, 1990.
- Гофман А. Б. Мосс, Марсель. // Современная западная социология. Словарь. М.: Политиздат, 1990.
- Гофман А. Б. Расово-антропологическая школа. // Современная западная социология. Словарь. М.: Политиздат, 1990.
- Гофман А. Б. Самнер, Уильям. // Современная западная социология. Словарь. М.: Политиздат, 1990.
- Гофман А. Б. Смолл, Альбион Вудбери. // Современная западная социология. Словарь. М.: Политиздат, 1990.
- Гофман А. Б. Солидарность социальная. // Современная западная социология. Словарь. М.: Политиздат, 1990.
- Гофман А. Б. Социологизм. // Современная западная социология. Словарь. М.: Политиздат, 1990.
- Гофман А. Б. Хальбвакс, Морис // Современная западная социология. Словарь. М.: Политиздат, 1990.
- Современная западная философия. Словарь
- Гофман А. Б. Дюркгейм, Эмиль. // Современная западная философия. Словарь. М.: Политиздат, 1991. 2-ое изд. – М.: ТОН – Остожье, 1998.
- Гофман А. Б. Социологизм // Современная западная философия. Словарь. М.: Политиздат, 1991. 2-ое изд. – М.: ТОН – Остожье, 1998.
- Человек. Философско-энциклопедический словарь
- Гофман А. Б. Аномия. // Человек. Философско-энциклопедический словарь. М.: Наука, 2000.
- Гофман А. Б. Быт. // Человек. Философско-энциклопедический словарь. М.: Наука, 2000.
- Гофман А. Б. Мода. // Человек. Философско-энциклопедический словарь. М.: Наука, 2000.
- Гофман А. Б. Потребление. // Человек. Философско-энциклопедический словарь. М.: Наука, 2000.
- Гофман А. Б. Толпа // Человек. Философско-энциклопедический словарь. М.: Наука, 2000.
- Учебный социологический словарь с английскими и испанскими эквивалентами
- Гофман А. Б. Баландье Ж. // Учебный социологический словарь с английскими и испанскими эквивалентами. М.: Экзамен, 2001.
- Гофман А. Б. Вольтман Л. // Учебный социологический словарь с английскими и испанскими эквивалентами. М.: Экзамен, 2001.
- Гофман А. Б. Вормс Р. // Учебный социологический словарь с английскими и испанскими эквивалентами. М.: Экзамен, 2001.
- Гофман А. Б. Гобино Ж.-А. // Учебный социологический словарь с английскими и испанскими эквивалентами. М.: Экзамен, 2001.
- Гофман А. Б. Гумплович Л. // Учебный социологический словарь с английскими и испанскими эквивалентами. М.: Экзамен, 2001.
- Гофман А. Б. Гурвич Ж. // Учебный социологический словарь с английскими и испанскими эквивалентами. М.: Экзамен, 2001.
- Гофман А. Б. Дюркгеймовская социологическая школа. // Учебный социологический словарь с английскими и испанскими эквивалентами. М.: Экзамен, 2001.
- Гофман А. Б. Крозье М. // Учебный социологический словарь с английскими и испанскими эквивалентами. М.: Экзамен, 2001.
- Гофман А. Б. Ле Пле Ф. // Учебный социологический словарь с английскими и испанскими эквивалентами. М.: Экзамен, 2001.
- Гофман А. Б. Лебон Г. // Учебный социологический словарь с английскими и испанскими эквивалентами. М.: Экзамен, 2001.
- Гофман А. Б. Моды социология. // Учебный социологический словарь с английскими и испанскими эквивалентами. М.: Экзамен, 2001.
- Гофман А. Б. Мосс М. // Учебный социологический словарь с английскими и испанскими эквивалентами. М.: Экзамен, 2001.
- Гофман А. Б. Расово-антропологическая школа. // Учебный социологический словарь с английскими и испанскими эквивалентами. М.: Экзамен, 2001.
- Гофман А. Б. Самнер У. Г. // Учебный социологический словарь с английскими и испанскими эквивалентами. М.: Экзамен, 2001.
- Гофман А. Б. Смолл А. В. Солидарность социальная. // Учебный социологический словарь с английскими и испанскими эквивалентами. М.: Экзамен, 2001.
- Гофман А. Б. Стетзель Ж. // Учебный социологический словарь с английскими и испанскими эквивалентами. М.: Экзамен, 2001.
- Гофман А. Б. Тард Г. // Учебный социологический словарь с английскими и испанскими эквивалентами. М.: Экзамен, 2001.
- Социологическая энциклопедия
- Гофман А. Б. Вормс, Рене // Социологическая энциклопедия: В 2 т. Т. 1: А-М. М.: Мысль, 2003.
- Гофман А. Б. Гумплович, Людвиг // Социологическая энциклопедия: В 2 т. Т. 1: А-М. М .: Мысль, 2003.
- Гофман А. Б. Гурвич, Георгий Давидович // Социологическая энциклопедия: В 2 т. Т. 1: А-М. М.: Мысль, 2003.
- Гофман А. Б. Дюркгейм Э. // Социологическая энциклопедия: В 2 т. Т. 1: А-М. М.: Мысль, 2003.
- Гофман А. Б. Дюркгеймовская социологическая школа. // Социологическая энциклопедия: В 2 т. Т. 1: А-М. М.: Мысль, 2003.
- Гофман А. Б. Ле Пле Ф. // Социологическая энциклопедия: В 2 т. Т. 1: А-М. М.: Мысль, 2003.
- Гофман А. Б. Подражание. // Социологическая энциклопедия: В 2 т. Т. 2: Н-Я. М.: Мысль, 2003.
- Гофман А. Б. Смолл А. В. // Социологическая энциклопедия: В 2 т. Т. 2: Н-Я. М.: Мысль, 2003.
- Гофман А. Б. Социологизм. // Социологическая энциклопедия: В 2 т. Т. 2: Н-Я. М.: Мысль, 2003.
- Гофман А. Б. Социология моды. // Социологическая энциклопедия: В 2 т. Т. 2: Н-Я. М.: Мысль, 2003.
- Гофман А. Б. Тард Г. // Социологическая энциклопедия: В 2 т. Т. 2: Н-Я. М .: Мысль, 2003.
- Гофман А. Б. Тюрго А. Р. Ж. // Социологическая энциклопедия: В 2 т. Т. 2: Н-Я. М.: Мысль, 2003.
- Dictionnaire de la pensée sociologique
- Gofman A. B. Kistiakovski Bogdan, Fiodor Alexandrovitch, in: Dictionnaire de la pensée sociologique. P. : Presses Universitaires de France, 2005.
- Gofman A. B. Kovalevsky Maxime Maximovitch, in: Dictionnaire de la pensée sociologique. P. : Presses Universitaires de France, 2005.
- Gofman A. B. Kropotkin Piotr Alexeievitch, in: Dictionnaire de la pensée sociologique. P. : Presses Universitaires de France, 2005.
- Gofman A. B. Metchnicoff Lev Ilitch, in: Dictionnaire de la pensée sociologique. P. : Presses Universitaires de France, 2005.
- Gofman A. B. Novikov Yakov Alexandrovitch, in: Dictionnaire de la pensée sociologique. P. : Presses Universitaires de France, 2005.
- Gofman A. B. Roberty Eugène de, in: Dictionnaire de la pensée sociologique. P. : Presses Universitaires de France, 2005.
- Философский словарь
- Гофман А. Б. Мосс, Марсель // Философский словарь. / Под ред. А. А. Ивина. М.: Гардарики, 2004.
- Большая российская энциклопедия
- Гофман А. Б. Бугле, Селестен // Большая российская энциклопедия. — М.: Большая Российская энциклопедия, 2006. — Т. 4. — С. 288.
- Гофман А. Б. Гобино, Жозеф-Артюр // Большая российская энциклопедия. — М.: Большая Российская энциклопедия, 2007. — Т. 7: Гермафродит — Григорьев. — С. 282.
- Гофман А. Б. Гурвич, Георгий Давыдович // Большая российская энциклопедия. — М.: Большая Российская энциклопедия, 2007. — Т. 8: Григорьев — Динамика. — С. 166-167.
- Гофман А. Б. Де-Роберти, Евгений Валентинович // Большая российская энциклопедия. — М.: Большая Российская энциклопедия, 2007. — Т. 8: Григорьев — Динамика. — С. 570.
- Гофман А. Б. Дюркгейм, Эмиль // Большая российская энциклопедия. — М.: Большая Российская энциклопедия, 2007. — Т. 9: Динамика атмосферы — Железнодорожный узел. — С. 491-492.
- Гофман А. Б., Гловели Г. Д. Маркс, Карл // Большая российская энциклопедия. — М.: Большая Российская энциклопедия, 2011. — Т. 19: Маниковский - Меотида. — С. 168-169.
- Гофман А. Б. Мода // Большая российская энциклопедия. — М.: Большая Российская энциклопедия, 2011. — Т. 20: Меотская археологическая культура - Монголо-татарское нашествие. — С. 572.
- Гофман А. Б. Мода // Большая российская энциклопедия. — М.: Большая Российская энциклопедия, 2013. — Т. 21. — С. 121.
- Гофман А. Б. Морен, Эдгар // Большая российская энциклопедия. — М.: Большая Российская энциклопедия, 2013. — Т. 21. — С. 121.
- Гофман А. Б. Мосс, Марсель // Большая российская энциклопедия. — М.: Большая Российская энциклопедия, 2013. — Т. 21. — С. 319-320.
- Гофман А. Б. Неравенство социальное // Большая российская энциклопедия / Под общ. ред.: Ю. Осипов. — М.: Большая Российская энциклопедия, 2013. — Т. 22. — С. 485-485.
- Гофман А. Б. Общество // Большая российская энциклопедия. — М.: Большая Российская энциклопедия, 2011. — Т. 23. — С. 563-565.
- Культурология. Энциклопедия
- Гофман А. Б. Дюркгейм, Эмиль // Культурология. Энциклопедия. В 2-х томах / Центр гуманитарных научно-информационных исследований Института научной информации по общественным наукам Российской академии наук. — М.: РОССПЭН, 2007. — Т. 1:А-М. — С. 618-619.
- Гофман А. Б. Мода // Культурология. Энциклопедия. В 2-х томах / Центр гуманитарных научно-информационных исследований Института научной информации по общественным наукам Российской академии наук. — М.: РОССПЭН, 2007. — Т. 1:А-М. — С. 1346-1347.
- Гофман А. Б. Традиция // Культурология. Энциклопедия. В 2-х томах / Центр гуманитарных научно-информационных исследований Института научной информации по общественным наукам Российской академии наук. — М.: РОССПЭН, 2007. — Т. 2:Н-Я. — С. 721.
- Философы Франции. Словарь
- Гофман А. Б. Гобино, Жозеф-Артюр // Философы Франции. Словарь / Под общ. ред.: И. И. Блауберг. — М.: Гардарики, 2008.
- Гофман А. Б. Дюркгейм, Эмиль // Философы Франции. Словарь / Под общ. ред.: И. И. Блауберг. — М.: Гардарики, 2008. — С. 117-120.
- Гофман А. Б. Мосс, Марсель // Философы Франции. Словарь / Под общ. ред.: И. И. Блауберг. — М.: Гардарики, 2008. — С. 229-231.
- Гофман А. Б. Симиан, Франсуа // Философы Франции. Словарь / Под общ. ред.: И. И. Блауберг. — М.: Гардарики, 2008. — С. 278-278.
- Социологический словарь
- Гофман А. Б. Расово-антропологическая школа. // Социологический словарь. М. : ИНФРА-М, 2010.
- Гофман А. Б. Социологизм // Социологический словарь. М. : ИНФРА-М, 2010.
Статьи в журналах и сборниках
- на русском языке
- Гофман А. Б. О философско-социологической концепции религии Э.Дюркгейма // ХХI Герценовские чтения: Научный атеизм, этика, эстетика. — Тезисы доклада. Л.: ЛГПИ имени А. И. Герцена, 1968.
- Гофман А. Б. «Социологизм» как концепция: Эмиль Дюркгейм // Историко-философский сборник. М.: Изд. МГУ, 1972.
- Гофман А. Б., Левкович В. П. Обычай как форма социальной регуляции. // "Советская этнография". — 1973. — № 1. (Венг. перевод в сб.: Наука, общество, искусство. Советские социологические исследования. Будапешт, изд-во "Гондо-лат", 1978. Tudomany – közösseg – müvészet. Szovjet szociol ó giai tanulm á nyok (Наука – общество – искусство. Советские социологические исследования). Budapest: Gondolat, 1978.)
- Гофман А. Б., Митина С. М., Эфиров С. А. Французская буржуазная социология после второй мировой войны // Состояние современной буржуазной социологии в США, Великобритании, Франции, ФРГ. Материалы к У III Всемирному социологическому конгрессу. Аналитический обзор. М.: Изд. ИСИ АН СССР, 1974.
- Гофман А. Б. Проблема молодежи в современной буржуазной социологии // Материалы к У III Всемирному социологическому конгрессу. Вып. 5. М .: Изд. ИСИ АН СССР, 1974.
- Гофман А. Б. Религия в философско-социологической концепции Э.Дюркгейма // Социологические исследования. — 1975. — № 4.
- Гофман А. Б. Социологические концепции Марселя Мосса // Концепции зарубежной этнологии. Критические этюды. — М.: Наука, 1976.
- Гофман А. Б. Три аспекта потребностей в бытовых изделиях. // Проблемы ассортимента бытовых изделий (Труды ВНИИТЭ. Техническая эстетика, вып.14). М., 1977.
- Гофман А. Б. Социология во Франции // Социология и современность. Т. 2. М.: Наука, 1977. (Пер. на чешский яз.: Praha: Svoboda, 1982.)
- Гофман А. Б. Элитизм и расизм: критика философско-исторических воззрений Ф. де Гобино // Расы и народы. Вып. 7. М .: Наука, 1977. (Пер. на англ., франц., испанск., португальск. в сб.: «Против расизма и колониализма. М.: Наука, 1977.)
- Гофман А. Б. Проблема метода в социологии «диалектического гиперэмпиризма» // Критика современной буржуазной социологии. Сб. докладов на Всесоюзном совещании по критике современной буржуазной социологии 15-16 декабря 1975 г . М.: Изд. Сов. Социол. Ассоциации и ИСИ АН СССР, 1977.
- Гофман А. Б. «Диалектическая» социология Ж. Гурвича // Критика современной буржузной теоретической социологии. М.: Наука, 1977. (Пер. на чешск.: Praha: Svoboda, 1982.)
- Гофман А. Б. Э.Дюркгейм в современной западной социологии религии // Социология религии. М.: ИНИОН АН СССР, 1978.
- Гофман А. Б. Выступление на заседании «круглого стола» по вопросам терминологии в дизайне // Техническая эстетика. М., 1979. № 2.
- Гофман А. Б., Ковалев А. Д. Натурализм в социологии Х I Х – начала ХХ вв. // История буржуазной социологии Х I Х – начала ХХ века. / Под ред. И. С. Кона. М.: Наука, 1979. (Пер. на чешск.: Praha : Svoboda, 1982.)
- Гофман А. Б. Потребности в вещах: ориентир для проектирования или объект регулирования? // Техническая эстетика. — 1979. — № 10. (Перевод на болг. яз. в журнале "дизайн". София, 1980)
- Гофман А. Б. Социально-психологические проблемы дизайна. // Методологические вопросы исследования.спроса и предложения. Материалы Всесоюзной конференции. М.: ИМЭМО АН СССР, 1979.
- Гофман А. Б. О функциях вещной среды. // Предметная среда жилища и потребности человека. М., ВНИИТЭ, 1979.
- Гофман А. Б. Социология для дизайна. // Теоретические проблемы дизайна. Методологические аспекты социологических и историко-культурных исследований. М., ВНИИТЭ, 1979.
- Гофман А. Б. Ценности в структуре моды. // "Социологические исследования". — 1980. — № 4.
- Гофман А. Б. Ценностные компоненты моды. // Социальные и художественно-конструкторские проблемы формирования предметной среды жилища. (Труды ВНИИТЭ. Техническая эстетика, вып.27). М., 1980,
- Гофман А. Б. Пути социально-психологического изучения потребителя. // "Техническая эстетика", 1980, ,й 12.
- Гофман А. Б. Границы сопоставимости моды и стиля. // Проблемы формализации средств художественной выразительности. Стиль, фирменный стиль, стайлинг, мода. М. ВНИИТЭ, 1980.
- Гофман А. Б. Эстетические ценности и модные инновации. // Проблемы формирования эстетической ценности. (Труды ВНИИТЭ. Техническая эстетика, вып. 30). М., 1981.
- Гофман А. Б. Социально-психологические аспекты потребления и ассортимент бытовых изделий. // Всесоюзная научная конференция "Пути повышения эффективности изучения спроса населения на товары народного потребления". -Тезисы докладов. Часть П. Проблемы совершенствования организации изучения спроса. М., Минторг СССР-ВНИИКС, 1981.
- Гофман А. Б. Обновление предметной среды жилища и проблема модных циклов. // Проблемы функционирования бытовых изделий в пространственно-планировочной структуре квартиры. (Труды ВНИИТЭ. Техническая эстетика, вып. 32). М., 1981.
- Гофман А. Б. Дизайн как проектная деятельность, направленная на удовлетворение потребностей человека // Дизайн в системе культуры. М.: ВНИИТЭ, 1982.
- Гофман А. Б. Понятие функции в социологии и дизайне // Функция вещи как предмет исследования в дизайне (Труды ВНИИТЭ. Техническая эстетика. Вып. 39). М.: ВНИИТЭ, 1982.
- Гофман А. Б. Дизайн и мода // Техническая эстетика. М., 1983. № 6.
- Гофман А. Б. Личное подсобное хозяйство в структуре сельского образа жизни // Проблемы оборудования жилищно-хозяйственного комплекса с приусадебным участком (Труды ВНИИТЭ. Техническая эстетика. Вып. 42). М.: ВНИИТЭ, 1983.
- Гофман А. Б. Исследование нововведений и формирование ассортимента изделий для личного подсобного хозяйства // Проблемы формирования номенклатуры и ассортимента изделий для личного подсобного хозяйства. Материалы конференций, совещаний. М.: ВНИИТЭ, 1983.
- Гофман А. Б. К проблеме специфики эстетической ценности в эстетике и дизайне // Проблемы формирования эстетической ценности и эстетическая оценка (Труды ВНИИТЭ. Техническая эстетика. Вып. 43). М.: ВНИИТЭ, 1983.
- Гофман А. Б., Данилович Н. Н., Любимова Г. Н., Попова Н. В.,Семенов Ю. К., Суслова Т. А. Дизайн в бытовой электротехнике и проектирование изделий. Методические рекомендации. М.: Минэлектротехпром, 1983.
- Гофман А. Б. Изделия для личного подсобного хозяйства и сельского жилища. Предпосылки и принципы формирования номенклатуры. Раздел 1. Социальные аспекты формирования номенклатуры изделий для ЛПХ в отраслях промышленности. Методические рекомендации. М.: ВНИИТЭ, 1984.
- Гофман А. Б. Формирование ассортимента изделий культурно-бытового и хозяйственного назначения. Проектно-типологический подход. Методические материалы. Разделы 1.2, 1.3. М.: ВНИИТЭ, 1984.
- Гофман А. Б. О природе «престижного потребления» // Жилая предметная среда и социалистический образ жизни. М.: ВНИИТЭ, 1986.
- Гофман А. Б. Что такое «престижное потребление»? // Техническая эстетика. М., 1986, №8.
- Гофман А. Б. Мода и бытовая предметная среда (Обзор материалов конференции) // Техническая эстетика. М., 1986. № 11.
- Гофман А. Б. Дизайн в бытовой электротехнике. Бытовые светильники. Рекомендации по проектированию. Методическое пособие. (В соавт. с Г. Н. Любимовой, Ю. К. Семёновым и др.). М.: Минэлектротехпром, 1987. 3
- Гофман А. Б. Массовая культура, мода и дизайн // Бытовые потребности и жилая предметная среда (Труды ВНИИТЭ. Техническая эстетика. Вып.53). М.: ВНИИТЭ, 1987.
- Гофман А. Б. Экспансия молодёжного стиля // Техническая эстетика. М., 1988, №10.
- Гофман А. Б. Социально-психологические проблемы потребления и дизайн бытовых изделий // Психологический журнал. М., 1988, №2.
- Гофман А. Б. Мода и социальные группы // Социологические исследования в дизайне (Труды ВНИИТЭ. Техническая эстетика. Вып. 54). М.: ВНИИТЭ, 1988.
- Гофман А. Б. Исследование потребностей и формирование ассортимента товаров народного потребления // Пути совершенствования социалистического образа жизни в период перестройки. Тезисы Всесоюзной научно-практической конференции (Кишинев, 24-27 октября 1988 г .). М., 1988.
- Гофман А. Б. Мода: равенство и неравенство // Техническая эстетика. М., 1988. — № 2.
- Гофман А. Б. Мода как коммуникативный процесс // Поведение человека и животных: сходства и различия. Пущино: ИЭМЭЖ АН СССР, 1989.
- Гофман А. Б. Очередь как институт // В человеческом измерении. М.: Прогресс, 1989.
- Гофман А. Б. Три урока западной рекламы, Или размышления о том, что пишут западные исследователи о причинах удач и просчетов рекламы // Техническая эстетика. М., 1989. — № 10.
- Гофман А. Б. Обновление предметной среды и проблема модных циклов // Техническая эстетика. М., 1990. — № 4.
- Гофман А. Б. Дилеммы подлинные и мнимые, или о культуре массовой и немассовой // Социологические исследования. М., 1990. — № 8.
- Гофман А. Б. Э. Дюркгейм о ценностях и идеалах. Вступительная заметка. Перевод с франц. статьи: Дюркгейм Э. Ценностные и «реальные» суждения // Социологические исследования. М., 1991. — № 2.
- Гофман А. Б. О необычайном расцвете одного социального института: всеобщее воспитательное право // Рубеж. Альманах социальных идей. №1. Сыктывкар: Изд. Сыктывкарского ун-та, 1991.
- Гофман А. Б. Мода и обычай // Рубеж. Альманах социальных идей. № 3. Сыктывкар: Изд. Сыктывкарского ун-та, 1992.
- Гофман А. Б. Марсель Мосс: за единство наук о человеке // Человек. — 1993. — № 2.
- Гофман А. Б. Становление французской социологической школы: Э. Дюркгейм // Очерки по истории теоретической социологии ХIХ – начала ХХ вв. М.: Наука, 1994.
- Гофман А. Б. Социология во Франции 20-60-х годов // Очерки по истории теоретической социологии ХХ столетия. М.: Наука, 1994.
- Гофман А. Б. Сто лет спустя: коллоквиум, посвященный Дюркгейму // Социологические исследования. — 1995. — № 11.
- Гофман А. Б. Знание методологическое и знание предметное. Выступление в дискуссии «Историк в поисках метода» // Одиссей. Человек в истории. М.: Coda, 1996.
- Гофман А. Б. Марсель Мосс сегодня: конференция в Оксфорде // Социологические исследования. — 1997. — № 3.
- Гофман А. Б. Формы социологического редукционизма // История теоретической социологии в 4-х томах. Т. 1. М.: Канон, 1997.
- Гофман А. Б. Становление французской социологической школы: Э.Дюркгейм // История теоретической социологии в 4-х томах. Т. 1. М.: Канон, 1997.
- Гофман А. Б. Социологические концепции Карла Маркса // История теоретической социологии в 5-ти томах. Т.2. М.: Магистр, 1997.
- Гофман А. Б. Идея социального роста. Классика и современность // Социокультурная динамика в период становления постиндустриального общества. Закономерности, противоречия, приоритеты. Материалы к III Международной Кондратьевской конференции, Кострома, 19-21 мая 1998 г . М.: Международный Фонд Н.Д.Кондратьева, 1998.
- Гофман А. Б. Столетие книги Эмиля Дюркгейма «Самоубийство» // Социологические исследования. — 1998. — №
- Гофман А. Б. Социология Вильфредо Парето (Разумен ли Homo sapiens? ) // История теоретической социологии в 4-х томах. Т. 2. М.: Канон, 1998.
- Гофман А. Б. Социология во Франции 20-60-х годов // История теоретической социологии в 4-х томах. Т. 3. М.: Канон, 1998.
- Гофман А. Б. Два подхода к оценке большевизма: Марсель Мосс и Николай Бердяев // Социологические исследования. — 1998. — № 2. (Переизд. в расширенном варианте в сб.: Новое и старое в теоретической социологии. Кн.1. М.: Институт социологии РАН, 1999.)
- Гофман А. Б. От «малого» общества к «большому»: классические теории социального роста и их современное значение // Рубеж. Альманах социальных идей. Вып. 10. Сыктывкар: Изд. Сыктывкарского ун-та, 1998. (Переизд. в: Новое и старое в теоретической социологии. Кн.1. М.: Институт социологии РАН, 1999.)
- Гофман А. Б. От классика к классику: Дюркгейм и ранний Сорокин // Питирим Сорокин и социокультурные тенденции нашего времени. — М.; СПб: Изд. СПбГУП, 1999.
- Гофман А. Б. Предисловие // Кола Д. Политическая социология. М.: Весь мир; Инфра-М, 2001.
- Гофман А. Б. О социологии Монтескье: от старых интерпретаций к новым // Новое и старое в теоретической социологии. Кн.2. М.: Институт социологии РАН, 2001.
- Гофман А. Б. Глобализация и перспективы российской социологии: взгляд изнутри // Глобализация и постсоветское общество. М.: Центр социологического образования; Изд. ООО «Стови», 2001.
- Гофман А. Б. Социология и гражданская религия в современной России // Социология и современная Россия. М.: ГУ – Высшая школа экономики, 2003
- Гофман А. Б. От какого наследства мы не отказываемся? Традиции и инновации в постсоветской России // Тезисы докладов и выступлений на II Всероссийском социологическом конгрессе «Российское общество и социология в ХХ I веке: социальные вызовы и альтернативы. Т. 1. М.: Альфа-М, 2003. С.556-558. (Переизд. в: Россия реформирующаяся. Ежегодник – 2004. М.: Институт социологии РАН, 2004.)
- Гофман А. Б. Социология как мировоззрение // Российская социология в 2004 году. Под ред. А. Г. Здравомыслова. М.: Сообщество профессиональных социологов, 2004.
- Гофман А. Б. Мартовские тезисы о социологии равенства и неравенства // Социологические исследования. — 2004. — № 7.
- Гофман А. Б. Существует ли общество? От психологического редукционизма к эпифеноменализму в интерпретации социальной реальности // Социологические исследования. – 2005. – № 1.
- Гофман А. Б. Конгресс в Туре // Социологические исследования. — 2005. — № 2.
- Гофман А. Б. Постоянная и вездесущая. Несколько несистематизированных извлечений из систематической теории моды // Современность / Post. Альманах социокультурных исследований. №1. М.: ГУ–ВШЭ, 2006.
- Гофман А. Б. Дилемма «холизм – индивидуализм» как теоретическое недоразумение // Социальная жизнь России: теории и практики. Материалы Х II Социологических чтений РГСУ, 1-4 февраля 2005 г. Т.1. М.: РГСУ, 2006.
- Гофман А. Б. Теоретическая социология в России: возможности и перспективы развития. Выступление в дискуссии // Личность. Культура. Общество. М., 2007. Т.IХ. Вып.4.
- Гофман А. Б. Традиция, социальная связь и социальная память в трактовке Марселя Мосса и Мориса Хальбвакса // Личность. Культура. Общество. М., 2007. Т.IХ. Спецвыпуск 2 (38).
- Гофман А. Б. Культура предупредительного поведения в большом городе: Опыт видеонаблюдения пассажиров у дверей метро Будапешта, Москвы, Нижнего Новгорода и Санкт-Петербурга // Социологический журнал. 2007. С. 138-148.
- Гофман А. Б. Проблематика традиции в творчестве Эмиля Дюркгейма // Социологический журнал. 2007. № 4.
- Гофман А. Б. От какого наследства мы не отказываемся? Социокультурные традиции и инновации в России на рубеже ХХ-ХХI веков. // Традиции и инновации в современной России. Социологический анализ взаимодействия и динамики. Под ред. А. Б. Гофмана. – М.: РОССПЭН, 2008.
- Гофман А. Б. Теории традиции в социологической традиции: от Монтескье и Бёрка до Вебера и Хальбвакса. // Традиции и инновации в современной России. Социологический анализ взаимодействия и динамики. Под ред. А. Б. Гофмана. – М.: РОССПЭН, 2008.
- Гофман А. Б. Традиции и инновации в постсоветской России. Культурные особенности, взаимодействие, динамика // Вестник РГНФ, 2008. № 4. С. 104-111
- Гофман А. Б. Социология традиции и современная Россия // Россия реформирующаяся. Ежегодник. Вып.7., 2008. Отв. ред. М. К. Горшков. М.: Институт социологии РАН, 2008. С. 334-352.
- Гофман А. Б. Традиционное или рациональное? Интерпретация традиции в творчестве Макса Вебера // Социологические исследования, 2008. № 4. С. 120-128
- Гофман А. Б. Предисловие // В кн.: Традиции и инновации в современной России. Социологический анализ взаимодействия и динамики / Отв. ред.: А. Б. Гофман. М.: РОССПЭН, 2008. С. 5-6.
- Гофман А. Б. Ядов глазами питерского студента 1960-х. Несколько мемуарных заметок // Vivat, Ядов! К 80-летнему юбилею: сборник. М.: Новый хронограф, 2009. С. 169-169.
- Гофман А. Б. Юрий Резник – организатор науки // Личность. Культура. Общество. 2009. Т. 11. № 50 (3). С. 606-608.
- Гофман А. Б. Социология и гражданская религия в России // Гражданское общество: теория и практика. Ежегодник. 2008-2009 Вып. 2-3. Чебоксары : ЧГПУ имени И. Я. Яковлева, 2009. С. 90-107.
- Гофман А. Б. От советского к постсоветскому: старое вино в новых мехах // Знание — сила. 2009. № 4. С. 32-37.
- Гофман А. Б. Социальное – социокультурное – культурное: Историко-социологические заметки о соотношении понятий «общество» и «культура» // Социологический ежегодник 2010 / Под общ. ред.: Н. Е. Покровский, Д. В. Ефременко. Вып. 2. М. : ИНИОН РАН, 2010. С. 128-136.
- Гофман А. Б. Международная конференция в Оксфорде // Социологические исследования. 2009. № 4
- Гофман А. Б. Мода, наука, мировоззрение. О теоретической социологии в России и за её пределами // Социологический ежегодник 2009 / Сост.: Д. В. Ефременко, Н. Е. Покровский; под общ. ред.: Д. В. Ефременко, Н. Е. Покровский. Вып. 1. ИНИОН РАН, 2009. С. 19-55.
- Гофман А. Б. О российских традициях и модернизациях: прошлое и настоящее // В кн.: Модернизация экономики и глобализация: В 3 кн. Кн. 2 / Отв. ред.: Е. Г. Ясин. Кн. 2. М. : Издательский дом ГУ-ВШЭ, 2009. С. 401-409.
- Гофман А. Б. О Леваде. Мемуарные заметки // Воспоминания и дискуссии о Юрии Александровиче Леваде / Сост.: Т. В. Левада. М.: Карпов Е.В., 2010. С. 92-101.
- Гофман А. Б. В поисках утраченной идентичности: традиции, традиционализм и национальная идентичность // Вопросы социальной теории. 2010. Т. IV. С. 241-254.
- Гофман А. Б. Светлой памяти учителя // Социологические исследования. — 2011. — № 9.
- Гофман А. Б. Рационализм, либерализм и традиция: Карл Поппер и Фридрих Хайек // В кн.: Давыдовские чтения. Исторические горизонты теоретической социологии. Сборник научных докладов симпозиума, 13-14 октября 2011 г. / Под общ. ред.: И. Ф. Девятко, Н. Орлова. М.: Институт социологии РАН, 2011. С. 165-180.
- Гофман А. Б. Лас-Вегас как центр социологической мысли: заметки российского участника ежегодного собрания американской социологической ассоциации 2011 г. // Социологический ежегодник. 2011. № 2011. С. 173-179.
- Гофман А. Б. Социальная солидарность: пробуждение социологической идеи // Социология и общество: глобальные вызовы и региональное развитие: Материалы IV Очередного Всероссийского социологического конгресса. М.: РОС, 2012. С. 32-39.
- Гофман А. Б. Пятнадцать тезисов в защиту идеи модернизации // Россия реформирующаяся: Ежегодник – 2012 Вып. 11. М.: Новый хронограф, 2012. С. 27-35.
- Гофман А. Б. Лас-Вегас как центр социологической мысли. Заметки российского участника ежегодного собрания Американской социологической ассоциации 2011 г. // Социологический ежегодник. 2012. С. 173-179.
- Гофман А. Б. Учителя // Поколения ВШЭ. Учителя об учителях. М.: Издательский дом НИУ ВШЭ, 2013. С. 260-268.
- Гофман А. Б. Солидарность или правила, Дюркгейм или Хайек? О двух формах социальной интеграции // В кн.: Социологический ежегодник, 2012: Сб. науч. тр. / Сост.: Д. В. Ефременко; под общ. ред.: Н. Е. Покровский; науч. ред.: Н. Е. Покровский. М.: ИНИОН РАН, 2013. С. 97-167.
- Гофман А. Б. Дюркгейм сегодня // Социологический ежегодник, 2012: Сб. науч. тр. / Сост.: Д. В. Ефременко; под общ. ред.: Н. Е. Покровский; науч. ред.: Н. Е. Покровский. М. : ИНИОН РАН, 2013. С. 280-285.
- Гофман А. Б. О модах в современной теоретической социологии // Социологические исследования. — 2013. — № 10. — С. 21-28.
- Гофман А. Б. Солидарность или правила, Дюркгейм или Хайек? О двух формах социальной интеграции. // В кн.: Социальная солидарность и альтруизм: Социологическая традиция и современные междисциплинарные исследования. М.: ИНИОН РАН, 2014. С. 16-100.
- Гофман А. Б. Письма классиков: значение эпистолярного жанра в истории социологии // Вторые Давыдовские чтения. Сборник научных докладов симпозиума, 09-10 октября 2014 г. / Под общ. ред.: И. Ф. Девятко, Н. К. Орлова. М.: Институт социологии РАН, 2014. С. 217-236.
- Гофман А. Б. Социология во Франции и в России: к истокам идейных взаимосвязей // Социологические исследования. - 2014. — № 11. — С. 3-12.
- Гофман А. Б. О концептуальных основаниях изучения социального единства // Социология. Естествознание. Общество. Сборник научных статей и материалов Всероссийской научной конференции «Социология и естествознание: междисциплинарные подходы к изучению социальной реальности» 12-13 декабря 2014 года. / Под ред. Н. Е. Покровский. — М.: Сообщество профессиональных социологов; Вариант, 2014. С.79-82.
- на других языках
- Gofman A. B., Kovalev A. D. Naturalism in Sociology of the Turn of the Century // A History of Classical Sociology. / Ed. by Prof. I. S. Kon. — Moscow: Progress Publishers, 1989.
- Gofman A. B. Note sur les travaux récents concernant l’école durkheimienne en Russie, avec une lettre de Durkheim à Sorokin // Durkheimian Studies/Etudes Durkheimiennes. Vol.2, n.s. Oxford: British Centre for Durkheimian Studies, 1996. P.33-37.
- Gofman A. B. La réception russe des Règles // Durkheim d’un siècle à l’autre. Lectures actuelles des “Règles de la méthode sociologique”. Sous la dir. de Ch.- H. Cuin. Paris: Presses Universitaires de France, 1997. P.83-101.
- Gofman A. B. A vague but suggestive concept: the “total social fact” // Marcel Mauss. A Centenary Tribute. Ed. by W.James and N.J.Allen. New York – Oxford: Berghahn Books, 1998. P.63-70.
- Gofman A. B. Notes sur les publications de Mauss et sur Mauss en Russie // Cahiers Anatole Leroy-Beaulieu. N1. Sous la dir. de D.Colas. Paris: Institut d’Etudes de Paris, 1998.
- Gofman A. B. Durkheim soviétique et postsoviétique // L’Année Sociologique. Vol.49, №1. Paris :Presses Universitaires de France, 1999. P.65-81.
- Gofman A. B. The reception of Suicide in Russia // Durkheim’s Suicide. A century of research and debate. Ed. by W.S.F.Pickering and G.Walford. London and New York: Routledge, 2000. P.126-132.
- Gofman A. B. From Classic to Classic: Durkheim and Early Sorokin // Return of Pitirim Sorokin. Ed. by S. Kravchenko and N. Pokrovsky. Moscow: International Kondratieff Foundation; American University in Moscow, 2001.
- Gofman A. B. What heritage do we not reject? Traditions and innovations in post-soviet Russia // Russian Sociology about Russian Society. Ed. by V. Mansurov. Moscow: Russian Society of Sociologists, 2003. P.3-4.
- Gofman A. B. La société existe-t-elle ? Du réductionnisme psychologique à l’épiphénomènisme dans l’interprétation de la réalité sociale // L’individu social. Autres réalités, autre sociologie. XYIIe Congrès International des sociologues de langue française. Tours, 5-9 juillet 2004. Résumés. Tours, 2004. P.194.
- Gofman A. B. Les Eternels retours. Notes sur les cycles de mode // Revue européenne des sciences sociales. T.XLII. Genève – Paris, 2004. № 129. P. 135-144.
- Gofman A. B. Lettre à Paul Desjardins / A. Gofman // De Pontigny à Cerisy : Des lieux pour « penser avec ensemble » / Coord. par S. Allemand, E. Heurgon, C. Paulhan. - Paris : Hermann Editeurs, 2011. - P. 290-293.
- Gofman A. B. The Russian Career of Durkheim's Sociology of Religion and Les Formes Élémentaires: Contribution to a Study // Durkheimian Studies/Etudes Durkheimiennes. 2013. Vol. 19. No. 1. P. 101-124.
- Gofman A. B. Chapter 3. Durkheim’s Theory of Social Solidarity and Social Rules, in: The Palgrave Handbook of Altruism, Morality, and Social Solidarity: Formulating a Field of Study. NY: Palgrave Macmillan, 2014. Ch. 3. P. 45-70.
Рецензии
- Гофман А. Б. Саморазрушение культуры. Рецензия на книгу "Неомарксизм и проблемы социологии культуры". // "Вопросы литературы". — 1982. — № 1.
Переводы
- Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. / Пер. с франц., общ. ред., послесл. А. Б. Гофмана. — М.: Наука, 1991.
- Бергсон А. Два источника морали и религии. Пер. с франц., послесловие, комментарии А. Б. Гофмана. – М.: Канон, 1994. 2-е изд. - М.: Книжный Дом "Университет", 2010.
- Дюркгейм Э. Социология. Её предмет, метод, предназначение. Составл., пер. с франц., коммент., послесловие А. Б. Гофмана. – М.: Канон, 1995. 3-е изд. испр. и доп. – М.: ТЕРРА–Книжный клуб, 2008.
- Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. / Пер. с франц. Изд. 2-ое. М.: Канон, 1996
- Мосс М. Техники тела // Человек. 1993. № 2.
- Мосс М. Общества. Обмен. Личность. Труды по социальной антропологии. Составл., пер. с франц., послеслов., коммент. А. Б. Гофмана. – М.: Восточная литература, 1996. 2-е изд. испр. и доп. - М.: Книжный Дом "Университет", 2011.
- Мосс М. Социологическая оценка большевизма / Пер. и примеч. А. Б. Гофмана // Новое и старое в теоретической социологии. Кн.1. — М.: Институт социологии РАН, — С. 314—348.
- Классики социологии. Классические труды по теории общества. CDROM. Университетская библиотека. Изд-во «Директмедиа Паблишинг», 2007.
Научная редакция
- Социология и современная Россия. Сб. статей. / Под ред. А. Б. Гофмана. М.: ГУ – Высшая школа экономики, 2003.
Публицистика
- Гофман А. Б. Похвала очереди, или о социальных функциях упорядоченного ожидания потребительских благ. Социологический этюд // Литературная газета, 1988, 3 августа (№32).
- Гофман А. Б. Что такое социальная солидарность? // Cogita!ru, Россия. 2012. С. 1-5.
Интервью
- Смерть модника. Интервью // Огонёк, № 46 (4774). Ноябрь 2002.
- [www.teleskop-journal.spb.ru/files/dir_1/article_content1218780360130100file.pdf «Социальная реальность… — это сфера свободы».] Интервью Б. Докторова с А. Гофманом // Телескоп: журнал социологических и маркетинговых исследований. СПб, 2007, №2 (62). С.2-13.
- «Я, Вань, такую же хочу». Что такое дресс-код и почему он диктует, кому и что одевать? Интервью // Российская газета – Федеральный выпуск. 15 августа 2007. №177 (4440). С.6.
- Борусяк Л. [www.polit.ru/article/2009/09/23/gofman/ Как в СССР изучали буржуазную социологию. Интервью Александра Гофмана Любови Борусяк] // Полит.ру. — 23.09.2009.
- [polit.ru/article/2010/12/23/gofman/ Зачем нужна социология]// Полит.ру, 23.12.2010
- [polit.ru/article/2010/12/28/gofman/ Что такое социология моды] // Полит.ру, 28.12.2010
- [www.polit.ru/article/2010/06/02/levada/ «Он тянул на себе совершенно невероятную ношу». К 80-летию Юрия Левады.] Рассказывают Наталья Зоркая и Александр Гофман // Полит.ру, 02.06.2010
- Гофман А. Б. О личном отношении к науке (Интервью Ю.М. Резника с профессором А.Б. Гофманом, май-июнь 2009 г.) // Личность. Культура. Общество. 2010. Т. ХII. № 1. С. 394-415.
- «Неторопливый человек». Интервью. Беседа Марины Пугачевой с Александром Бенционовичем Гофманом (об А.Д.Ковалеве) // Социологическое обозрение. 2012. Т. 11. № 1. С. 148-151.
Лекции
- [www.polit.ru/article/2010/11/01/fashion/ Социология моды и мода в социологии] // Полит.ру, 01.11.2010
Напишите отзыв о статье "Гофман, Александр Бенционович"
Примечания
Ссылки
- [www.isras.ru/pers_about.html?id=177 Страница] на сайте Института социологии РАН
- [mgimo.ru/users/document1259.phtml Страница] на сайте МГИМО
- [www.hse.ru/org/persons/63840 Страница] на сайте НИУ ВШЭ
- [postnauka.ru/author/gofman Публикации] на сайте «ПостНаука» и «Цикл лекций (видео+текст): 1) "Автограф. Мода и люди. Новая теория моды и модного поведения. Беседа с социологом моды Александром Гофманом о его книге, посвященной этому сложному явлению". 24.04.2013. 2) "Структура моды". 19.05.2013. 3) "Общество в теории Дюркгейма". 11.08.2013. 4) "Ритуал в теории Дюркгейма". 14.09.2013. 5) "Российская рецепция Дюркгейма". 08.12.2013. »
- [polit.ru/article/2010/12/23/gofman Зачем нужна социология] (выступление на телеканале «Наука 2.0»)
Отрывок, характеризующий Гофман, Александр Бенционович
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.
Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.
После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.
После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.
Старик сначала остановившимися глазами смотрел на сына и ненатурально открыл улыбкой новый недостаток зуба, к которому князь Андрей не мог привыкнуть.
– Какая же подруга, голубчик? А? Уж переговорил! А?
– Батюшка, я не хотел быть судьей, – сказал князь Андрей желчным и жестким тоном, – но вы вызвали меня, и я сказал и всегда скажу, что княжна Марья ни виновата, а виноваты… виновата эта француженка…
– А присудил!.. присудил!.. – сказал старик тихим голосом и, как показалось князю Андрею, с смущением, но потом вдруг он вскочил и закричал: – Вон, вон! Чтоб духу твоего тут не было!..
Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.
– Ну, рассказывай же, – говорил сын. Князь Андрей, не отвечая ему, снял его с колон и пошел из комнаты.
Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежней силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое нибудь дело.
– Ты решительно едешь, Andre? – сказала ему сестра.
– Слава богу, что могу ехать, – сказал князь Андрей, – очень жалею, что ты не можешь.
– Зачем ты это говоришь! – сказала княжна Марья. – Зачем ты это говоришь теперь, когда ты едешь на эту страшную войну и он так стар! M lle Bourienne говорила, что он спрашивал про тебя… – Как только она начала говорить об этом, губы ее задрожали и слезы закапали. Князь Андрей отвернулся от нее и стал ходить по комнате.
– Ах, боже мой! Боже мой! – сказал он. – И как подумаешь, что и кто – какое ничтожество может быть причиной несчастья людей! – сказал он со злобою, испугавшею княжну Марью.
Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие.
– Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать.
– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.
Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор.
– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.
Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Категории:
- Родившиеся 14 августа
- Родившиеся в 1945 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Волгограде
- Кандидаты философских наук
- Доктора социологических наук
- Почётные работники высшего профессионального образования Российской Федерации
- Учёные по алфавиту
- Социологи России
- Выпускники Российского государственного педагогического университета
- Сотрудники Института социологии РАН
- Преподаватели МГИМО
- Ординарные профессора ВШЭ
- Авторы энциклопедий и словарей
- Социологи по алфавиту
