Белорусская автокефальная православная церковь

Белорусская автокефальная православная церковь Беларуская аўтакефальная праваслаўная царква
Основная информация
Основатели	архиепископ Сергий (Охотенко)
Автокефалия	15 июня 1948 года
Признание автокефалии	не признана ни одной поместной православной церковью
Предстоятель в настоящее время	архиепископ Святослав (Логин)
Центр	США США, Нью-Йорк
Резиденция Предстоятеля	США США, Нью-Йорк
Юрисдикция (территория)	Беларусь, Западная Европа, Северная Америка, Австралия
Церковь-мать	Украинская автокефальная православная церковь
Богослужебный язык	белорусский
Численность
Сайт	[www.belapc.org/ www.belapc.org]

Белорусская автокефальная православная церковь — название нескольких неканонических религиозных организаций, объявивших себя автокефальной (то есть независимой) церковью Белоруссии и белорусской диаспоры. C 1944 г. — в эмиграции.

Предстоятель — Его Высокопреосвященство Святослав (Логин), архиепископ Новогрудский.

Главный храм — Кафедральный собор Святого Кирилла Туровского.

На территории Белоруссии существует приход Святой Евфросинии Полоцкой в Минске (настоятель — протоиерей Леонид Акалович).

Предыстория

Традиционно БАПЦ выводит своё происхождение от Новогрудской митрополии, созданной Константинопольским патриархатом (1330) по просьбе великого князя литовского Гедимина, и возглавляемой митрополитом Феофилом. С 1415 по 1418 года ею руководил Григорий (Цамблак), назначенный собором епископов без благословения Константинопольского Патриарха.

Во время наполеоновских войн (1812) архиепископ Могилёвский Варлаам (Шишацкий) присягнул Наполеону, за что был лишён сана и сослан в Новгород-Северский монастырь. По некоторым данным, этот шаг был обусловлен стремлением сохранить спокойствие в епархии, сам Варлаам утверждал, что всегда хранил верность Всероссийскому престола, но, не желая репрессий против монашества, духовенства и паствы епархии, был вынужден присягнуть Наполеону.

Первые попытки провозглашение автономии Белорусской церкви были предприняты в 1923 году, когда в Минске состоялся собор мирян и духовенства под руководством епископа Мелхиседека (Паевского) (1919 — 23 июля 1922, 1926 — 12 июля 1927), на котором владыка Мелхиседек был провозглашен митрополитом и была предпринята попытка создать автономную Белорусскую церковь, независимую в управлении от Московского патриархата, что не получило одобрения Русской православной церкви.

Советское руководство отнеслось отрицательно к созданию отдельной Белорусской церкви. Гонения на Церковь усиливались и закончились в 1938 году, когда Церковь была окончательно уничтожена.

После оккупации Белоруссии нацистской Германией, оккупационная администрация и коллаборационистские формирования стали оказывать давление на епископат Белорусской митрополии Русской православной церкви во главе с митрополитом Пантелеимоном, требуя провозгласить автокефалию и провести белоруссизацию церкви: уволить русских священников, вести проповедь на белорусском языке, перестать поминать митрополита Сергия (Страгородского) и т. д.

Архиерейский собор в лице митрополита Пантелеимона и епископа Венедикта под давлением постановил принять условия немцев, однако отложить провозглашение автокефалии до её признания Московским Патриархатом. Отказ Собора от немедленного провозглашения автокефалии вызвал усиление давления на белорусскую митрополию. В конце-концов за продолжающееся сопротивление в мае 1942 года Генеральный комиссариат Белоруссии отстранил митрополита Пантелеймона от церковной власти и сослал его в монастырь.

В 1942 году немецкие власти заставили оставшийся епископат провести Всебелорусский церковный собор. Несмотря на давление как оккупационных властей, так и коллаборационистов, съезд, принявший Статут «Белорусской Автокефальной Православной Национальной Церкви», внёс в него следующее положение: Каноническое объявление автокефалии наступит после признания её всеми автокефальными церквами. Таким образом, формального провозглашения автокефалии на съезде не было, а признания другими церквами не последовало.

Иерархия Белорусской православной церкви во главе с архиепископом Филофеем (Нарко), которой автокефалия была навязана насильно, за неё не держалась и в эмиграции, в мае 1946 года влилась в состав Русской Православной Церкви заграницей.

Создание

Среди белорусской эмиграции нашлись и активные сторонники автокефалии, которые обратились за помощью к неканонической Украинской автокефальной православной церкви с просьбой создать для них Белорусскую автокефальную православную церковь. Глава УАПЦ Поликарп (Сикорский) благословил епископа Сергия (Охотенко) принять их под свой омофор.

5 июня 1948 года в городе Констанце был проведён собор, объявивший о создании Белорусской автокефальной православной церкви и избравший её архиепископом Сергия (Охотенко).

В 1949 году епископом БАПЦ был избран мирянин, незадолго до избрания принявший монашеский сан, Василь (Тамащук), который стал секретарём БАПЦ. После разрешения выезда белорусских эмигрантов из Германии архиепископ Сергей выехал в Австралию, а епископ Василь — в США. В 1968 году были рукоположены ещё два епископа БАПЦ.

В конце 1960-х — начале 1970-х несколько приходов БАПЦ перешли в Американскую архиепископию Константинопольского Патриархата. Из них в 1971 году был создан Белорусский совет православных церквей в Северной Америке.

В 1972 году после смерти архиепископа Сергия (который умер под анафемой Константинопольского Патриарха) первоиерархом БАПЦ был выбран епископ Андрей (Крыт), которому был присвоен титул митрополита.

В 1973 году БАПЦ разделилась на две епархии — Американо-Австралийскую и Канадско-Европейскую. В 1980 году в среде иерархии БАПЦ начались внутренние конфликты, которые привели после смерти митрополита Андрея в 1983 году к расколу на две группы, каждая из которых избрала собственного митрополита. Под руководством мирополита Изяслава (Бруцкого) оказались 3 прихода в Англии, 2 в Австралии и 1 в США, а под руководством митрополита Николая (Мацукевича), которого предал анафеме Собор епископов БАПЦ (группировки Изяслава) — 5 приходов в США, один в Канаде и один в Австралии.

БАПЦ после 1991 года

После 1991 года начали предприниматься попытки перенести деятельность БАПЦ на территорию Белоруссии, не имевшие, однако, успеха. Единственной попыткой построить здание БАПЦ в Белоруссии была осуществена в 2002 году в посёлке Пограничный Гродненской области Иваном Спасюком — бывшим священником РПЦ, изверженным из сана и объявившим себя главой БАПЦ в Белоруссии (однако, сама БАПЦ его не признаёт). Недостроенное здание было вскоре демонтировано по решению Гродненского облисполкома за нарушение условий строительства. Иван Спасюк организовывает затем свою Белорусскую народную церковь и входит с ней во Всемирный Американский Патриархат — ещё одну белорусскую церковь, в которую принимают и рукополагают в епископов и патриархов всех желающих. Там же, вероятно, получил титул патриарха и глава созданной в начале 1990-х годов Белорусской народной автокефальной православной церкви (БНАПЦ), не признаваемой БАПЦ, Пётр Гуща, привлекавшийся к уголовной ответственности по обвинению в растлении малолетних, но осуждённый за злостное хулиганство. После суда эмигрировал из Белоруссии. В дальнейшем, эта организации также стала называть себя «БАПЦ».

Периодически на оппозиционных митингах в Минске перед телекамерами появляются неизвестные люди, одетые в одежду православных священников, которые скандируют лозунги вместе с другими митингующими. БАПЦ отвергает их принадлежность к своей юрисдикции и называет их приверженцами «Всемирного Американского Патриархата».

За рубежом после кончины одного из митрополитов — Николая (Мацукевича) (2002 год), второй — Изяслав (Бруцкий) объединил обе части расколовшейся ранее БАПЦ под своим началом. Однако ещё одним новым митрополитом и главой БАПЦ объявил себя Александр Сологуб — которого ранее рукоположил во епископы митрополит Николай (за три недели Сологуб прошёл путь от мирянина до епископа), а через месяц он же и отлучил Сологуба от БАПЦ. Тогда Сологуб вместе с сербским епископом Дамаскиным рукоположил в епископа серба Иоанна (Пурича), а после смерти Николая (Мацукевича) объявил себя главой БАПЦ. К этой группировке в 2003 году присоединился Иван Спасюк, который затем, вместе с Йованом Пуричем низложили Сологуба, но признания другой части БАПЦ всё равно не получили.

В 2000-х годах центром БАПЦ стал кафедральный собор святого Кирилла Туровского в Бруклине. При соборе существует приходской совет, состоящий в основном из националистов-эмигрантов новой волны. Собор часто используется для общественных мероприятий, из церковной практики сохранились лишь некоторые внешние атрибуты. Фактическое управление от имени престарелого Изяслава осуществляют Борис Данилюк, Зенон Позняк, Вячеслав Логин, Николай Саганович, Александр Сильванович (умер в 2007 году).

В 2005 году викарный епископ Барановичский и Бруклинский Василий (Костюк), перешедший в 2004 году в БАПЦ из РПЦ наложил анафему на Данилюка и исключил ряд членов приходского совета БАПЦ по обвинению в неофашизме и превращению церковной общины в псевдохристианскую националистическую тоталитарную секту, весьма далёкую от Церкви. Несогласные с исключением и их сторонники во главе с секретарём Консистории БАПЦ Борисом Данилюком не подчинились такому решению и заблокировали церковь в Бруклине. Лишившись реальной власти, Василий вышел из БАПЦ и основал новую организацию «Греко-православные приходы на Беларуси». В его организацию переходят люди, не желающие состоять в РПЦ, но и не приемлющие антирусскую и радикально-националистическую деятельность БАПЦ. Кроме того, это единственный «первосвященник», понимающий необходимость согласия Московского и Константинопольского патриархатов для провозглашения автокефалии.

В 2005 году митрополит Изяслав предал анафеме Бориса Данилюка. В ответ Данилюк поместил Изяслава в дом престарелых и сделал невозможным какой-либо доступ к нему. Изяслав умер в ноябре 2007 года.

Ещё одну БАПЦ создал извергнутый из сана католический диакон Дмитрий Беленький, который на своё имя зарегистрировал Американскую Белорусскую епархию БАПЦ. Никакой богослужебной деятельностью не занимается и паствы не имеет. По видимому, цель регистрации — получение налоговых льгот.

В 2007 году скончался формальный глава БАПЦ Изяслав (Бруцкий). К тому времени БАПЦ (Изяслава-Данилюка) насчитывала: 1 в Канаде (Торонто), 2 в США (Бруклин и Гайлен Парк), 1 в Великобритании (Манчестер) и 2 в Австралии (Аделаида, Мельбурн). Однако реально действующими являются только два прихода — в Бруклине и Гайлен-Парке; Церкви в Аделаиде, Нью-Джерси и Манчестере стояли пустые и разрушались.

Ссылки

• [belapc.org/ Официальный сайт БАПЦ (Бруклинской)]
• Гриняк С. [minds.by/stupeny/nomera/23/st23_45.html Слепые вожди] // Ступени. — № 3(23). — 2006.
• [www.hierarchy.religare.ru/h-orthod-baoc.html Краткая история БАПЦ]
• А. Теретюк. [bdg.press.net.by/dsp/2002/10/2002_10_03.9/9_12_1.shtml БАПЦ: в состоянии клинической смерти] // БДГ. Для служебного пользования. 03/10/2002(недоступная ссылка — история, копия)

Отрывок, характеризующий Белорусская автокефальная православная церковь

Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.