БА-И

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Бронеавтомобиль БА-И на военном параде в Москве. Красная площадь, 7 ноября 1934 года
БА-И
Классификация

средний бронеавтомобиль

Боевая масса, т

3,86

Экипаж, чел.

3

История
Производитель

Выксунский завод ДРО

Годы производства

19321934

Годы эксплуатации

1932—1945

Количество выпущенных, шт.

109

Основные операторы

Размеры
Длина корпуса, мм

4775

Ширина корпуса, мм

2000

Высота, мм

2370

База, мм

3412

Колея, мм

1405 (передняя)
1420 (задняя)

Клиренс, мм

254

Бронирование
Тип брони

стальная катаная

Лоб корпуса, мм/град.

8

Борт корпуса, мм/град.

8

Корма корпуса, мм/град.

7

Днище, мм

2,5

Крыша корпуса, мм

4

Лоб башни, мм/град.

8

Борт башни, мм/град.

8

Корма рубки, мм/град.

8

Крыша башни, мм

4

Вооружение
Калибр и марка пушки

37-мм пушка Гочкис-ПС

Тип пушки

нарезная танковая

Длина ствола, калибров

20

Боекомплект пушки

34 выстрела

Углы ГН, град.

360°

Дальность стрельбы, км

0,8 (эффективная)

Прицелы

мушка, прицельная планка и целик

Пулемёты

2 × 7,62-мм пулемёта ДТ, 3024 патрона

Подвижность
Тип двигателя

«Ford Model АА», карбюраторный, рядный, 4-цилиндровый, жидкостного охлаждения, рабочим объёмом 3285 см³

Мощность двигателя, л. с.

40

Скорость по шоссе, км/ч

75

Скорость по пересечённой местности, км/ч

29

Запас хода по шоссе, км

140

Запас хода по пересечённой местности, км

110

Удельная мощность, л. с./т

10,36

Колёсная формула

6 × 4

Тип подвески

зависимая, на листовых рессорах

Преодолеваемый подъём, град.

20°

Преодолеваемый ров, м

0,6

БА-И (сокращение от «Бронеавтомобиль Ижорский», в ряде источников обозначается также как БАИ) — советский средний бронеавтомобиль межвоенного периода и времён Великой Отечественной войны. При создании бронеавтомобиля применялось трёхосное (6 × 4) шасси американского грузового автомобиля «Форд-Тимкен», впоследствии — его отечественного аналога ГАЗ-ААА. БА-И является родоначальником семейства средних бронеавтомобилей разработки Ижорского завода (БА-3, БА-6, БА-10, БА-11)[1]. Всего за полтора года производства было выпущено 109 бронеавтомобилей[2], часть из которых ограниченно применялась частями РККА в ходе Великой Отечественной войны[3].





История создания

18 июля 1929 года Наркомвоенмором СССР была принята Система танко-тракторного и авто-броневого вооружения РККА[4]. Среди прочего, в ней значились два типа среднего бронеавтомобиля, более современных, чем БА-27. Вскоре КБ Ижорского завода и ОКИБ УММ РККА под руководством талантливого инженера-самоучки Николая Дыренкова получили задание на разработку перспективных броневиков, причём в довольно сжатые сроки.

Одним из требований УММ РККА было использование в качестве базы для бронемашины трёхосной ходовой части с колёсной формулой 6 × 4, что было продиктовано рядом причин. Во-первых, практика эксплуатации БА-27 показала, что двухосная ходовая часть оказывает слишком высокое давление на грунт, в связи с чем динамические характеристики машины падают[5]. Трёхосное шасси, таким образом, обещало более высокую проходимость по пересеченной местности и плохим дорогам, а также давало возможность усилить бронирование и вооружение. Кроме того, руководство РККА через своих сотрудников, находившихся в составе советских торговых представительств в Великобритании и США, получило информацию, что войска вероятного противника располагают весьма современными на тот момент средними трёхосными броневиками. В частности, таковыми являлись американский T4 Armored Car и британские Lanchester Mk II Armored Car и Crossley 6×4 Medium Armored Car. Правда, все они выпускались небольшими партиями, однако сам факт их наличия о многом говорил[6].

Изначально конкретным предложением УММ РККА конструкторам было использование шасси американского грузовика «Морланд» с «родными» двигателем и трансмиссией. Партия из 100 таких машин как раз прибыла в начале 1930 года в СССР, чему немало способствовала комиссия И. А. Халепского[7]. А в конце 1930 года с фирмой «Тимкен» был заключён контракт на поставку комплектующих для ещё 1000 трёхосных грузовиков, созданных на базе двухосного грузовика «Форд-АА» путём простого добавления к нему третьей оси[4]. К ноябрю 1931 года все комплектующие были доставлены в СССР, а нижегородский завод «Гудок Октября» приступил к сборке из них готовых автомобилей. Эти машины и было решено использовать для создания бронеавтомобилей.

На первых порах КБ Ижорского завода под руководством инженера А. Д. Кузьмина подошло к вопросу весьма практически — ходовая часть «Форд-Тимкен» осталась без изменений, а броневой корпус и башня имели предельно простые формы, за что броневик получил сатирическое прозвище «собачий ящик»[8]. К зиме 1931 года был построен опытный экземпляр с корпусом из неброневой стали толщиной 4—8 мм. Правда, планировавшаяся башня с вооружением (тяжёлый пулемёт калибра 12,7 мм и 20-мм автоматическая пушка) так и не была создана, из-за чего на машину, по рекомендации того же Дыренкова, установили башню от танка МС-1. Вскоре машину осмотрели военные и в целом остались ей недовольны. Отмечалось, что водителю тяжело забираться в машину, он имеет скверный обзор, а при езде ещё и больно бьётся головой о стальной потолок бронекабины. В итоге ижорцам было предложено доработать свой броневик, а пока что для производства был выбран бронеавтомобиль Д-13 конструкции Дыренкова, хотя и он не совсем вписывался в техзадание военных и был излишне сложен в производстве[9].

К началу 1932 года КБ Ижорского завода полностью переработало проект броневика. В частности, был разработан характерный «ступенчатый» бронекорпус, ставший отличительной особенностью всех последующих бронеавтомобилей семейства[10]. Некоторым переработкам подверглась ходовая часть, была разработана башня оригинальной конструкции. Новый образец бронеавтомобиля, получившего обозначение БА-И — «Бронеавтомобиль Ижорский», — был изготовлен в начале 1932 года. После двухнедельной предварительной «обкатки» машины на заводе её продемонстрировали военным, которые на этот раз были значительно более благосклонны. В докладе о перспективных образцах бронетанкового вооружения от 6 апреля 1932 года помощник начальника УММ РККА Густав Бокис обрисовал ситуацию следующим образом[11]:

В серийном производстве находится средний бронеавтомобиль Д-13 на шасси «Форд-ААА». Выполнены опытные образцы этого типа бронеавтомобиля с различной конфигурацией корпуса и различным расположением вооружения. На сегодняшний день имеем опытные образцы следующих бронеавтомобилей:
1) Д-13 — конструкции Дыренкова;
2) ФВВ — конструкции АТТБ ЭКУ ОГПУ;
3) БАИ — Ижорского завода.
Причём последний тип имеет укороченную базу, вследствие чего получились более компактные размеры корпуса. Это дало возможность увеличить толщину брони и довести её до 8-мм без нагрузки машины.

— Помощник начальника УММ РККА Густав Бокис

5 августа 1932 года опытный образец БА-И, который к тому времени уже прошёл 980 км, был доставлен для проведения полигонных испытаний на НИИБТ полигон в Кубинке, где всю первую половину августа машину гоняли по различным дорогам, увеличив тем самым её пробег ещё на 200 км. Испытания выявили как сильные, так и слабые стороны нового броневика, однако это было, в сущности, не так важно. Дело в том, что ещё до начала испытаний на полигоне УММ РККА уже приняло решение о развёртывании серийного производства БА-И, поскольку остальные «кандидаты» к тому моменту уже отпали — бронемашина Д-13 оказалась перетяжелена и, главное, слишком сложна и дорога в производстве, а броневик ФВВ, созданный «тюремным КБ» АТТБ ЭКУ ОГПУ, так и не вышел из стадии чертежей[11].

Серийное производство

Первоначально предполагалось, что БА-И будут производиться на их «родном» Ижорском заводе, однако вскоре выяснилось, что завод не сможет справиться с этой задачей ввиду своей большой загруженности другими заказами. В поисках альтернативных производственных мощностей УММ РККА обратило внимание на Выксунский завод дробильно-размольного оборудования (ДРО, город Выкса Горьковской области), обладавший достаточными возможностями для выпуска лёгких и средних бронеавтомобилей. 3 августа 1932 года решением правительства СССР Выксунский завод ДРО был выделен для изготовления бронированных автомобилей[11]. Правда, возможности завода военные основательно переоценили. Предполагалось, что до конца года завод сможет дать армии 320 броневиков БА-И, а в течение следующего года — уже 2500 бронемашин разных типов. В реальности же из-за нехватки оборудования, производственных площадей и рабочих, а также солидной задержки с поступлением чертежей завод до конца 1932 года вообще не смог приступить к производству броневиков. При разработке производственного плана на 1933 год «наполеоновскую» цифру 2500 машин скорректировали до куда более скромных 400, из которых 300 единиц составляли БА-И, а остальные 100 — лёгкие ФАИ. Но даже это количество бронеавтомобилей Выксунский завод ДРО не осилил.

В начале сентября 1933 года представитель УММ РККА докладывал в наркомат обороны неутешительные новости о ходе выполнения заводом годовой программы выпуска БА-И[12]:

БАИ — сдано 28, остальные 272 под сомнением. Будет, вероятно, не больше 150—200 штук...
Однако до конца года завод с огромным трудом изготовил лишь 90 машин. Ещё 19 БА-И Выкса собрала в начале 1934 года, после чего производство этих броневиков было прекращено. Таким образом, всего было изготовлено 109 экземпляров бронеавтомобиля БА-И[2].

Описание конструкции

Броневой корпус и башня

Бронекорпус машины имел достаточно сложную конфигурацию и собирался из бронелистов толщиной от 4 до 8 мм полностью с помощью сварки, что было весьма прогрессивным решением для того времени. Для повышения жёсткости на соединительные швы наваривались дополнительные уголки из броневой стали. Характерной особенностью корпуса БА-И являлась его «ступенчатая» форма — крыша корпуса над отделением управления была выше, чем над боевым отделением. Такое решение позволило ощутимо снизить общую высоту машины, не создавая при этом неудобств для водителя и пулемётчика. Впоследствии все советские средние бронеавтомобили 1930-х годов имели бронекорпус такой конфигурации (с некоторыми мелкими различиями)[10]. Бронекорпус крепился к раме бронеавтомобиля в 10 точках.

В передней части корпуса размещалось моторное отделение. Броневая защита радиатора имела клиновидную форму для обеспечения лучшей пулестойкости. Для доступа охлаждающего воздуха к радиатору служили две бронедверцы с регулируемым зазором, открывавшиеся с места водителя. В боковых бронелистах моторного отделения имелись два двустворчатых люка для доступа к двигателю и его обслуживания. За моторным отделением размещалось отделение управления с местами водителя (слева) и пулемётчика (справа). Для их посадки и высадки из бронеавтомобиля служили две двери в бортах бронекабины, крепившиеся на внешних петлях и открывавшиеся в сторону носа машины. Для наблюдения за дорогой водитель располагал люком в наклонном лобовом бронелисте кабины, в боевой обстановке закрывавшимся бронекрышкой со смотровой щелью. Справа от люка размещалась шаровая установка курсового пулемёта. Ещё два смотровых лючка имелись в боковых дверях. Для облегчения посадки и высадки под дверями были смонтированы небольшие подножки на изогнутых кронштейнах. В крыше отделения управления размещался крупный прямоугольный люк, использовавшийся для вентиляции и наблюдения за авиацией противника. В случае надобности через этот люк могла вестись зенитная стрельба (для этого требовалось снять пулемёт с шаровой установки в лобовом листе).

Внешние изображения
[bronetehnika.narod.ru/bai/bai_2.gif Проекции бронеавтомобиля БА-И.]
В кормовой части бронемашины размещалось боевое отделение. Его корма была решена в форме двойного трёхчастного клина (в вертикальной и горизонтальной плоскостях), в правом верхнем листе которого располагалась бронедверь, через которую осуществлялась, главным образом, посадка и высадка командира машины. В верхней части бронедвери и на примерно аналогичном месте левого верхнего бронелиста имелись смотровые лючки, аналогичные расположенным на дверях отделения управления.

Над боевым отделением на погоне размещалась башня с основным вооружением бронеавтомобиля. Башня имела оригинальную конструкцию, хотя общая идея расположения вооружения была аналогична башням бронеавтомобиля БА-27 и танка МС-1[сн 1]. В передней части цилиндрической башни имелись две плоские лобовые панели, установленные под углом к вертикали и в горизонтальной плоскости образовывавшие клин. В правом бронелисте в маске на цапфах размещалось орудие, в левом — пулемёт в шаровой установке. В башне размещался командир бронеавтомобиля, сидевший в петле из брезентового ремня. Для наблюдения за полем боя он мог использовать три смотровые щели в стенках башни, закрываемые изнутри броневыми заслонками, а также откидной сферический бронеколпак с прорезями, размещавшийся на крыше башни. Под днищем боевого отделения располагались два ящика с инструментами и запчастями для вооружения[10].

Передние и задние колёса прикрывались штампованными крыльями из броневой стали. На кормовых крыльях могли размещаться ящики для ЗИП и/или гусеничных цепей «Оверолл». Между моторным отделением и отделением управления крепились два запасных колеса (по одному с каждого борта). Запасные колёса могли свободно вращаться на своих осях, благодаря чему не давали бронеавтомобилю сесть на дно и облегчали преодоление рвов и окопов[1]. Данное решение было позаимствовано у бронеавтомобиля Д-13 и в дальнейшем «кочевало» с одного среднего бронеавтомобиля на другой, вплоть до БА-11[1].

Вооружение

Основным вооружением БА-И являлась переработанная 37-мм танковая пушка системы Гочкиса, известная как «Гочкис-ПС» (также «Гочкис тип 3», заводской индекс 2К). Это орудие представляло собой своего рода гибрид между оригинальным орудием Гочкиса и пушкой ПС-1 конструкции П. Сячинтова, которая так и не была запущена в производство. При сохранении «старого» ствола пушки Гочкиса и её противооткатных приспособлений орудие имело ряд более современных механизмов, заимствованных у ПС-1, в частности, механизм спуска[13]. Длина ствола составляла 20 калибров (740 мм); затвор — клиновый, противооткатные устройства состояли из гидравлического компрессор-тормоза и пружинного накатника.

Орудие устанавливалось в правом лобовом листе башни на цапфах. Прицельные приспособления состояли из мушки, прицельной планки и целика; наведение орудия в вертикальной плоскости осуществлялась при помощи плечевого упора, в горизонтальной плоскости — посредством поворота башни. Возимый боекомплект пушки состоял из 34 унитарных выстрелов и мог включать бронебойные и осколочно-фугасные снаряды, а также картечь. Выстрелы укладывались в брезентовые карманы внутри башни.

Вспомогательное вооружение БА-И состояло из двух 7,62-мм пулемётов ДТ, расположенных в шаровых установках. Один из них размещался в левом лобовом листе башни, другой — в лобовом листе корпуса справа. Возимый боекомплект пулемётов состоял из 3024 патронов в 48 дисковых магазинах по 63 патрона в каждом.

Двигатель и трансмиссия

Двигатель — «Ford Model АА», карбюраторный, рядный, 4-цилиндровый, жидкостного охлаждения, рабочим объёмом 3285 см³ и мощностью 40 л. с. (29 кВт) при 2200 об/мин[14]. Максимальный крутящий момент — 165 Н·м при 1200 об/мин, степень сжатия — 4,22. Карбюратор — «ГАЗ-Зенит». Пуск двигателя осуществлялся с помощью стартера МАФ-4006 мощностью 0,8 л. с. (0,6 кВт) и заводной рукояти. Ёмкость топливного бака составляла 45 литров[15] (по другим данным — 40[16]).

Трансмиссия состояла из однодискового фрикциона, механической четырёхступенчатой коробки передач с демультипликатором и двух кормовых ведущих мостов с коническими дифференциалами и червячными главными передачами[16].

Ходовая часть

Внешние изображения
[bronetehnika.narod.ru/bai/bai_2.html Схема кормовых мостов БА-И.]
Ходовая часть — трёхосная неполноприводная (колёсная формула — 6 × 4). Подвеска — зависимая, на полуэллиптических стальных рессорах с реактивными штангами, продольных на кормовых мостах и поперечной на носовом. В целом ходовая часть БА-И была практически полностью заимствована у грузовика «Форд-Тимкен». Основными доработками являлись урезание кормовой части рамы на 400 мм, благодаря чему удалось сделать конструкцию бронеавтомобиля более компактной по сравнению с Д-13, усиление рамы шасси дополнительной поперечиной и установка дополнительных листов в передние рессоры[10]. Колёса с литыми дисками, односкатные на переднем мосту и двускатные на задних, с пневматическими шинами большого сечения размером 6,50—20[1].

Для улучшения проходимости по слабым грунтам и снегу БА-И оснащались вездеходными цепями-гусеницами, которые надевались двумя членами экипажа на колёса задних мостов за 8—10 минут. Каждая гусеница имела массу 71 кг и состояла из 24 звеньев-плиц длиной 180 и шириной 310 мм. Впоследствии этими вездеходными цепями, получившими наименование «Оверолл», комплектовались все средние бронеавтомобили РККА[10].

Электрооборудование

Электрооборудование выполнено по однопроводной схеме. Напряжение бортовой сети — 6 В. Источниками электроэнергии служили аккумулятор 3 СТП-80 (ёмкость — 80 А·ч) и генератор ГМ-71 (мощность — 100 Вт)[16]. Для движения в ночное время бронеавтомобиль имел две фары, смонтированные над передними крыльями. Какая-либо защита фар не предусматривалась. Также на левом кормовом крыле крепился стоп-сигнал. Для подачи звуковых сигналов служил гудок вибраторного типа.

Модификации

В процессе производства и эксплуатации БА-И предпринимался ряд попыток модернизации бронеавтомобиля, с тем чтобы повысить его боевые и эксплуатационные характеристики.

В частности, в 1933 году, ещё в процессе массового производства БА-И, по специальному заданию УММ РККА инженер Важинский разработал проект оснащения бронеавтомобиля кормовым постом управления. Однако из-за и без того ощутимой тесноты в боевом отделении, от подобной модернизации было решено отказаться[12].

Осенью 1933 года на один из бронеавтомобилей БА-И в опытном порядке установили 37-мм безоткатное (динамо-реактивное) противотанковое орудие Л. В. Курчевского. Для этого в корме башни было прорезано прямоугольное отверстие, закрытое бронелистом, а спереди был наварен специальный коробчатый кожух ствола. Зимой 1933—1934 годов на Кунцевском стрелковом полигоне были проведены испытания, в ходе которых выявилось множество недостатков установки, таких как ненадёжное крепление ствола в башне, неудобная система заряжания, малый угол возвышения. Кроме того, из орудия нельзя было стрелять назад, так как образовывавшийся при выстреле реактивный поток ударял по высокой крыше над отделением управления и мог деформировать её. Наконец, орудие при выстреле создавало сильное дымо-пылевое облако, демаскировавшее машину. В связи с этим дальнейшие работы по вооружению БА-И артсистемами Курчевского были признаны бесперспективными[17].

Примерно в то же время один бронеавтомобиль был в опытном порядке оснащён радиостанцией 71-ТК-1 с поручневой антенной вокруг корпуса, однако, по тем или иным причинам, массовая установка раций так и не была проведена[17] (в ряде источников встречаются упоминания о нескольких «радийных» БА-И)[16].

Внешние изображения
[www.bronetehnika.narod.ru/bai/bai_3.gif Сравнительные проекции БА-И и БАИ-М.]
К лету 1938 года высокая изношенность шасси «Форд-Тимкен» стала очевидной. Развернувшееся в стране производство ГАЗ-ААА проблему запчастей решало лишь отчасти, поскольку в конечном итоге это были не совсем одинаковые шасси. Выходом в этом свете виделась полная «пересадка» БА-И на шасси ГАЗ-ААА, по аналогии с БА-27, которые уже модернизировались подобным образом. Вскоре в опытном порядке предприняли и модернизацию БА-И. Для этого ходовую часть ГАЗ-ААА укоротили в кормовой части на 300 мм, доведя количество листов в рессорах до 13, и усилили переднюю ось двумя стальными накладками. Под полом отделения управления был установлен дополнительный топливный бак на 38 литров. Метрические размеры бронеавтомобиля изменились незначительно (модернизированный вариант был на 15 мм длиннее, на 20 мм шире и на 70 мм ниже оригинального), но база сократилась на 212 мм (до 3200 мм). Ещё одно изменение коснулось шин — в новом шасси использовались пулестойкие шины ГК, заполненные губчатой резиной. В результате модернизации бронеавтомобиль потяжелел на 820 кг (масса составила 4,68 тонн), однако в целом сохранил прежние ходовые качества (чуть снизилась максимальная скорость), причём запас хода увеличился до 286 км по шоссе и 174 по рокаде[18].

С января по март 1939 года опытный БА-И на шасси ГАЗ-ААА испытывался на НИИБТ полигоне, пройдя в ходе испытаний 1743 км по шоссе, 1047 км по просёлку и 33 км по снежной целине. По итогам испытаний комиссия НИИБТ полигона сделала следующие выводы[19]:

1. Основная цель всех испытаний бронеавтомобиля заключалась в выявлении возможностей использования старых бронекорпусов БАИ на шасси «Форд-Тимкен» с последующей перестановкой их на шасси ГАЗ-ААА.
2. За проведённые пробеговые испытания… модернизированный БАИ показал удовлетворительную техническую и оперативную скорости и проходимость.
3. Монтаж и демонтаж бронекорпуса на шасси ГАЗ-ААА особых трудностей не вызывает. Крепление бронекорпуса к раме прочно, дефектов и неисправностей в креплении за время испытаний не было.
4. Качество сварных швов бронекорпуса недостаточное вследствие имеющихся включений, непроваров и образовавшихся трещин.
5. Существенным недостатком БАИ является ненадёжность переднего моста вследствие перегрузки его против автомобиля ГАЗ-ААА. Данный дефект должен быть устранён.
6. Сравнивая модернизированный БАИ с БА-6 и БА-10 на шасси ГАЗ-ААА необходимо отметить, что БАИ уступает им и по мощности огня, и по стойкости брони. Учитывая имеющийся парк бронеавтомобилей на шасси «Форд-Тимкен», после устранения недостатков использование БАИ в РККА возможно:

а) Для учебных целей.
б) В боевых условиях может быть использован лишь с учетом конкретной обстановки и возможности выполнения задач по броне и вооружению.

Переделка остальных машин по данному образцу началась летом 1939 года на броневых ремонтных базах № 2 и № 6 в Брянске, а в октябре того же года модернизированные машины (упоминающиеся в ряде источников как БАИ-М) начали поступать в войска. Полный цикл модернизации имеющегося в частях парка БА-И был завершён к лету 1940 года[20].

Правда, вопрос недостаточной мощи вооружения БА-И и БАИ-М оставался открытым, и дело здесь было даже не только и не столько в устаревании пушки «Гочкис-ПС». Дело в том, что к 1939 году эти орудия уже семь лет как не производились[21]. Соответственно, постоянно снижался выпуск боеприпасов к ним, и в последние годы снарядов уже откровенно не хватало. Однако установить в башню БАИ-М более мощную артсистему не представлялось возможным. Проекты перевооружения бронеавтомобиля тяжёлым пулемётом (к примеру, ДШК) или огнемётом также имели множество недостатков, а самое технически простое решение установить вместо пушки ещё один пулемёт ДТ являлось явно бесперспективным. В итоге было принято решение оставить вооружение броневика без изменений, чтобы не снижать его и без того небольшую огневую мощь[6].

Имела также место попытка превратить БА-И в бронедрезину (по аналогии с БА-6жд), для чего одна из машин была оснащена специальными металлическими колёсными бандажами для носового и кормового мостов машины[22].

Операторы

Служба и боевое применение

Первые БА-И начали поступать в части РККА в середине 1933 года. БА-И поступали в мотобригады, механизированные и стрелковые части, заменяя в них БА-27. Кроме того, отдельные БА-И попадали в состав горно-стрелковых бригад. Вплоть до Великой Отечественной войны бронеавтомобили БА-И, имевшиеся в распоряжении РККА, не применялись ни в каких военных конфликтах, однако часто участвовали в манёврах и парадах[сн 2].

В ходе гражданской войны в Испании СССР в числе прочей военной помощи республиканской армии осуществлял и поставки бронетехники. Всего в составе двух партий было поставлено около 120 бронеавтомобилей, львиную долю из которых составляли БА-6 и ФАИ. Количество бронеавтомобилей БА-И было невелико, всего 7 штук[16]. Первым соединением республиканской армии, получившим эти броневики, стала 1-я бронетанковая бригада комбрига Дмитрия Павлова («Пабло»), принявшая участие в тяжёлых боях под Мадридом в январе 1937 года[23]. Экипажи броневиков комплектовались из советских и испанских танкистов. Вероятнее всего, в ходе боёв все БА-И были уничтожены, так как после окончания гражданской войны в армии франкистов, в руки которой попала вся оставшаяся техника республиканцев, насчитывалось лишь от 5 до 15 средних бронемашин советского производства[24].

После пересадки БА-И на шасси ГАЗ-ААА они были оставлены на вооружении РККА, хотя их рекомендовалось использовать как учебные. Кроме того, от года к году нехватка снарядов для 37-мм орудий «Гочкис» чувствовалась всё сильнее. По состоянию на 1 января 1941 года наличие БАИ-М в различных военных округах выглядело следующим образом:

Наличие бронеавтомобилей БАИ-М в военных округах по состоянию на 1 января 1941 года[25]
Округ ОрВО КОВО СКВО САВО МВО ЗабВО Итого
Количество БА 1 11 8 7 2 48 77

Таким образом, в начале 1941 года подавляющее большинство бронеавтомобилей БАИ-М находилось в частях Забайкальского военного округа. Однако к июню 1941-го часть соединений, сформированных в ЗабВО, была переведена в западные военные округа вместе со штатной техникой, в числе которой были и БАИ-М. Так, на 22 июня 1941 года 5-й механизированный корпус РККА, сформированный в Забайкалье и дислоцированный на территории Белоруссии, имел в своём составе 131 средний бронеавтомобиль, 22 из которых являлись БАИ-М. При этом все БАИ-М находились в 13-й танковой дивизии в составе мехкорпуса[26].

В составе ряда соединений БАИ-М применялись в боях начального периода Великой Отечественной войны, однако в суматохе первых недель боёв довольно быстро были потеряны, как и большинство бронетехники РККА в целом. К примеру, та же 13-я танковая дивизия 5-го механизированного корпуса за месяц боёв с 8 июля по 8 августа 1941 года из 78 средних бронеавтомобилей потеряла 74, из них 60 (31 БА-10, 3 БА-3М, 4 БА-6, 16 БАИ-М и 6 БА-20) было потеряно в бою, 17 (10 БА-10, 4 БА-3, 3 БА-20) — оставлено по техническим причинам, и ещё 7 (2 БА-10 и 5 БАИ-М) пропали при невыясненных обстоятельствах[3]. Детальные данные о применении БАИ-М другими подразделениями отсутствуют, однако можно предположить, что к середине августа 1941 года практически все они были потеряны.

Использование трофейных БА-И войсками вермахта и союзников Третьего рейха, хотя и является в принципе возможным, не имеет документальных подтверждений.

Оставшиеся на Дальнем Востоке бронеавтомобили БАИ-М смогли пережить 1941 год. В частности, по состоянию на 20 августа 1942 года 7-й учебный танковый полк Забайкальского фронта, помимо прочей техники, имел в своём составе и 9 БАИ-М[27]. Однако сведений о том, что эти машины применялись при разгроме Квантунской армии в августе 1945 года, нет. Вероятно, последние остававшиеся в частях Забайкальского фронта БАИ-М были разбронированы до 1945 года.

По состоянию на 2011 год информация о сохранившихся бронеавтомобилях БА-И и БАИ-М отсутствует.

Оценка машины

В целом для своего времени БА-И являлся весьма современной и даже передовой машиной. Полностью сварной корпус являлся несомненной новостью в мировой практике постройки бронеавтомобилей, а толщина бронелистов вполне соответствовала мировым показателям того времени. Несомненно удачным решением была ступенчатая конфигурация корпуса, позволившая уменьшить высоту броневика не в ущерб его эргономичности[10]. Вооружение бронеавтомобиля в принципе соответствовало вооружению танка МС-1 и ранних версий Т-26 и являлось весьма мощным для бронемашин начала 1930-х. Шасси с колёсной формулой 6 × 4 обеспечивало машине вполне удовлетворительную проходимость (повышавшуюся также наличием вездеходных цепей «Оверолл»), а динамические характеристики, с учётом защищённости и вооружённости машины, для своего времени являлись даже выдающимися[28].

Бронеавтомобиль имел и свои недостатки. В частности, отмечалось, что при преодолении вертикальных препятствий бронеавтомобиль цепляется за них картером демультипликатора с риском повреждения последнего. Кроме того, если пушка и пулемёт находились на максимальном угле склонения, то при повороте башни они утыкались в крышу отделения управления[29].

Специфическим и очень серьёзным недостатком БА-И являлось отсутствие щелей для отвода горячего воздуха из моторного отделения. При закрытых носовых дверцах радиатор моментально закипал. Открытие дверец улучшало его охлаждение, но в этом случае поток горячего воздуха устремлялся в кабину бронеавтомобиля, прямо в лицо водителю и пулемётчику. Это было не так страшно, если смотровые люки в лобовом бронелисте, дверях и крыше были открыты, но если же они были закрыты, как и полагалось в боевой обстановке, броневик фактически превращался в «душегубку». Во время испытаний на НИИБТ полигоне водитель смог проехать с закрытыми люками лишь 5 км, после чего едва не потерял сознание из-за сильного головокружения, и люки снова пришлось открыть. Более того, горячий воздух от мотора, задувая в зазор между щитком водителя и бронёй, обжигал водителю руки, из-за чего тот попросту не мог держаться за верхний сектор рулевого колеса, а его глаза слезились от дующего в лицо раскалённого ветра. Впрочем, дальше отделения управления и боевого горячий воздух опять-таки никуда не уходил, так что уже через 5—6 км движения с закрытыми люками температура внутри машины достигала 57—58 °C и даже просто нахождение экипажа внутри неё становилось практически невозможным[30]. В своём заключении по итогам испытаний сотрудники НИИБТ полигона специально отмечали следующее:

…Для эксплуатации в наших условиях машина пригодна, для приема как боевой… У неё необходимо прекратить доступ горячего воздуха от мотора к водителю.

Во избежание подобных проблем последующие броневики, начиная с БА-3, имели по бортам моторного отделения специальные щели для отвода горячего воздуха от мотора[31].

Однако ко времени гражданской войны в Испании БА-И уже начали устаревать, хотя по мощи вооружения и бронированию в целом был на одном уровне с современными бронеавтомобилями Германии, такими как Sd.Kfz.222, которому слегка уступал в бронезащите[сн 3]. Правда, уже тогда начал сказываться износ базы «Форд-Тимкен», но пересадка бронеавтомобилей на шасси ГАЗ-ААА эту проблему решила. К началу Великой Отечественной войны по уровню вооружения он всё ещё примерно соответствовал средним бронеавтомобилям вермахта. Другое дело, что в линейке отечественных средних бронеавтомобилей БАИ-М и БА-27 обладали наименьшей огневой мощью[сн 3]. Хотя 37-мм пушка «Гочкис-ПС» была вполне способна бороться с легкобронированной техникой, дальность её эффективной стрельбы составляла всего 500—700 м, да и недостаток снарядов давал о себе знать.

Впрочем, не стоит забывать, что даже более современные советские бронеавтомобили, такие как БА-6 или БА-10, понесли в начале Великой Отечественной войны огромные потери, причём не столько из-за своих технических показателей, сколько из-за общей неразберихи, неумелого использования, нехватки топлива и боеприпасов[32].

БА-И в массовой культуре

В силу своей малочисленности и общей малой известности бронеавтомобили БА-И не встречаются в компьютерных играх, посвящённых военным конфликтам 19301940-х годов.

Пластиковые модели-копии броневика выпускаются предприятиями «Восточный экспресс» (Россия, масштаб 1:35, номер по каталогу производителя 35124) и «UM» (Украина, масштаб 1:72, номер по каталогу производителя 363)[33]. Обе модели выполнены методом литья под высоким давлением (ЛВД). Соответствие оригиналу модели от «Восточного экспресса» крайне низкое, так как набор представляет из себя комплект деталей корпуса и ходовой части более позднего бронеавтомобиля БА-3 с дополнительными деталями башни БА-И, в целом также мало соответствующей оригиналу. Модель фирмы «UM» отличается несколько более высоким качеством.

Напишите отзыв о статье "БА-И"

Примечания

Сноски

  1. На основании чертежей и технических характеристик.
  2. По многочисленным сохранившимся фотографиям.
  3. 1 2 На основании сравнения тактико-технических характеристик указанных машин.

Источники

  1. 1 2 3 4 Холявский, 2004, с. 286.
  2. 1 2 Коломиец, 2005, с. 77.
  3. 1 2 Коломиец, 2007, с. 298.
  4. 1 2 Коломиец, 2005, с. 12.
  5. Коломиец, 2005, с. 11.
  6. 1 2 [www.aviarmor.net/tww2/armored_cars/ussr/bai.htm БАИ/БАИ-М] (рус.). Aviarmor.net. Проверено 28 июня 2015.
  7. Барятинский, 2003, с. 16.
  8. Коломиец, 2005, с. 17.
  9. Коломиец, 2005, с. 19.
  10. 1 2 3 4 5 6 Коломиец, 2005, с. 22.
  11. 1 2 3 Коломиец, 2005, с. 23.
  12. 1 2 Коломиец, 2005, с. 24.
  13. Свирин, 2005, с. 76.
  14. Солянкин и др., 2002, с. 218.
  15. Коломиец, 2005, с. 78.
  16. 1 2 3 4 5 6 Солянкин и др., 2002, с. 318.
  17. 1 2 Коломиец, 2005, с. 24—25.
  18. Коломиец, 2007, с. 144.
  19. Коломиец, 2007, с. 146—147.
  20. Коломиец, 2007, с. 146.
  21. Широкорад, 2000, с. 196.
  22. Солянкин и др., 2002, с. 319.
  23. Коломиец, 2007, с. 362.
  24. Коломиец, 2007, с. 262.
  25. Барятинский, 2003, с. 7.
  26. Коломиец, 2007, с. 297.
  27. Коломиец, 2007, с. 316.
  28. Коломиец, 2007, с. 48.
  29. Коломиец, 2007, с. 48—49.
  30. Коломиец, 2007, с. 46—47.
  31. Коломиец, 2007, с. 51.
  32. Коломиец, 2007, с. 297—303.
  33. [scalewiki.ru/%D0%B1%D0%B0-%D0%B8 Scalewiki.ru. Обзор масштабных моделей броневика БА-И] (рус.). Проверено 8 февраля 2011. [www.webcitation.org/652BU7HmW Архивировано из первоисточника 28 января 2012].

Литература

  • Барятинский М. Б. Бронеавтомобили Красной Армии 1918—1945. — М.: Моделист-конструктор, 2003. — 64 с. — (Бронеколлекция, специальный выпуск № 4). — 2200 экз.
  • Коломиец М. В. Средние бронеавтомобили Красной армии. — М.: ООО «Стратегия КМ», 2005. — 80 с. — (Фронтовая иллюстрация). — 3000 экз. — ISBN 5-901266-01-3.
  • Коломиец М. В. Броня на колёсах. История советского бронеавтомобиля 1925—1945 гг. — М.: Яуза, Стратегия КМ, Эксмо, 2007. — 384 с. — (Советские танки). — 6000 экз. — ISBN 978-5-699-21870-7.
  • Свирин М. Н. Броня крепка. История советского танка. 1919—1937. — М.: Яуза, Эксмо, 2005. — 384 с., ил. — 5000 экз. — ISBN 5-699-13809-9.
  • Солянкин А. Г., Павлов М. В., Павлов И. В., Желтов И. Г. Отечественные бронированные машины. XX век. — М.: Экспринт, 2002. — Т. 1. 1905—1941. — 344 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-030-1..
  • Холявский Г. Л. Энциклопедия бронетанкового вооружения и техники. Колесные и полугусеничные бронеавтомобили и бронетранспортёры. — Мн.: Харвест, 2004. — 656 c.: ил. — (Библиотека военной истории). — 5100 экз. — ISBN 985-13-1765-9.
  • Широкорад А. Б. Энциклопедия отечественной артиллерии / Под общ. ред. А. Е. Тараса. — Мн.: Харвест, 2000. — 1156 с. — (Библиотека военной истории). — ISBN 9-85433-703-0..

Ссылки

  • [www.aviarmor.net/tww2/armored_cars/ussr/bai.htm БАИ/БАИ-М] (рус.). Aviarmor.net. Проверено 28 июня 2015.
  • [www.battlefield.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=22&Itemid=46 Средние бронеавтомобили СССР] (рус.). The Russian Battlefield. Проверено 6 февраля 2011. [www.webcitation.org/652BVIu7t Архивировано из первоисточника 28 января 2012].


Отрывок, характеризующий БА-И

Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.