Бабаев, Пётр Акимович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Пётр Акимович Бабаев
Дата рождения:

29 мая (10 июня) 1883(1883-06-10)

Место рождения:

Касимов, Рязанская губерния, Российская империя

Дата смерти:

25 апреля 1920(1920-04-25) (36 лет)

Место смерти:

Москва, РСФСР

Гражданство:

РСФСР

Партия:

РКП(б)

Род деятельности:

секретарь Сокольнического райкома

Награды:

Пётр Аки́мович Баба́ев (1883—1920) — российский революционер азербайджанского происхождения[1]. Принимал участие в трёх российских революциях начала XX века. С 1918 года — в Москве, секретарь Сокольнического райкома РКП(б), председатель райсовета и член МК РКП(б). Его имя увековечено в названиях предприятий, улиц и парков. В 1922 году именем Петра Бабаева была названа бывшая кондитерская фабрика Абрикосова в Москве, ныне ОАО «Кондитерский концерн Бабаевский».





Биография

Пётр Акимович Бабаев родился 10 июня 1883 года в городке Касимов Рязанской губернии[2] в семье азербайджанского революционера, который был выслан сюда из Нухинского уезда Елизаветпольской губернии (ныне Азербайджан) как один из организаторов забастовки рабочих в 1878 году.

В Касимове Аким Бабаев работал на заводе чернорабочим и женился на Любови Григорьевой, от брака с которой родилось 8 детей: Антонина, Пётр, Илья, Дмитрий, Иван, Соня, Георгий и Полина. Согласно Рауфу Рзаеву, усилиями отца был устроен в Касимовскую гимназию (по другим данным — начальную школу[3]; по ЭСБЕ в Касимове была только прогимназия[4]). Однако тяжелые материальные условия вынудили Хакима повезти 13-летнего Петра, проучившегося 4 года, в уезд, где он устраивает сына учеником на небольшой механический завод. В 1901 году, после окончания ученичества, в возрасте 18 лет, в поисках работы путешествует по Поволжью и Северному Кавказу. Работал в качестве чернорабочего, хотя однажды, поступив на пароход кочегаром, был затем назначен помощником машиниста.

Начало революционной деятельности

В 1903 году умер отец, Хаким Бабаев. Через год Петра призвали на военную службу, и он был зачислен на Балтийский флот. В январе 1905 года вступил в ряды РСДРП. Вёл активную пропаганду во флотских экипажах, входил в контакт и устанавливал связи с матросами Санкт-Петербурга и Кронштадта, с солдатами гарнизона. Не раз арестовывался; от пребывания в карцере у него открылся туберкулёз. По состоянию здоровья был списан в пехоту и отправлен на русско-японскую войну.

По окончании войны, прослужив ещё два года в составе резервного Перекопского полка, попал в Екатеринослав, где его как хорошего слесаря направляют на службу в полковую мастерскую. Всё это время его служба проходила под надзором полиции.

По окончании военной службы возвращается в Касимов, где женится на Наталье Петровне Кузнецовой.

В декабре 1912 года молодожены переезжают в Москву, где Пётр устраивается слесарем в Сокольнические мастерские трамвайного парка. Молодая семья поселилась квартирантами в деревянном доме неподалеку в Сокольниках. Активная партийная работа приводит к тому, что за ним возобновляется негласный полицейский надзор.

Первая мировая война

В 1914 году мобилизован и зачислен рядовым в третью армию. Сражался на германском фронте, награждён Георгиевским крестом.

В начале 1916 года по состоянию здоровья и как высококвалифицированный специалист отозван с фронта и направлен в Санкт-Петербург для работы на военный завод.

Политическая деятельность

Принимал активное участие в Февральской революции. 10 июня 1917 года подавляющим большинством голосов (2357 из 2848) избран в Заводской комитет Патронного завода. Через несколько дней избран членом Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, вошёл в военную организацию при Петроградском Совете. В феврале 1918 года комиссар по военным делам РСФСР Н. И. Подвойский направил его на фронт с целью организации отпора перешедшим в наступление немцам. Однако ввиду обострившегося туберкулёза возвращён на Патронный завод, где возглавляет эвакуацию наиболее ценного оборудования из Петрограда в Москву, где возвратился в Сокольнические мастерские. Избран членом и секретарём партийного комитета Сокольнического района, а затем депутатом Сокольнического Совдепа.

В августе — сентябре 1918 года член Тамбовского губисполкома и губернского комитета РКП(б), затем возглавил Тамбовский горком партии.

После возвращения в Москву — секретарь Сокольнического райкома партии, затем член Московского Комитета партии и членом исполкома Московского Совета.

17 июля 1919 года избран председателем Сокольнического Совета. Занимал этот пост до смерти. Умер от туберкулёза 25 апреля 1920 года.

Запрет памяти на Украине

В октябре 2015 года Бабаев попал в опубликованный Украинским институтом национальной памяти «Список лиц, которые подпадают под закон о декоммунизации»[5].

Напишите отзыв о статье "Бабаев, Пётр Акимович"

Примечания

  1. Сын азербайджанского революционера, высланного из родных мест в город Касимов, Петр Акимович Бабаев (1883—1920) рано приобщился к революционной борьбе. Роальд Кожевников. [books.google.com/books?id=Cq8bAAAAMAAJ&q=&pgis=1 Памятники и монументы Москвы. Московский рабочий, 1976, стр 27]
  2. Ныне — Рязанской области
  3. [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/6941/Бабаев Бабаев П. А.] // Большой биографический словарь
  4. Касимов // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  5. [www.memory.gov.ua/publication/spisok-osib-yaki-pidpadayut-pid-zakon-pro-dekomunizatsiyu СПИСОК ОСІБ, ЯКІ ПІДПАДАЮТЬ ПІД ЗАКОН ПРО ДЕКОМУНІЗАЦІЮ] Український інститут національної пам'яті  (укр.)

Литература

  • Памятник борцам пролёт. революции, погибшим в 1917—1921 гг., вып. I. — М.: ГИЗ, 1922.

Ссылки

  • [vyshka.azeurotel.com/arxiv/2003/30/1.htm Пламенный борец за справедливость] // газета «Вышка»
  • [shkolazhizni.ru/archive/0/n-12385 Кто он, Петр Бабаев, чьим именем названа кондитерская фабрика в Москве] // познавательный журнал «Школа Жизни»

Отрывок, характеризующий Бабаев, Пётр Акимович

– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.