Баба Саван Сингх

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Хазур Баба Саван Сингх Джи Махарадж (Махарадж Джи, Хазур Махарадж Сахиб, Хазур, 27 июля 1858 года, Пенджаб, Индия — 2 апреля, 1948 года, Амритсар, Индия) — духовный учитель, индийский святой, философ, йогин. Баба Савана Сингха был духовным преемником святого Баба Джи. Учеником Баба Савана Сингха был Сант Кирпал Сингх Махарадж Джи. Автор книг: «Духовное руководство», «Письма от Души к Душе».





Биография

Саван Сингх родился в семье Гревальского фермера из Махмансингхвалы, округа Лудхиана, Пенджаб. Его отец, Сардар Кабул Сингх Джи, любил общество религиозных людей и свободно общался с ними. Баба Саван Сингх Джи был единственным сыном Сардар Кабул Сингх Джи и Шримати Дживани Джи. С самого раннего детства Саван Сингх проявлял признаки огромного интеллектуального развития. В молодости Сардар Саван Сингх Джи иногда наносил визиты Баба Кахану, святому факиру в Пешаваре. Однажды он умолял Баба Кахана дать ему духовный дар, на что Баба сказал: «Ты несомненно получишь духовное благословение из рук совершенного Святого, но не от меня». Затем Саван Сингх спросил: «Где мне искать такого человека?» Баба ответил: «Все твои усилия будут тщетны, но в должное время этот человек сам отыщет тебя». Закончив школу в Гуджарвале, он служил два года учителем в военной школе в Фаррукхабаде. В 1884 году он был принят в Инженерный колледж Томпсона в Рурки. После окончания инженерного курса он поступил на военно-инженерную службу в Новшера и провёл большую часть своей службы в Натхиагали, Мурри, Черате и Абботтабаде в качестве преуспевающего офицера, командира подразделения. Он проводил часы, свободные от службы, в изучении духовных книг и обществе святых и набожных людей.

Саван Сингх женился рано, но его жена умерла ещё до гауны. Он женился снова после окончания 25 лет брахмачарии. Вторично он женился на Шримати Кишан Каур и имел троих детей, один из которых умер в детстве, а двое других, Сардар Бачинт Сингх и Сардар Хабанс Сингх дожили до среднего возраста.

В 1911 году Саван Сингх вышел в отставку с правительственной службы задолго до того, как должен был уйти на пенсию, и посвятил остаток своей жизни проповедованию и учению. В трех милях от железнодорожной станции Беас он основал колонию (Дэра) на берегу реки Беас, основание которой было заложено Баба Джаймалом Сингхом Джи при его жизни, и назвал её по имени своего учителя «Дэра Баба Джаймал Сингх». Здесь, кроме домов пукка и бунгало, в 1934—1935 годах был также построен огромный и просторный зал стоимостью около 200 000 рупий, известный как Зал для Сатсангов. Этот зал имеет форму буквы «Т» и размеры 40 на 120 футов. В разных частях Индии было построено больше 30 залов для Сатсангов, образовавших центры для передачи практического духовного знания. Около 60-80 тысяч душ приходило в Беас на ежемесячные собрания, чтобы получить благословение от святого Савана Сингха.

В годы волнения в Панджабе, общиных войн и противостояний, Саван Сингх честно и открыто противостоял всем происходившим событиям, собрав вместе свыше ста мусульман из окрестных мест, и предоставил им кров в Дэра Баба Джаймал Сингх и организовал их безопасную переправу в Пакистан.

Саван Сингх жил на собственную пенсию и никогда не принимал никаких пожертвований и подарков ни от кого, даже от своих собственных учеников. Он распространял свои духовное учение по всему миру и вдохновлял на духовные поиски разумы людей, заблудившихся в материальном мире. Среди его последователей насчитывается около 200 тысяч — индусов, мусульман, сикхов и христиан разного положения, различных каст и верований, включая азиатов и христиан европейских национальностей.

В сентябре 1947 года, уступив неоднократным просьбам и мольбам своих учеников, Саван Сингхс решил отдохнуть и посоветоваться с врачом, он приехал в Амритсар для лечения, но перед тем, как он оставил Дера, там был образован Управляющий Комитет для ведения его дел. В Амритсаре его здоровье немного улучшилось, но 4 октября 1947 года ему опять стало хуже. Утром 2 апреля, в 8:30, 1948 года Хазур Баба Саван Сингх Джи Махарадж скончался.

Посвящение Бабой Джи

В 1894 году, когда Саван Сингх, как обычно, был занят своими служебными обязанностями на холмах Мурри, Баба Джаймал Сингх проходил по этой же дороге с одной из своих учениц. Подумав, что это какой-нибудь проситель, пришедший заполнить апелляцию Комиссару, Саван Сингх не обратил никакого внимания на Баба Джаймала Сингха Джи, проходившего неподалеку. Обратившись к своей спутнице, Баба Джи сказал: «Я пришел сюда ради этого Сардара». Ученица была удивлена и ответила: «Этот господин был настолько невежлив, что даже не приветствовал вас». Баба Джи улыбнулся и сказал: «Не нужно порицать этого беднягу. Он несведущ и не знает этого. Он придет к нам на четвертый день после сегодняшней встречи». Все произошло точно так, как сказал Баба Джи, и на четвёртый день Саван Сингх пришёл туда, где жил Баба Джи, и в течение четырёх часов беседовал с ним о духовности. Несколько дней общения с ним рассеяли все сомнения и уничтожили скептицизм в его разуме. Встреча такого Мастера, как Джаймал, с таким учеником, как Саван, была величайшим духовным событием. Под руководством Баба Джи Сардар Саван Сингх очень скоро прошёл обе стадии на пути теологии. В 1903 году, когда Баба Джаймал Сингх Джи умер, он поручил духовную работу Сардару Савану Сингху Джи.

Учения

С детства в нём не было религиозной нетерпимости и ограниченности. Изучение основных принципов всех религий было догматом его веры. Хорошо владея пенджаби, хинди, урду, персидским и английским языками Саван Сингх изучил священные писания индусов, мусульман, сикхов и христиан, а также уделял большое внимание серьёзному изучению трудов Святых, суфийским проблемам, основным вопросам любви и преданности и общим этическим учениям. Он находился на холмах Мурри долгое время, и это дало ему возможность встречаться со всякого рода видами паломниками, приходившими в Шри Амар Натх, место паломничества индусов. Хазур Саван Сингх Джи стирал все различия между людьми высокого и низкого положения, между расой и верой. Саван Сингх возродил учения Сурат Шабд Йоги. Его учение эзотерично, а не экзотерично.

Суть учения можно выразить его словами:

Вы попытаетесь судить о компетенции Мастера, наблюдая жизнь посвящённого изо дня в день, то ваше мнение может колебаться. Но если вы увидите посвящённого в последние минуты его жизни, как славно он уходит, тогда вы действительно узнаете компетентность Мастера, потому что в последний момент жизни исчезают все ограничения Кармы Судьбы и всей кармической системы и все долги выплачены. И тогда внутри, действительно, появится Мастер.

Основы всех религий одни и те же. Бог один. Все члены человечества — Его дети и поэтому связаны как братья. Все творение является лишь проявлением этой одной Реальности одной Души, которая распространяет свою силу и влияние повсюду, одного Света, изливающего своё сияние во всей вселенной, одного Солнца, светящего на каждый атом.

Все религии и все страны — мои, и я люблю их одинаково.

Бог находится в каждом сердце. Духовная Наука — это общее наследие всего мира и человечества, она не зарезервирована для какой-либо отдельной страны или нации. Её сущностью является Единение души со Всемогущей Сверхдушой. Человек — вершина и венец всего творения, и нет ничего выше Его. Он является прямой манифестацией Бога и чудом величия Бога. В мгновение ока он может подняться в Небеса и вернуться назад. Солнце и луна, рай и ад, земля и небо — это его площадки для игр. Как верно сказано:

Короче говоря, ты — ближайший к Богу.

Человек — капля из Океана-Творца. Он — луч Всемогущего Солнца. И капля, и луч чувствуют себя неспокойными, пока они отделены от своего источника, и находят покой только тогда, когда они сливаются с ним.

Человек — благороднейшее из творений Бога и в сущности своей создан совершенным существом. Человек может действовать на двух планах — внешнем и внутреннем. На внешнем плане у него есть знание и наука, которые могут помочь его усилиям, но он совершенно неспособен самостоятельно выйти на внутренний план за пределы всех внешних знаний и философии, чтобы измерить бездонные глубины тайн природы. Он пытается достичь цели с помощью изучения священных писаний, но спотыкается на каждом шагу. Очень скоро он осознает, что в этом отношении он несовершенен и беспомощен; и до тех пор, пока он не получит руководство практического Духовного Мастера, Теология, Знание и Реальность останутся для него нерасшифрованными загадками, головоломками, не поддающимися никаким попыткам решения.

Только от пробужденного и осознающего Реальность Мастера можно получить духовную жизнь в течение нашей жизни.. Такой Мастер глубоко укоренен в Реальности, и все качества Божественного Света полностью отражены в нем и сияют в изобилии. Он хорошо знает узкие и скользкие места внутреннего пути, ведущего к Реальности. Он дает ищущим внутреннюю связь с Жизненным Импульсом, который известен как Шабд и Над у индусов, Кальма и Калам-и-Раббани у мусульман, Сач, Наам или Хукам у сикхов и Слово у христиан. Под своим надзором и руководством такой Мастер открывает внутренний глаз искателя и ведет его с плана на план, пока не поместит его у ног Бога — и все это при жизни, а не после смерти!

Поэтому совершенно необходимо для каждого мыслящего человека, неважно какой религии, расы или веры, отправиться, как к живому королю, или как к живому врачу, к нынешнему живущему Мастеру этого века, если он хочет испить Нектар Бессмертия и достичь «Жизни Вечной». Вот почему Маулана Руми говорит:

Держись за руку Мастера, потому что без него

Этот Путь полон несказанных опасностей и трудностей.

Никогда ни на миг не расставайся с Мастером

И никогда не будь слишком уверен

в своей силе или мудрости.

То же самое сказано и в Грант Сахибе:

Встреть Мастера и получи Посвящение у Него.

Подчини Ему своё тело и разум и обрати своё внимание внутрь. Ты найдешь Путь только через анализирование (отделение) Я.

Когда к Баба Саван Сингху приходил какой-нибудь бхагават и говорил:"Вот, Баба, я согрешил -- сделал то-то и то-то", он отвечал:"Ну, хорошо" и все прощал.

Линия преемственности СУРАТ ШАБД ЙОГИ

От учителю к ученику Учения сурат-шабд-йоги и сант мат согласно списку составленному Сант Кирпал Сингхом.[1]

Сант Кирпал Сингх не оставил после себя официального преемника

Заявление Сант Кирпал Сингха в 1963 году в США: «КТО БЫ НИ ПОЯВИЛСЯ В БУДУЩЕМ, Я ГОВОРЮ ВАМ СОВЕРШЕННО ОКОНЧАТЕЛЬНО, ЧТО ОН НЕ БУДЕТ ИЗ ЧЛЕНОВ МОЕЙ СЕМЬИ.» Оригинал документа - Сат Сандеш (Sat Sandesh) Официальный журнал Мастера [2]

Напишите отзыв о статье "Баба Саван Сингх"

Примечания

  1. Сант Кирпал Сингх - Рухани Сатсанг США. [www.ruhanisatsangusa.org/pdf/Jungle.pdf Ночь — это джунгли - The Night is a Jungle стр. 362-366] (1975).
  2. [www.ruhanisatsangusa.org/pdf/ss74/ss197411.pdf в Сат Сандеш (Sat Sandesh) Официальный журнал Мастера Сант Кирпал Сингха, стр. 26 - правый столюец].

Источники

Отрывок, характеризующий Баба Саван Сингх

Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.