Бабенко, Юрий Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Юрий Бабенко
Позиция

центральный нападающий

Рост

183 см

Вес

84 кг

Прозвище

Иваныч

Гражданство

Россия

Родился

2 января 1978(1978-01-02) (46 лет)
Пенза, РСФСР, СССР

Драфт НХЛ

в 1996 году выбран во 2 раунде под общим 51-м номером командой «Колорадо Эвеланш»

Карьера
1995—2016
Игровая карьера
1995 — 1997 Крылья Советов
1998 — 2002 Херши Беарс
2000 — 2001 Колорадо Эвеланш
2002 — 2005 Динамо Мск
2005 Химик
2005 — 2007 ХК МВД
2007 — 2008 Металлург Мг
2008 — 2009 СКА
2009 — 2010 ХК МВД
2010 — 2016 Динамо Мск

Ю́рий Ива́нович Бабе́нко (2 января 1978, Пенза, РСФСР, СССР) — бывший российский профессиональный хоккеист, центральный нападающий.





Биография

Начинал карьеру в «Крылья Советов» в 1995 году. С 1998 по 2002 года в основном играл в АХЛ — 287 матчей, 55 голов, 80 передач. В 2002 году вернулся в Россию. Выступал за «Динамо», воскресенский «Химик», ХК МВД, питерский СКА и магнитогорский «Металлург». В составе «Металлурга» выиграл Кубок европейских чемпионов и стал бронзовым призёром чемпионата России. Весной 2010 года в составе ХК МВД стал финалистом Кубка Гагарина.

Вернулся в «Динамо» в 2010 году. В сезонах 2011/2012 и 2012/2013 стал обладателем Кубка Гагарина.Завершил карьеру профессионального хоккеиста в 2016 году.

Достижения

Статистика

    Регулярный сезон   Плей-офф
Сезон Команда Лига И Г П О Штр И Г П О Штр
1995–96 Крылья Советов РХЛ 21 0 0 0 16
1996–97 Крылья Советов РХЛ 4 1 0 1 4
1997–98 Плимут Уэйлерз ХЛО 59 22 34 56 22 15 3 7 10 24
1998–99 Херши Беарс АХЛ 74 11 15 26 47 2 0 1 1 0
1999–00 Херши Беарс АХЛ 75 20 25 45 53 14 4 3 7 37
2000–01 Херши Беарс АХЛ 71 17 18 35 80 12 2 1 3 6
2000–01 Колорадо Эвеланш НХЛ 3 0 0 0 0
2001–02 Херши Беарс АХЛ 67 7 22 29 95 8 2 2 4 6
2002–03 Динамо Москва РСЛ 35 3 8 11 52 2 0 0 0 2
2003–04 Динамо Москва РСЛ 24 2 3 5 34
2004–05 Динамо Москва РСЛ 33 5 2 7 24
2004–05 Химик Воскресенск РСЛ 11 0 0 0 14
2005–06 ХК МВД РСЛ 43 8 5 13 115 4 2 1 3 16
2006–07 ХК МВД РСЛ 46 9 10 19 46 2 1 1 2 2
2007–08 Металлург Магнитогорск РСЛ 54 10 3 13 58 13 1 4 5 10
2008–09 Металлург Мг КХЛ 5 0 0 0 4
2008–09 СКА КХЛ 46 3 9 12 38 3 1 0 1 14
2009–10 ХК МВД КХЛ 35 5 5 10 26 22 4 1 5 34
2010–11 Динамо Москва КХЛ 45 4 8 12 57 6 0 1 1 4
2011–12 Динамо Москва КХЛ 40 5 8 13 42 17 1 2 3 8
2012–13 Динамо Москва КХЛ 34 6 6 12 14 21 1 4 5 10
2013–14 Динамо Москва КХЛ 52 10 12 22 39 7 0 1 1 16
Всего в НХЛ 3 0 0 0 0
Всего в КХЛ 257 33 48 81 220 76 7 9 16 86

Напишите отзыв о статье "Бабенко, Юрий Иванович"

Ссылки

  • [www.dynamo.ru/team/team/babenko/ Профиль на официальном сайте ОХК «Динамо»]
  • [www.khl.ru/players/10892/ Профиль на сайте КХЛ] (рус.)
  • [www.hockeydb.com/ihdb/stats/pdisplay.php3?pid=31824 Статистика на Internet hockey database]
  • [www.eurohockey.net/players/show_player.cgi?serial=10654 Статистика на сайте www.eurohockey.net]


Отрывок, характеризующий Бабенко, Юрий Иванович


Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.