Бабеш, Винсент

Винсент Бабеш
Vincenţiu Babeş
Род деятельности:	адвокатура, педагогика, журналистика, политика
Место рождения:	Ходони
Дети:	Виктор Бабеш

Винсент Бабеш (рум. Vincenţiu Babeş; 21 января 1821, Ходони — 22 января 1907, Будапешт) — румынский адвокат, преподаватель, журналист, политик, член и один из основателей Румынской академии; отец физика и биолога Виктора Бабеша.

Биография

Винсент Бабеш родился 21 января 1821 года в городе Ходони в Банате в крестьянской семье.

Рано оставшись сиротой, Бабеш уже с самых юных лет должен был жить собственным трудом, но это не помешало ему блестяще окончить как среднее, так и высшее образование.

После окончания курса богословских и юридических наук в Пештском университете, Бабезиу был пригашен профессором в Богословский институт в город Арад, а в 1849 году сделан директором народных школ в Банате.

В октябре 1849 года Винсент Бабеш был послан в столицу Австрии город Вену с депутацией от всего румынского народа, в качестве представителя румынской епархии Арада и многих деревенских общин. Некоторое время спустя, он был прикомандирован к министерству юстиции для просмотра и редактирования румынского текста свода законов. Затем он работал при кассационной палате в Вене, состоя в то же время членом кассационной палаты в Будапеште. Преследования, которым в то время подвергались венгерцы, вынудили его оставить занимаемые им должности, но вскоре он вновь был избран депутатом в венгерскую палату, где он сыграл значительную роль в политическом движении венгерских румын.

Литературная деятельность Винсента Бабеша началась в 1843 году, когда он стал помещать в «Трансильванской газете» многочисленные статьи по политической экономии. Кроме того отдельные его произведения и стихотворения публиковались и в других журналах. Но, по мнению ряда критиков, главная его заслуга состоит в редактировании журнала «Пчела».

Винсент Бабеш скончался 22 января 1907 года в городе Будапеште.

Отрывок, характеризующий Бабеш, Винсент

– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»