Бабьегородская плотина

Бабьегородская плотина — бывшее гидросооружение, располагавшееся на Москве-реке, на местности выше чем Большой Каменный мост между современными Берсеновская набережной и Пречистенской (бывшей Кропотнической) набережной. Своё название получило от близлежащей исторической местности Бабий городок, которая находилась между современными Крымской набережной и Большой Якиманкой.

История

В 1786 году был построен Водоотводный канал и Москва-река была ограничена^[как?] между Берсеневкой и Остожьем. Это было сделано для уменьшения ущерба от паводков, тогда и возникла идея с постройкой плотины. После 1812 года Москва отстраивалась, начала подниматься промышленности и торговля, но транспортная система не была развита, сделали упор на речной транспорт. В это время решили воплотить в жизнь идею с плотиной, которая увеличила бы уровень воды.

Бабьегородская плотина сооружена в 1836 году с целью повышения судоходных глубин. Для судоходства по Москве-реке применялся Водоотводный канал, в его конце была возведёна около 1836 года Краснохолмская плотина со шлюзом.

Подъём уровня воды составил 2,8 метров, при этом был затоплен Крымский брод. Ритм работы плотины делился на 2 части: во время весеннего ледохода, когда она разбиралась, и после паводка, когда собиралась — это занимало одну неделю.

Зимой здесь часто проводили своё свободное время местные обитатели: устраивали кулачные бои, бои стенка на стенку, в них в основном побеждали рабочие с ткацкой фабрики Бутиковых.

В 1937 году Бабьегородская плотина была ликвидирована, так как был построен канал имени Москвы, и плотина оказалась в зоне подпора Перервинского гидроузла.

Отрывок, характеризующий Бабьегородская плотина

Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.