Бабёнышев, Александр Петрович

Александр Петрович Бабёнышев (Сергей Максудов)
Род деятельности:	демограф публицист

Александр Петрович Бабёнышев, псевдоним Сергей Максудов (род. 10 марта 1938, Ростов-на-Дону) — российский геолог, историк, демограф, социолог. Известный специалист по изучению потерь населения СССР.

Биография

Сын Сарры Эммануиловны Бабёнышевой (1910—2007), литературного критика, члена Союза Советских Писателей, в 1970-е годы сотрудницы Фонда помощи политзаключенным и их семьям. В 1961 году окончил геологоразведочный институт в Москве. Работал в Гидропроекте. В 1964 году перешел из Гео­логического отдела в группу внедрения математических методов и ЭВМ. В 1971 году защитил кандидатскую диссертацию по теме «Расчленение толщи горных пород при инженерно-геологических исследованиях с использованием вероятностно-статистических методов». В 1972—1980 старший научный сотрудник Института разработки горючих ископаемых. В 1960—1970 годы участвовал в правозащитном движении в СССР. Выступил в защиту Андрея Синявского и Юлия Даниэля. Протестовал против советского вторжения в Чехословакию (распространял листовки), подписал письмо протеста против высылки А. Солженицына. В 1968—1980 годах собирал и передавал информацию для «Хроники текущих событий». Автор, редактор и распространитель самиздата. В мае 1964 навестил в ссылке поэта Иосифа Бродского, привёз ему в подарок от Л. Чуковской том Джона Донна. Один из составителей «Сахаровского сборника», позднее изданного на шести языках (к немецкому изданию предисловие написали Генрих Бёлль и Лев Копелев). Участвовал в помощи семьям политзаключенных. Был одним из составителей, авторов и издателей самиздатского журнала «Поиски и размышления» (Москва, 1980—1981). Первая его публикация по оценке потерь советского населения в годы гражданской войны, коллективизации и Второй мировой войны вышла в журнале «Cahiers du monde russe» в Париже в 1977 году.

В конце марта 1980 года ездил в Горький, чтобы встретиться с сосланным туда академиком А. Д. Сахаровым. Так как уже было известно, что в дом к Сахарову никого не пускают, было решено проверить, а может ли сам Андрей Дмитриевич ходить в гости к своим знакомым. Для этого отказник Марк Ковнер предоставил свою пустующую квартиру, а Бабёнышев передал через Елену Боннэр приглашение Андрею Дмитриевичу на масленичные блины. Шесть или семь сотрудников КГБ не пустили Сахарова во двор дома, где его ждал Бабёнышев. Тогда на следующий день Бабёнышев, отправив семью в Москву, просто приехал к дому Сахарова и постучал в окно. Андрей Дмитриевич ему открыл, Александр влез в квартиру через окно и беседовал c А. Д. несколько часов. После этого Бабёнышев был задержан, а пост милиции перенесли из вестибюля подъезда прямо под дверь квартиры Сахарова.

Бабенышев был уволен с работы, подвергался задержаниям, обыскам и допросам (1979—1981). В 1981 году был вынужден эмигрировать в США, живёт в Бостоне.

Преподавал и занимался исследованиями в Гарвардском и Бостонском университетах (США), в Украинском институте Эдмонтона (Канада). Редактировал журналы: «Страна и мир», «СССР: Внутренние противоречия», «Трибуна». Автор и составитель книг «Сахаровский сборник», «Потери населения СССР», "Неуслышанные голоса. "Документы Смоленского архива. «Кулаки и партийцы», «Чеченцы и русские. Победы, поражения, потери», Russian Reforms: Revolutions from Above. Его перу принадлежат около сотни статей, опубликованных в журналах «Страна и мир», «СССР: Внутренние противоречия», «Трибуна», «Сельская молодежь», «Форум», «Russia»,"Вестник РХД", «Проблемы Восточной Европы», «Новый журнал», «Holocaust and Genocide Studies» «Сучаснiсть», "Философска и социологическая мысль, «Синтаксис», «Soviet Studies» (а теперь и «Europe-Asia Studies»), «Slavic Review», «The Times Literary Supplement», «Russian Literature North Holland», «Cahiers du monde russe», «Journal of Ukrainian Studies», «Harvard Ukrainian Studies», Свободная мысль, "Литературное обозрение"НЛО Книжное обозрение, НЛО, в альманахах «Минувшее» и «Звенья» и в газетах, «Новое русское слово», «Русская мысль», «Московские новости» Независимая ггазете, «Новая газета».

Произведения

Книги

• Бабёнышев Александр. Самые, Самые…// М. Вильнюс Малыш. 1976. 16 с.;
• Про вулканы // М.: Малыш. 1980. 16 с;.
• Многомерный статистический анализ в инженерной геологии. М. 1976 (в соавторстве с И. С. Комаровым и Н. Н. Хайме);
• Сахаровский сборник. (совместно с Р. Лерт и Е. Печуро, М. Самиздат 1981 (переведено на английский, французский, немецкий, итальянский и шведский языки) второе издание М. 1991 год, Третье издание М. 2011.
• Сергей Максудов. Неуслышанные голоса. Документы Смоленского архива. Кулаки и партийцы. Ann Arbor: Ardis. 1987
• [maksudovsergei.com/index.php/books/booksarhiv/11-poterinaseleniya Потери населения СССР. Chalidze Publication. Benson, USA. 1989] Russian Reforms: Revolution from Above (в соавторстве с Н. Покровской). Boston первое издание 1995, восьмое 2014 (учебное пособие для американцев изучающих русский язык);
• Чеченцы и русские. Победы, поражения, потери. М. 2010;
• Слепые поводыри. Taunton MA USA 2012.

Статьи

• Sergti Maksudov. Pertes subies par la population de L’URSS 1918—1958. CAHIERS DU MONDE RUSSE ET SOVIETQUE, XVIII, N3, 1977.Paris, pp. 223—265. «Victory over the Pesantry.» Hunger by Design. pp. 53-101, Cambridge MA, 2008; The Jewish Population Losses of the USSR from the Holocaust. The Holocaust in the Soviet Union. New York-London, 1993.
• Не свои. (отклик на публикацию книги А. И. Солженицына «Двести лет вместе»)(интернет.)

Ссылки

• [maksudovsergei.com/index.php/books/booksarhiv/11-poterinaseleniya Александр Бабенышев]

Отрывок, характеризующий Бабёнышев, Александр Петрович

– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.