Бавон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ба́вон Гентский, также Ба́во (Bavo, Baaf; умер не позднее 659 г.) — святой, почитаемый как в католической, так и в православной церкви (в лике преподобного[1]). Память совершается 1/14 октября.





Житие

Бавон родился близ Льежа в знатной франкской семье: он был сыном Пипина Ланденского, майордома Австразии, и святой Итты; его сёстрами были святые Бегга Анденская и Гертруда Нивельская. При рождении получил имя Алловин. Согласно житию, в молодости отличался дерзким, необузданным нравом, продавал своих слуг в рабство, вёл распутную жизнь. Заключил выгодный брак, от которого родилась дочь; после смерти жены Алловин решил посвятить себя добродетели и обратился в христианство под влиянием святого Аманда. Приняв имя Бавон, вместе с Амандом он странствовал и проповедовал во Франции и Фландрии. Однажды Бавон встретил человека, некогда проданного им в рабство, и в знак покаяния повелел ему заковать себя в цепи и отвести в тюрьму. Раздав своё имущество беднякам, Бавон стал монахом и жил сначала в дупле дерева, а затем — в келье построенного им аббатства близ города Гент, где и скончался.

Почитание

Бавон считается святым покровителем Гента, а также всей Бельгии и нидерландского города Харлем. Среди посвящённых ему храмов выделяются:

Изображения святого широко распространены в нидерландском искусстве. Чаще всего Бавон изображается в образе рыцаря с мечом и соколом; популярны сцены его обращения. Иногда он держит в руках кошель с деньгами (так как налоги в средневековом Генте взимались в день его памяти 1 октября).

Напишите отзыв о статье "Бавон"

Примечания

  1. Православная энциклопедия. Т.4. М., 2002, с.244.

Литература

  • Rev. Alban Butler. [www.bartleby.com/210/10/012.html St. Bavo, Anchoret, Patron of Ghent] // The Lives of the Fathers, Martyrs, and Other Principal Saints. — 1866. — Vol. X.

Ссылки

  • [www.christianiconography.info/bavo.html Saint Bavo: The Iconography] (англ.). Проверено 7 июля 2016.

Отрывок, характеризующий Бавон

– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.