Баворов (Чехия)
| Город
Баворов Bavorov 
|
Баворов (чеш. Bavorov) — город, расположенный в северо-западной части Южночешского края в районе Страконице на берегу реки Бланице.
Содержание
История
Селение Баворов вероятно возникло задолго до основания около 1290 года Баворовского замка звиковским бургграфом Бавором III из Стракониц, который жил здесь до своей смерти в 1318 году. Первое упоминание о поселении относится к 1228 году. Род Баворов из Стракониц владел Баворовским панством до 1351 года, после чего его приобрели паны из Рожмберка, сыновья Петра I из Рожмберка. В 1355 году Рожмберки с дозволения короля Карела I воздвигли на западе от Баворовского замка на холме Малошин новый замок Гельфенбурк, куда и переместился административный центр панства, после чего старый замок быстро пришёл в запустение. Баворовское панство стало частью панства Гельфенбуркского.
При Рожмберках Баворов получили привилегии, сходные с привилегиями королевских городов. В 1359 году Рожмберки построили в Баворове больницу на семь мест и школу для семи учащихся. В 1381 году Рожмберки даровали Баворову право иметь свою сургучную печать, а жителям города были гарантированы широчайшие гражданские права и свободы, подобно горожанам Писека. В обмен на это Баворов должен был выплачивать Рожмберкам такую же дань, как и Писек. Кроме того, Рожмберки даровали Баворову свой герб — червлёную пятилистную розу на серебряном геральдическом щите — который является гербом города по сей день. В 1360—1384 годах в городе был воздвигнут новый приходской костёл, при котором была устроена библиотека.
После смерти Ольдржиха I из Рожмберка в 1390 году его сын и единственный наследник Йиндржих III потерял интерес к Гельфенбуркскому панству и Баворову, избрав своей резиденцией другое место. Городские привилегии Йиндржих подтвердил, но новых предоставлять не стал. Во время гуситских войн грамоты с городскими привилегиями для сохранности от врагов и огня были замурованы в стену. Однако их полностью уничтожила сырость. В 1474 году представители городского самоуправления обратились к владаржу Йиндржиху V из Рожмберка с просьбой вновь письменно оформить и подписать привилегии города, что и было сделано. Городскому суду при этом было даровано дополнительное право выносить смертные приговоры.
В 1475—1503 годах Гельфенбуркское панство имело других собственников (Ян из Швамберка, паны из Ченова), которые также подтверждали права города Баворова, однако затем панство вернулось во владение Рожмберков. В 1552 году владарж Вилем из Рожмберка добился от короля права для Баворова проводить две ежегодные большие ярмарки (в дни Святых Лаврентия и Мартина) и еженедельные хлебные ярмарки. Кроме того, город получил право ставить свою печать на красном сургуче. В том же году Вилем из Рожмберка учредил в Баворове цех сапожников.
В 1593 году владарж Петр Вок из Рожмберка продал Гельфенбуркское панство за 20 000 коп пражских грошей Прахатицкой общине, который в 1607 году подтвердил и расширил городские привилегии Баворова. Город получил право варить в панской пивоварне ячменное и пшеничное пиво. После битвы на Белой горе в 1620 году все прахатицкие владения, включая Гельфенбуркское панство, были конфискованы и вошёл в состав королевского домена. Все городские привилегии были отменены. В следующем году Гельфенбуркское панство было пожаловано князю Эггенбергу. Для Баворова наступили трудные времена: война, пожары, эпидемии, принудительные работы.
Город вернул себе свои привилегии только в 1675 году. Эггенберги дополнительно предоставили Баворову право проводить ежегодные ярмарки в день Святого Георгия и в день Жертвоприношения Девы Марии. В 1717 году все владения Эггенбергов перешли по наследству княжескому роду Шварценбергов. 7 августа 1747 года королева Мария Терезия подписала документ, подтверждающий привилегии города Баворова. Это же было сделано королями Иосифом II (1782) и Францем I (1793).
После революционных событий 1848—1849 годов городские привилегии Баворова были отменены, а сам город перешёл в подчинение городу Водняни, что существенно уменьшило его значение. В дополнение ко всему в городе случился большой пожар, уничтоживший 14 домов, среди которых была школа и княжеский двор. В 1850 году Баворов был включён в состав Писекского края, а в 1853 году получил официальный статус города. 9 сентября 1867 года новый пожар уничтожил в Баворове 31 дом и повредил костёл.
После II Мировой войны в 1945 году город был освобождён армией США. В послевоенный период в Баворове был организован единый сельскохозяйственный кооператив (чеш. Jednotné zemědělské družstvo, JZD), пробурены скважины питьевой воды и организована её доставка. В 1965—1972 годах был построен городской бассейн. В 70—80-х годах в Баворове велось интенсивное жилищное строительство, были сооружены сушилка картофеля и пожарная часть, воздвигнут дом культуры. В 1983 году произошло объединение JZD Баворов с JZD Хельчице, в результате чего был учреждён JZD «Мир» Хельчице.
В 1991 году Баворов был принят в чешский Союз городов и муниципалитетов, а в 2000 году в соответствии с решением Палаты депутатов Парламента Чехии был официально закреплён городской статус Баворова.
Достопримечательности
- Приходской костёл Вознесения Девы Марии
- Исторический центр города
- Памятник природы «Баворовская странь»
- Развалины замка Гельфенбурк
Части города
- Баворов
- Бланице
- Чихтице
- Свинетице
- Тоуров
- Утешов
Знаменитые уроженцы
Напишите отзыв о статье "Баворов (Чехия)"
Примечания
- ↑ [www.czso.cz/csu/2013edicniplan.nsf/engt/50002DF52B/$File/13011303.pdf Český statistický úřad. Počet obyvatel v obcích České republiky k 1. 1. 2013]
Ссылки
- [www.castles.cz/hrad-bavorov/historie.html Баворовский замок на www.castles.cz]
- [www.bavorov.cz/historie-bavorova/d-1045/p1=1031 История Баворова на официальном сайте]
- [www.pf.jcu.cz/others/okoli/kost/bavorov.htm Баворов]
Отрывок, характеризующий Баворов (Чехия)
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.
