Багатель

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Багате́ль (фр. bagatelle — маленькая изящная вещь, безделушка) — это небольшая, лёгкая в исполнении музыкальная пьеса, главным образом для фортепиано.





Первая багатель

Самая первая багатель под этим же названием была создана Франсуа Купереном в его втором сборнике клавесинных пьес, в котором одно рондо было озаглавлено Les bagatelles (багатели, безделицы).

Самые известные багатели

XIX век

Вероятно, наиболее известные багатели были написаны Людвигом ван Бетховеном (17701827), который опубликовал три сборника: «Багатели. Опус 33», «Багатели. Опус 119» и «Багатели. Опус 126». Он также написал несколько подобных произведений, которые не были опубликованы при его жизни, включая пьесу, которая наиболее известна как «К Элизе» (багатель № 59, её относят к 1810 году).

Другие примечательные примеры — это

«Багатель без тональности» Ференца Листа (раннее исследование атональности),

сборник Антонина Дворжака для двух скрипок, виолончели и фисгармонии (опус 47), сборник Бедржиха Сметаны,

багатели Яна Сибелиуса.

Антон Диабелли также написал багатель в короткой и весёлой форме.

Камиль Сен-Санс написал шесть багателей (опус 3).

XX век

В двадцатом столетии несколько композиторов написали сборники, включая

Белу Бартока, который написал сборник из четырнадцати багателей (опус 6);

Александра Черепнина.

Антон Веберн написал шесть багателей для струнного квартета (опус 9);

Джеральд Финци — «Пять багателей» для кларнета и фортепиано.

Каноническим современным примером багателей является сборник Дьёрдя Лигети, который изначально сочинил шесть багателей для фортепиано, а позднее переделал их для духовых в 1953 году («Шесть багателей для квинтета духовых»).

Уильям Уолтон также написал «Пять багателей» для гитары соло, вошедших в репертуар таких выдающихся классических гитаристов, как Джулиан Брим, Кристофер Паркенинг и Ана Видович.

Американский композитор Чарльз Вуоринен написал багатель для фортепиано соло, к которой он позднее сделал оркестровку.

Австралийский композитор Карл Вайн тоже написал пять багателей для фортепиано (1994), которые довольно часто исполняются на соревнованиях по игре на фортепиано, особенно в Австралии.

Из российских композиторов известен Эдисон Денисов, написавший в 1960 году семь пьес-багателей.

В последних сочинениях Валентина Сильвестрова главной формой становится именно багатель. Для Сильвестрова в ней таится глубокий смысл — непосредственного, спонтанного самовыражения, импровизационного высказывания. «Сущность часто может таиться в пустяках, — говорит композитор. — В пустяке содержится крупица высокого, как в капле росы отражается солнце. Мы можем обнаружить это в инвенциях Баха, прелюдиях Шопена, где видим ту же высоту, что и в больших композициях, но сконцентрированную в мгновении».

См. также

Напишите отзыв о статье "Багатель"

Отрывок, характеризующий Багатель

– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.