Багиров, Закир Джавад оглы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Закир Багиров
азерб. Zakir Bağırov
Основная информация
Полное имя

Закир Джавад оглы Багиров

Дата рождения

16 марта 1916(1916-03-16)

Место рождения

Шуша,
Шушинский уезд,
Елизаветпольская губерния,
Российская империя

Дата смерти

1996(1996)

Место смерти

Баку, Азербайджан

Страна

СССР СССРАзербайджан Азербайджан

Профессии

композитор, педагог

Жанры

классическая музыка

Награды
Заслуженный деятель искусств Азербайджанской ССР

Закир Джавад оглы Багиров (азерб. Zakir Cavad oğlu Bağırov; 1916—1996) — азербайджанский советский композитор, Заслуженный деятель искусств Азербайджанской ССР (1962)[1].



Биография

Закир Багиров родился 16 марта 1916 года в городе Шуша. В 1949 году окончил Московскую государственную консерваторию. С 1949 года являлся преподавателем в Азербайджанской государственной консерватории. С 1970 года был заведующим кафедрой теории музыки[1].

Закир Багиров является автором оперы «Айгюн» (1972) и «Старик Хоттабыч»[2], оперетт «Песня нашего села» (1958) и «Свекровь» (1964), сюит для оркестра народных инструментов (1956, 1969), концерта для фортепиано и оркестра (1970), импровизации для органа и фуги (1973), камерно-инструментальных произведений и романсов. Багиров написал музыку ко многим драматическим произведениям и кинофильмам[1]. На основе опер Узеира Гаджибекова «Лейли и Меджнун» и «Асли и Керем», а также мугама «Чахаргях» написал сольное произведение для арфы[2]

Награды

Напишите отзыв о статье "Багиров, Закир Джавад оглы"

Примечания

  1. 1 2 3 4 Бағыров Закир Ҹавад оғлу / Под ред. Дж. Кулиева. — Азербайджанская советская энциклопедия: Главная редакция Азербайджанской советской энциклопедии, 1976. — Т. I. — С. 519.  (азерб.)
  2. 1 2 [uzeyirbook.musigi-dunya.az/AZ/data.pl?id=126&lang=AZ Bağırov Zakir Cavad oğlu]

Отрывок, характеризующий Багиров, Закир Джавад оглы

– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.