Баги, Дьюла

Дьюла Баги
Baghy Gyula
Дьюла Баги
Псевдонимы:	Jobo
Дата рождения:	13 января 1891(1891-01-13)
Место рождения:	Сегед, Венгрия
Дата смерти:	18 марта 1967(1967-03-18) (76 лет)
Место смерти:	Будапешт, Венгрия
Гражданство:	Венгрия
Род деятельности:	прозаик, поэт, драматург
Годы творчества:	1922 — 1967
Жанр:	лирика, сатира

Дью́ла Ба́ги (венг. Baghy Gyula, на эсперанто обычно подписывался эсперантизированной формой имени Julio, род. 13 января 1891 — ум. 18 марта 1967; использовал псевдоним Jobo) — выдающийся венгерский эсперантист, знаменитый поэт и прозаик на языке эсперанто.

Биография

Д. Баги родился 13 января 1891 в городе Сегед в театральной семье: его отец был актёром, а мать работала в театре суфлёром. После окончания школы Дьюла последовал за родителями, до войны он работал актёром и режиссёром. С эсперанто Д. Баги познакомился в 1911 году.

Первая мировая война прервала его актёрскую карьеру. Около шести лет (1915—1920) он провёл в сибирских лагерях для военнопленных, где вёл активную эсперанто-деятельность, организуя курсы эсперанто и международную переписку (позже он опишет эти события в некоторых своих произведениях). После возвращения в Венгрию до самой смерти он был одним из ведущих деятелей международного эсперанто-движения: организовывал курсы, занимал руководящие посты в некоторых организациях, сотрудничал с литературными журналами, был одним из редакторов влиятельного эсперанто-журнала «Литературный мир» (эспер. Literatura mondo).

Умер 18 марта 1967, похоронен в Будапеште.

Эсперанто-деятельность

Несмотря на свою активную организаторскую деятельность, Д. Баги прославился в первую очередь как поэт и прозаик. Его произведения характеризуются идеализмом и человеколюбием; его девизом было следующее утверждение: «Любовь создаёт мир, мир сохраняет человечность, человечность — это высший идеал». Кроме этого, в некоторых произведениях он выступает и как тонкий сатирик, и как интересный мыслитель. Во многом его взгляды отвечали «внутренней идее» эсперанто и находили широкую поддержку среди рядовых эсперантистов. По этой причине Д. Баги и его произведения были чрезвычайно популярны, а сам он получил ласковое прозвище «Папа» (эспер. Paĉjo).

Баги, ласково называемый Папой, выразил те чувства, которые с самого начала были до́роги всем эсперантистам… Он избегал связи с известными политико-идеологическими позициями и таким образом помог среднестатистическому эсперантисту, далёкому от политики, связать себя с его идеалом человеческого братства.

Оригинальный текст (эсп.)  

Baghy, karese nomata Paĉjo, esprimis sentojn, kiuj dekomence estis karaj al la esperantistoj... Li evitis ligi sin al konataj politikaj-ideologiaj pozicioj kaj tiamaniere helpis al la meza nepolitikema esperantisto identigi sin kun lia idealo de homa frateco.

— У. Линс (немецкий историк, автор нескольких произведений об истории эсперанто)

Д. Баги является автором многих поэтических сборников, повестей, романов, учебников эсперанто, театральных произведений. На многочисленных Всемирных конгрессах эсперанто он принимал участие в театральных постановках, многие из которых режиссировал сам. Был членом Академии эсперанто. Его учебная повесть «Зелёное сердце» (эспер. La verda koro; название следует понимать как «сердце эсперантиста» или, более широко, как «сердце, исполненное гуманизмом») до сих пор является одним из наиболее популярных учебников эсперанто.

Стиль произведений Д. Баги отличает простота и ясность. Он был сторонником «простого» эсперанто и активно полемизировал со сторонниками «богатого» эсперанто, вводившими в язык многочисленные неологизмы (одним из таких оппонентов Баги был другой выдающийся венгерский эсперантист Кальман Калочаи, с которым Баги тем не менее активно сотрудничал).

Именно по инициатие Д. Баги 15 декабря (день рождения инициатора эсперанто Лазаря Заменгофа) отмечается эсперантистами ещё и как День книги на эсперанто.

Основные произведения

В нижепредставленном списке указан только год первого издания. Большинство произведений Д. Баги многократно переиздавались; некоторые переведены на национальные языки.

• «Preter la vivo» (рус. Мимо жизни, поэтический сборник; 1922)
• «Viktimoj» (рус. Жертвы, роман; 1925) — роман рассказывает о жизни военнопленных в Сибири, роман во многом автобиографический
• «Pilgrimo» (рус. Пиллигрим, поэтический сборник; 1926)
• «Dancu, marionetoj!» (рус. Танцуйте, марионетки!, сборник рассказов; 1927)
• «Migranta plumo» (рус. Блуждающее перо, рассказы и стихотворения, переводы; 1929) — в этом сборнике Д. Баги осторожно экспериментирует с формами и поэтическим языком
• «Hura!» (рус. Ура!, роман; 1930) — сатирическое и отчасти утопическое произведение, нередко признаваемое наиболее выдающимся произведением Д. Баги. Автор планировал написать продолжение под названием «Insulo de Espero» (рус. Остров надежды), но черновики были утеряны во время Второй мировой войны.
• «Printempo en la aŭtuno» (рус. Весна осенью, роман; 1931) — лирическое произведение о первой любви
• «La vagabondo kantas» (рус. Бродяга поёт, поэтический сборник; 1933)
• «Verdaj donkiĥotoj» (рус. Зелёные Донкихоты, сборник рассказов и скетчей; 1933; слово «зелёные» является коннотацией к «внутренней идее» эсперанто)
• «Sur sanga tero» (рус. На окровавленной земле, роман; 1933) — продолжение и разработка романа «Viktimoj»
• «La teatra korbo» (рус. Театральная корзина, небольшие зарисовки; 1934)
• «La verda koro» (рус. Зелёное сердце, учебная повесть для начинающих; 1937; название следует понимать как «сердце эсперантиста» или, более широко, как «сердце, исполненное гуманизмом») — автобиографическая повесть о событиях гражданской войны на Дальнем Востоке. Повесть написана специально для начинающих эсперантистов и использует вначале простой, но постепенно усложняющийся от главы к главе грамматический и лексический материал; выдержала много переизданий и популярна до сих пор.
• «Sonĝe sub pomarbo» (рус. В грёзах под яблоней, лирическая трёхактная комедия в стихах; 1958)
• «Koloroj» (рус. Цвета, рассказы; 1960)
• «Aŭtuna foliaro» (рус. Осенняя листва, поэтический сборник; 1965)
• «Ĉielarko» (рус. Радуга, сказки в стихах; 1966)
• «En maskobalo» (рус. На маскараде, пять небольших театральных произведений; 1977)

Ссылки

• [egalite.hu/baghy/index.htm Некоторые книги Д. Баги]
• [donh.best.vwh.net/Esperanto/Literaturo/literaturo.originala.b.html#julio_baghy Подборка отдельных стихотворений и рассказов]
• [esperantio.narod.ru/pasho3/koro.rar Повесть «La verda koro» с русскими комментариями (rar-архив doc-файла)]
• [donh.best.vwh.net/Esperanto/Kursoj/Verda_Koro/leciono_01.html Повесть «La verda koro» с английскими комментариями]
• [www.esperanto.net/literaturo/roman/baghy.html Фотографии Д. Баги, библиография, рецензии на его произведения (на эсперанто)]

Отрывок, характеризующий Баги, Дьюла

– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.