Багратион-Мухранский, Георгий Александрович
| Георгий Александрович Багратион-Мухранский | |
| გიორგი ბაგრატიონ-მუხრანელი | |
 | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Подданство: | |
| Дата смерти: |
29 сентября 1957 (73 года) |
| Место смерти: | |
| Отец: | |
| Мать: |
Мария Дмитриевна Головачева |
| Супруга: |
Елена Сигизмундовна Злотницкая |
| Дети: | |
Георгий Александрович Багратион-Мухранский (груз. გიორგი ბაგრატიონ-მუხრანელი; 16 июля 1884 — 29 сентября 1957) — князь из младшей ветви грузинской царской династии Багратионов, претендент на престол Грузии, глава Грузинского Царского дома (1918—1957).
Биография
Князь Георгий родился в Санкт-Петербурге. Единственный сын генерал-лейтенанта русской армии, князя Александра Ираклиевича Багратион-Мухранского (1853—1918), и княгини Марии Дмитриевны (урожденной Головачевой). Он получил образование в Пажеском корпусе.
В 1908 году князь Георгий Багратион-Мухранский женился на польской дворянке Елене Сигизмундовне Злотницкой (1886—1976), матерью которой была княжна Мариам Эристави из Ксани, дальний потомок царя Грузии Ираклия II[1].
В 1916—1917 годах Георгий Багратион-Мухранский был предводителем дворянского совета в Душети (Грузия). После революции в России в 1917 году он приветствовал создание независимой Грузии и воевал против большевиков во время Гражданской войны. Георгий предпочел остаться в Грузии в 1921 году, а его жена и дети отправились в эмиграцию. В 1930 году князь Георгий Багратион-Мухранский был арестован советскими властями, но вскоре освобожден благодаря усилиям русского писателя Максима Горького. Георгий Багратион-Мухранский покинул СССР и воссоединился со своей семьей в Европе. В конце концов он поселился в 1944 году в Испании, где его сын Ираклий энергично участвовал в политической жизни грузинской эмиграции. Одна из его дочерей, Леонида Георгиевна (1914—2010), в 1948 году вышла замуж за великого князя Владимира Кирилловича Романова (1917—1992), претендента на российский царский престол. Другая дочь, Мария Георгиевна (1911—1992), вернулась в Советскую Грузию, но была арестована в 1948 году и провела 8 лет в ссылке на Магадане. Она умерла в Тбилиси в 1992 году.
Князь Георгий Багратион-Мухранский скончался в Мадриде в 1957 году в возрасте 73 лет. Его останки были возвращены в Грузию его внуком, Георгием Ираклиевичем Багратионом, в 1995 году и погребены в кафедральном патриаршем храме Мцхеты[2].
Напишите отзыв о статье "Багратион-Мухранский, Георгий Александрович"
Примечания
- ↑ Buyers, Christopher (2008). [www.4dw.net/royalark/Georgia/mukhran4.htm The Bagration-Mukhrani dynasty.] Royal Ark. Retrieved on 2008-05-24.
- ↑ (груз.) Mamaladze, Gaioz (2006-05-08), [www.geotimes.ge/index.php?m=home&newsid=1133&lang=geo ბაგრატიონებმა სამშობლოში დაბრუნების სამი წლისთავი აღნიშნეს (Bagrationis celebrate the third anniversary of their return to homeland)]. The Georgian Times. Retrieved on 2008-05-24.
| Предшественник: Александр Ираклиевич Багратион-Мухранский |
Глава Грузинского Царского Дома 19 октября 1918 — 29 сентября 1957 |
Преемник: Ираклий Георгиевич Багратион-Мухранский |
Отрывок, характеризующий Багратион-Мухранский, Георгий Александрович
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
