Багрянский, Михаил Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Михаил Иванович Багрянский
Дата рождения:

29 октября (9 ноября) 1761(1761-11-09)

Место рождения:

село Гладкое (Георгиевское), позднее Новосильский уезд, Тульское наместничество

Дата смерти:

7 (19) июня 1813(1813-06-19) (51 год)

Место смерти:

Москва

Гражданство:

Российская империя

Род деятельности:

литературный переводчик

Язык произведений:

русский

Михаил Иванович Багрянский (1761—1813) — русский врач и литературный переводчик, масон.





Биография

Родился 29 октября (9 ноября1761 года[1] в селе Гладкое (Георгиевское), позднее Новосильского уезда Тульского наместничества, в семье сельского священника. Один из его старших братьев — иркутский епископ Вениамин.

В 1772 году поступил в Университетскую гимназию как ученик «разночинского казенного содержания». В 1779 году переведён студентом в Московский университет, где слушал лекции по логике и метафизике — у Д. С. Аничкова, по красноречию — у А. А. Барсова, математику и физику — у А. И. Роста. В 1780 году он начал преподавать в университетской гимназии латинский и греческий языки, переводил с латинского языка на русский протоколы учёных конференций.

В 1780 году Багрянский вступил в масонскую ложу «Апис», возглавлявшуюся Г. П. Гагариным. Будучи студентом, близко сошёлся с Н. И. Новиковым, И. Г. Шварцем и другими московскими мартинистами и розенкрейцерами. С конца 1783 года член масонской ложи «Латона», управляемой Новиковым. В 1785 году принят в розенкрейцеры под именем Ликас или Лихас. Жил на наёмной квартире, а с 1783 года — в доме у Новикова.

Благодаря материальной помощи Новикова уволился с учительской должности и продолжил занятия на медицинском факультете университета. Новиков же помог ему после получения аттестата отправиться на средства Типографской компании в 1786 году в Европу для усовершенствования в медицине. В Лейдене Багрянский в 1787 году получил степень доктора (диссертация «Theses medicae inaugurales», 1788). Вернувшись в Москву в 1790 году и получив в 1791 году разрешение, Багрянский занялся медицинской практикой. Как и раньше жил у Новикова и получал от него деньги.

Когда в 1792 году произошёл разгром московского масонства, впоследствии распространилось мнение, что Багрянский лично не пострадал, но преданность его Новикову была так велика, что он добровольно отправился с ним в заточение и оставался в Шлиссельбургской крепости вплоть до освобождения Новикова в 17 ноября 1796 года. Однако, по собственным показаниям Багрянского, «он по своей воле ни за что на свете ехать бы не согласился», также в списках узников крепости он значился как наказанный «за перевод развращённых книг». Новиков и Багрянский содержались в том самом каземате, где был заключён Иоанн Антонович[2]

С 9 марта 1797 года Багрянский был губернским врачом в Ярославле, а с 18 августа 1800 года — инспектором врачебной управы там же. С 9 июня 1802 года был инспектором Московской медико-хирургической академии; с 1806 года — членом медицинской конторы Санкт-Петербургской медико-хирургической академии; в 1808 году опять перешёл в Москву, сначала инспектором, а потом учёным секретарём академии.

Умер в Москве 7 (19) июня 1813 года[1] от «жестокой болезни».

Переводческая деятельность

Перевёл «Слово о избрании выгодных мест для построения вновь городов в рассуждении здравия человеческого», произнесённое И.-И. Ростом (1781), философско-нравоучительное сочинение «Похвала Сократу, произнесённая в обществе человеколюбцев» (1783), сочинение Фомы Кемпийского «О подражании Иисусу Христу» (очевидно, именно этот перевод включён в «Избранную библиотеку для христианского чтения», издававшуюся в 1784, 1786 и 1787 годах), труд К.-Ф. Милло «Древняя и новая история, от начала мира до настоящего времени» (1785, ч. 1—9).

Переводил мистические книги, печатавшиеся в типографии И. В. Лопухина и «Дружеского общества». Вместе с А. М. Кутузовым он перевёл «Таинство креста Иисуса Христа и членов его» Дузетана (М., 1784), переводил сочинение А.-И. Кирхвегера «Платоново кольцо».

Ему же принадлежит ряд статей в «Moсковском ежемесячном издании» и журнале «Вечерняя заря». Его перевод «португальской повести» «Инеса де Кастро» помещён в «Городской и деревенской библиотеке» (ч. I). В 1807—1808 годах сотрудничал в журнале М. И. Невзорова «Друг юношества».

Напишите отзыв о статье "Багрянский, Михаил Иванович"

Примечания

  1. 1 2 В ЭСБЕ указывается 1762 или 1763 годы.
  2. Камера № 9 в нижнем этаже крепости.

Литература

Ссылки

  • [www.megabook.ru/Article.asp?AID=613272 Биография] в «Большой энциклопедии Кирилла и Мефодия»

Отрывок, характеризующий Багрянский, Михаил Иванович

– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.