Бадамшин, Гариф Сиразетдинович

Гариф Сиразетдинович Бадамшин
Депутат Первой Думы, 1906 г.
Дата рождения:	1865(1865)
Место рождения:	д. Новые Челны Спасского уезда Казанской губернии
Дата смерти:	1939(1939)
Гражданство:	Российская империя Российская империя СССР СССР
Вероисповедание:	мусульманин
Партия:	Мусульманская фракция ГД, Трудовая группа
Основные идеи:	идеи джадидизма
Род деятельности:	купец, депутат Государственной думы I и II созывов от Казанской губернии.

Гариф Сиразетдинович Бадамшин (1865—1939) — чистопольский купец, депутат Государственной думы I и II созывов от Казанской губернии.

Биография

Мусульманин. По одним сведениям, татарин, по другим — чуваш. По происхождению, из крестьян деревни Новые Челны Матаковской волости Спасского уезда Казанской губернии. Был учеником в Чистопольском медресе, но курса не окончил. Получил домашнее начальное образование. Значительную часть жизни прожил в Чистополе. Вначале земледелец, позднее занимался торговлей мануфактурой; владелец галантерейного магазина. Имел собственный дом. Придерживался джадидистских идей, многократно участвовал в собраниях чистопольских мусульман. В 1905 году — соавтор петиций и ходатайств от мусульман Чистополя, посетил с делегацией мусульман Санкт-Петербург. Пользовался популярностью у местного населения. Вошёл в «Союз автономистов».

14 апреля 1906 года был избран в Государственную думу I созыва от общего состава выборщиков Казанского губернского избирательного собрания. Вошёл в Трудовую группу, поставил свою подпись под проектом «33-х» по аграрному вопросу (проект трудовиков). Во время роспуска Думы был по торговым делам на ярмарке в селе Богородском. Там по предложению местных жителей выступил перед собравшимися крестьянами с речью о деятельности Думы. К составлению «Выборгского воззвания» был непричастен, и тем не менее был взят в административном порядке под полицейский надзор. В Чистополе в декабре 1906 года был арестован по обвинению в «противоправительственной» пропаганде и распространении «Выборгского воззвания». Содержался в Чистопольской тюрьме в одной камере с Гаязом Исхаки и М. Х. Амирхановым, дядей татарского классика Фатиха Амирханова. В январе 1907 года был освобождён по распоряжению министра внутренних дел П. А. Столыпина. Арест и пребывание в тюрьме принесли Бадамшину громкую репутацию выразителя народных интересов, что помогло ему в избрании во II Государственную думу.

6 февраля 1907 года был избран в Государственную думу II созыва от общего состава выборщиков Казанского губернского избирательного собрания. Вошёл в Трудовую группу и фракцию Крестьянского союза, затем вместе с 5 мусульманскими депутатами образовал Мусульманскую трудовую группу («Мусульман хезмят тейфасэ»). Член Бюджетной комиссии. Выступление Г. С. Бадамшина «Россия — для всех, кто в ней живёт» сохраняет актуальность и сейчас, более века спустя, и было многократно опубликовано в различных изданиях и интернете.

После роспуска Думы вернулся в Чистополь. В феврале 1908 года у Бадамшина был проведён обыск, он был вторично арестован за найденную у него нелегальную брошюру. В конце марта 1908 года был освобождён по заключению консилиума врачей, что предупредило его высылку «в административном порядке на 3 года в северную губернию без мусульманского населения, без права возвращения в Казанскую губернию». Активную политическую деятельность прекратил, продолжал занятия торговлей.

В 1918 году в Чистополе в доме Бадамшимна скрывались Гаяз Исхаки и члены разогнанного большевиками Учредительного собрания Фуад Туктаров и Валитхан Таначев. Бадамшин был предупреждён соседом Петром Логутовым, у которого сын Фёдор работал в местной ЧК, о грозящем его гостям аресте, что спасло жизни выдающимся деятелям татарской культуры.

Дальнейшая судьба неизвестна. Похоронен на Татарском кладбище в Казани.

Семья

Сын — Хамит (1905—?)

Литература

• [www.tez-rus.net/ViewGood9876.html Иванов Б. Ю., Комзолова А. А., Ряховская И. С. Государственная дума Российской империи: 1906—1917. Москва. РОССПЭН. 2008.] C. 31.
• [dlib.rsl.ru/viewer/01003750528#?page=152 Боиович М. М. Члены Государственной думы (Портреты и биографии). Первый созыв. М, 1906] С. 116.
• [elibrary.karelia.ru/book.shtml?levelID=012002&id=6771&cType=1 Первая Государственная Дума. Алфавитный список и подробные биографии и характеристики членов Государственной Думы.] — М.: Тип. Товарищества И. Д. Сытина, 1906. — C. 121.
• Государственная Дума первого призыва. Портреты, краткие биографии и характеристики депутатов. — Москва: «Возрождение», 1906. C. 29.

Рекомендованная литература

• Мусульманские депутаты Государственной думы России, 1906-1917 гг. Сборник документов и материалов. Уфа, 1998. С. 281—282;
• Усманова Д. М. Мусульманские представители в Российском парламенте, 1906—1917. Казань, 2005.
• Циунчук Р. А. Г. С. Бадамшин // Татарская энциклопедия, в 5-ти томах / - Казань: Институт Татарской Энциклопедии, 2002. - Т. 1; А-В-С. 270.
• Национальный архив Республики Татарстан. Фонд 199. Опись .2. Дело 414
• Российский государственный исторический архив. Фонд 1278. Опись 1 (1-й созыв). Дело 98. Лист 17; Опись 1 (2-й созыв). Дело 25; Дело 551. Лист 9; Фонд 1327. Опись 1. 1905 г. Дело 141. Лист 71 оборот; Дело 143. Лист 50 оборот.

Отрывок, характеризующий Бадамшин, Гариф Сиразетдинович

Пьер накануне того воскресенья, в которое читали молитву, обещал Ростовым привезти им от графа Растопчина, с которым он был хорошо знаком, и воззвание к России, и последние известия из армии. Поутру, заехав к графу Растопчину, Пьер у него застал только что приехавшего курьера из армии.
Курьер был один из знакомых Пьеру московских бальных танцоров.
– Ради бога, не можете ли вы меня облегчить? – сказал курьер, – у меня полна сумка писем к родителям.
В числе этих писем было письмо от Николая Ростова к отцу. Пьер взял это письмо. Кроме того, граф Растопчин дал Пьеру воззвание государя к Москве, только что отпечатанное, последние приказы по армии и свою последнюю афишу. Просмотрев приказы по армии, Пьер нашел в одном из них между известиями о раненых, убитых и награжденных имя Николая Ростова, награжденного Георгием 4 й степени за оказанную храбрость в Островненском деле, и в том же приказе назначение князя Андрея Болконского командиром егерского полка. Хотя ему и не хотелось напоминать Ростовым о Болконском, но Пьер не мог воздержаться от желания порадовать их известием о награждении сына и, оставив у себя воззвание, афишу и другие приказы, с тем чтобы самому привезти их к обеду, послал печатный приказ и письмо к Ростовым.
Разговор с графом Растопчиным, его тон озабоченности и поспешности, встреча с курьером, беззаботно рассказывавшим о том, как дурно идут дела в армии, слухи о найденных в Москве шпионах, о бумаге, ходящей по Москве, в которой сказано, что Наполеон до осени обещает быть в обеих русских столицах, разговор об ожидаемом назавтра приезде государя – все это с новой силой возбуждало в Пьере то чувство волнения и ожидания, которое не оставляло его со времени появления кометы и в особенности с начала войны.
Пьеру давно уже приходила мысль поступить в военную службу, и он бы исполнил ее, ежели бы не мешала ему, во первых, принадлежность его к тому масонскому обществу, с которым он был связан клятвой и которое проповедывало вечный мир и уничтожение войны, и, во вторых, то, что ему, глядя на большое количество москвичей, надевших мундиры и проповедывающих патриотизм, было почему то совестно предпринять такой шаг. Главная же причина, по которой он не приводил в исполнение своего намерения поступить в военную службу, состояла в том неясном представлении, что он l'Russe Besuhof, имеющий значение звериного числа 666, что его участие в великом деле положения предела власти зверю, глаголящему велика и хульна, определено предвечно и что поэтому ему не должно предпринимать ничего и ждать того, что должно совершиться.


У Ростовых, как и всегда по воскресениям, обедал кое кто из близких знакомых.
Пьер приехал раньше, чтобы застать их одних.
Пьер за этот год так потолстел, что он был бы уродлив, ежели бы он не был так велик ростом, крупен членами и не был так силен, что, очевидно, легко носил свою толщину.
Он, пыхтя и что то бормоча про себя, вошел на лестницу. Кучер его уже не спрашивал, дожидаться ли. Он знал, что когда граф у Ростовых, то до двенадцатого часу. Лакеи Ростовых радостно бросились снимать с него плащ и принимать палку и шляпу. Пьер, по привычке клубной, и палку и шляпу оставлял в передней.
Первое лицо, которое он увидал у Ростовых, была Наташа. Еще прежде, чем он увидал ее, он, снимая плащ в передней, услыхал ее. Она пела солфеджи в зале. Он внал, что она не пела со времени своей болезни, и потому звук ее голоса удивил и обрадовал его. Он тихо отворил дверь и увидал Наташу в ее лиловом платье, в котором она была у обедни, прохаживающуюся по комнате и поющую. Она шла задом к нему, когда он отворил дверь, но когда она круто повернулась и увидала его толстое, удивленное лицо, она покраснела и быстро подошла к нему.
– Я хочу попробовать опять петь, – сказала она. – Все таки это занятие, – прибавила она, как будто извиняясь.
– И прекрасно.
– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.