Бадачу
Поделись знанием:
Координаты: 39°57′18″ с. ш. 116°10′40″ в. д. / 39.9550000° с. ш. 116.1777778° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=39.9550000&mlon=116.1777778&zoom=17 (O)] (Я)
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
| Храмы (寺), женские монастыри (庵) и пещера (洞) | |
Бадачу
八大处 (иногда 西山八大处) | |
 Пагода в Бадачу | |
| Страна | КНР |
| Город | Пекин |
| Конфессия | Китайский Буддизм: Чань. |
| Тип здания | храмово-монастырский комплекс |
| Архитектурный стиль | Китайская архитектура 10-19 веков. |
| Дата упразднения | 1957 |
| Статус | Парк Бадачу (八大处公园) |
| Состояние | парк |
| Сайт | [www.badachu.com.cn/ Официальный сайт] |
Бадачу (кит. упр. 八大處, пиньинь: bādàchǔ, палл.: бадачу; также известен как «Бадачу Парк») — комплекс монастырей на городской окраине Пекина, означает «Восемь Великих мест» и относится к буддийским храмам и монастырям разбросанных по холмам Цуйвэй, Пинпо, Луши в Шицзиншань, у подножья Сишань.[1]
Храмы и монастыри
- Храм Чанъань (кит. упр. 长安寺, пиньинь: chang'an si, палл.: Чанъань сы), — Вечный мир.
- Храм Лингуан (кит. упр. 灵光寺, пиньинь: lingguang si, палл.: Лингуан сы), — Божественный Свет.
- Женский монастырь Саньшань (кит. упр. 三山庵, пиньинь: Sanshan an, палл.: Саньшань ань) — женский монастырь Три горы.
- Храм Дабэй (кит. упр. 大悲寺, пиньинь: dabei si, палл.: Дабэй сы) — Великое Сострадание.
- Женский монастырь Лунцюань (кит. упр. 龙泉庵, пиньинь: Longquan an, палл.: Лунцюань ань) — женский монастырь Драконов источник.
- Храм Сянцзе (кит. упр. 香界寺, пиньинь: Xiangjie si, палл.: Сянцзе сы) — Мир Благовоний.
- Пещера Баочжу (кит. упр. 宝珠洞, пиньинь: baozhu dong, палл.: Баочжу дун) — Драгоценная жемчужина.
- Храм Чжэнго (кит. упр. 正果寺, пиньинь: zhengguo si, палл.: Чженго си) — Прямое Воздаяние.
Посещение
Бадачу является привлекательным местом для посещения круглый год. Здесь приятный климат, прохладно летом и тепло зимой. Посетители могут прогуливаться из одного храма в другой, наслаждаясь прекрасным пейзажем, любуясь беседками и редкими древними деревьями. Некоторые из этих деревьев посажены более 6 веков назад, но по прежнему в отличном состоянии. В сентябре и октябре, когда листья становятся красными, толпы туристов приезжают, чтобы подняться в горы. Канатная дорога связывает подножие и вершину холма. Кроме того, спуститься с вершины можно на специальных санках, похожих на те, что используются в бобслее.
Напишите отзыв о статье "Бадачу"
Примечания
- ↑ [www.beijingtouree.com/index.php/beijing-attractions/suburb/18-suburb/332-beijing-badachu-park Beijing Badachu Park] (англ.)(недоступная ссылка — история). BeijingTouree.com. Проверено 29 сентября 2008. [web.archive.org/20081023191151/www.beijingtouree.com/index.php/beijing-attractions/suburb/18-suburb/332-beijing-badachu-park Архивировано из первоисточника 23 октября 2008].
Ссылки
На английском
- [www.china.org.cn/english/features/beijing/31172.htm The Eight Great Temples in the Western Hills (Badachu)]
Отрывок, характеризующий Бадачу
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
