Бадделей, Герберт

Герберт Бадделей
Гражданство	Великобритания
Дата рождения	11 января 1872(1872-01-11)
Дата смерти	20 июля 1931(1931-07-20) (59 лет)
Место рождения	Бромли (Англия)
Место смерти	Канны (Франция)
Начало карьеры	1890
Завершение карьеры	1897
Рабочая рука	правая
Одиночный разряд
Турниры серии Большого шлема
Уимблдон	1/2 финала (1894-96)
Парный разряд
Турниры серии Большого шлема
Уимблдон	победа (1891, 1894-1896)
Завершил выступления

Герберт Бадделей (англ. Herbert Baddeley; 11 января 1872, Бромли, Англия — 20 июля 1931, Канны, Франция) — британский теннисист, четырёхкратный победитель Уимблдонского турнира в мужском парном разряде; младший из братьев-близнецов Бадделей.

Общая информация

Сын лондонского адвоката, Герберт Бадделей вошёл в историю Уимблдонского турнира прежде всего как брат-близнец и партнер в парных соревнованиях Уилфреда Бадделея. Вместе с братом Герберт четыре раза (1891, 1894-1896) побеждал на Уимблдонском турнире в мужском парном разряде.

В 1891 году братья Бадделей одержали свою первую победу, обыграв в матче вызова действующих чемпионов Фрэнка Стокера и Джошуа Пима. В следующем году они не смогли защитить титул и проиграли в решающем матче Гарри Барлоу и Эрнесту Льюису. С 1894 по 1896 Бадделеи были непобедимы на Уимблдонских кортах и в трёх подряд финалах они обыгрывали: Гарри Барлоу и Эрнеста Льюиса (1894); Эрнеста Льюиса и Уилберфорса Ивса (1895); Реджинальда Дохерти и Гарольда Нисбета (1896). В 1897 году, единственный раз за всю историю проведения турниров Большого шлема, в финале встретились две пары братьев — Уилфред и Герберт Бадделеи играли против Реджинальда и Лоуренса Дохерти. Это был последний финал на Уимблдоне для Герберта и Уилфреда и они потерпели неудачу, проиграв в четырёх партиях.

В дополнение к победам на Уимблдоне братья дважды выигрывали Чемпионат Ирландии в мужском парном разряде (1896, 1897). В одиночных выступлениях успехи Герберта Бадделея были значительно скромнее чем в парной игре и самым большим его достижением были три полуфинала на Уимблдонском турнире (1894, 1895, 1896).

В феврале 1895 братья Бадделей получили адвокатские лицензии в Лондоне. Они присоединились к своему отцу и дяде в семейной юридической фирме Томас Бадделей и сыновья, основанной их прадедом в 1790 году. Они оставались партнерами фирмы до 1919 года.

Литература

• Arthur W. Myers. «The Baddeley Boys» // [babel.hathitrust.org/cgi/pt?id=nyp.33433081751962 The Bystander: an illustrated weekly, devoted to travel, literature, art, the drama, progress, locomotion.] v. 11 (July-Sept. 1906). — P. 554.
• «Wilfred and Herbert Baddeley» // Edward C. Potter. [books.google.com.ar/books?id=4ExBAAAAMAAJ Kings of the court: the story of lawn tennis]. — Philadelphia: C. Scribner's Sons, 1936.

Ссылки

• [www.tennisarchives.com/player.php?playerid=197 Herbert Baddeley] (англ.). Tennis Archives. Проверено 16 января 2015.

Отрывок, характеризующий Бадделей, Герберт

– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»