Баддели, Уилфред

Уилфред Баддели
Начало карьеры	1890
Завершение карьеры	1897
Рабочая рука	правая
Одиночный разряд
Турниры серии Большого шлема
Уимблдон	победа (1891, 1892, 1895)
Парный разряд
Турниры серии Большого шлема
Уимблдон	победа (1891, 1894—1896)
Завершил выступления

Уилфред Баддели (англ. Wilfred Baddeley; 11 января 1872, Бромли, Кент — 24 января 1929, Ментона, Французская Ривьера) — британский юрист и теннисист, известный как трёхкратный победитель Уимблдонского турнира в одиночном и четырёхкратный — в парном разряде (с братом-близнецом Гербертом). Автор учебника игры в теннис, член Международного зала теннисной славы с 2013 года.

Биография

Уилфред Баддели и его брат-близнец Герберт родились в 1872 году в семье состоятельного юриста Фредерика Пайпера Баддели, став вторым и третьим из его семи детей и первыми сыновьями. В это время семья проживала в Бромли, а к началу 1890-х годов перебралась в лондонский район Стритхэм. Уже в 1888 году Уилфред и Герберт успешно выдержали экзамены Юридического общества Соединённого Королевства и начали юридическую карьеру как ученики солиситора. В 1895 году оба брата присоединились к адвокатской фирме, владельцами которой были их отец и дядя.

Свою теннисную карьеру братья начали в Теннисном клубе Бромли, основанном в 1880 году; по одному из источников, их первым учителем стал отец. В 1890 году, в возрасте 18 лет, Уилфред Баддели впервые принял участие в Уимблдонском турнире. Там он дошёл до четвертьфинала турнира претендентов, проиграв в трёх сетах будущему чемпиону Уилогби Хэмилтону. На следующий год его выступление было более успешным. В полуфинале турнира претендентов Уилфред разгромил Эрнеста Реншоу — одного из близнецов Реншоу, доминировавших на Уимблдонском турнире в предшествующем десятилетии. Хотя у Эрнеста был ещё впереди довольно удачный сезон в 1892 году, в матче с Баддели он был далёк от своей лучшей формы, проиграв 6-0, 6-1, 6-1. После этого в финале турнира претендентов Баддели обыграл в четырёх сетах ирландца Джошуа Пима, который незадолго до этого взял над ним верх в престижном Северном теннисном турнире (Ливерпуль). Согласно регламенту, победитель этого матча должен был встретиться в игре за чемпионское звание с действующим чемпионом, но из-за неявки Уилогби Хэмилтона на турнир Баддели был сразу же провозглашён новым чемпионом.

В 19 лет и 5 месяцев Баддели стал самым молодым чемпионом Уимблдонского турнира в одиночном разряде и удерживал это звание 94 года, пока в 1985 году его рекорд не побил 17-летний Борис Беккер. Спортивный журнал Pastime после матча описывал игру победителя как совершенно лишённую ошибок, отмечая его активные перемещения по корту и точный выбор направления ударов. В парном разряде Уилфред выступал в паре с Гербертом, и братьям также удалось завоевать чемпионское звание.

Соперничество между Уилфредом Баддели и Пимом продолжалось в следующие несколько лет. Журналисты тех лет писали, что Пим был более блестящим теннисистом, но отличался беспечным характером и, казалось, не интересовался исходом матчей, тогда как Баддели был на корте воплощением энергии, целеустремлённости и концентрации, не допуская ни малейших ошибок (впоследствии историк тенниса Джон Барретт назвал его «скорее надёжным, чем зрелищным игроком»). Мрачный взгляд, мощная фигура и грозный вид Баддели, по слухам, вселяли страх в соперников. В 1892 году Баддели и Пим снова встретились на Уимблдоне в раунде вызова, и Баддели отстоял своё чемпионское звание. На следующий год Пиму удалось выиграть матч за титул, который теперь уже он успешно защитил от Баддели в 1894 году. В эти годы они также неоднократно встречались между собой в ежегодных матчах сборных Англии и Ирландии и в Северном турнире, в общей сложности за годы соперничества проведя 13 матчей с общим счётом 7-6 в пользу Баддели.

В парном разряде Уилфред и Герберт Баддели не сумели защитить свой уимблдонский титул в 1892 году, проиграв Эрнесту Льюису и Гарольду Барлоу. В 1994 году братья Баддели взяли реванш у тех же самых соперников, победив их в финале турнира претендентов. Это позволило им вернуть себе чемпионское звание, поскольку действующие чемпионы — Пим и Фрэнк Стокер — в раунде вызова решили не участвовать.

После 1894 года Джошуа Пим посвятил себя врачебной карьере, расставшись с соревновательным теннисом и тем самым положив конец их соперничеству с Уилфредом Баддели. Тот не замедлил этим воспользоваться и успешно вернул себе чемпионское звание на Уимблдоне 1895 года, выиграв турнир претендентов, не сопровождавшийся в связи с уходом Пима раундом вызова. В 1896 году Баддели в шестой раз подряд принял участие в матче за звание чемпиона Уимблдонского турнира в одиночном разряде, повторив рекорд Уильяма Реншоу; этот рекорд в дальнейшем был повторён ещё дважды — Бьорном Боргом между 1976 и 1981 годами и Роджером Федерером, который его сумел улучшить, доведя в начале XXI века число сыгранных подряд уимблдонских финалов до семи. В жаркий и душный день матч Баддели против ирландца Гарольда Махони растянулся на пять сетов; он вёл 2:1 по сетам, но в итоге Махони оказался выносливей и стал новым чемпионом. В парном разряде, напротив, братья Баддели успешно защитили титул и в 1895, и в 1896 годах.

В 1897 году, в возрасте 25 лет, Уилфред Баддели сыграл сой последний Уимблдонский турнир. В одиночном разряде он дошёл до полуфинала, где встретился с новой восходящей звездой британского тенниса Реджинальдом Дохерти. Это была не первая их встреча: за год до этого Дохерти и Гарольд Нисбет проиграли в финале парного турнира братьям Баддели, а незадолго до Уимблдонского турнира 1897 года Реджинальд встретился с Уилфредом в матче за чемпионское звание в Северном турнире, проиграв в четырёх сетах. На Уимблдоне, однако, он одержал убедительную победу со счётом 6-3, 6-0, 6-3. Вскоре они снова встретились в парном финале. На этот раз с Реджинальдом в паре выступал его младший брат Лоуренс, и вместе они сумели обыграть действующих чемпионов.

По окончании этого турнира и Уилфред, и Герберт Баддели окончили активные теннисные выступления, сосредоточившись на карьере в юриспруденции. В 1899 году Уилфред Баддели женился на Флоренс Берн, однако детей у пары не было. К 1901 году он был уже одним из старших партнёров в семейной фирме и продолжал работу в ней до 1919 года, когда они с братом одновременно ушли на покой. В последние годы жизни здоровье Уилфреда Баддели заметно ухудшилось, и он проводил много времени на Ривьере, попеременно в Ницце и Ментоне. Именно в Ментоне он и умер в начале 1929 года, в возрасте 57 лет.

Помимо спортивных результатов, Уилфред Баддели оставил после себя учебник теннисной игры, так и называвшийся «Лаун-теннис» (англ. Lawn Tennis). Учебник отражает простой и надёжный подход к игре самого Баддели; в частности он рекомендует читателю в равной степени уделять внимание игре на задней линии и выходам к сетке. По словам Баддели, игрок, регулярно играющий у сетки, не может рассчитывать на постоянный успех, так как не может во всех матчах играть одинаково сильно. В то же время, играя только с задней линии, теннисист будет упускать множество возможностей быстро заканчивать розыгрыш при неудачных ударах соперника. При этом в парном разряде единственным путём к победе Баддели называет постоянную игру обоих партнёров у сетки.

В 2013 году имя Уилфреда Баддели было включено в списки Международного зала теннисной славы вместе с именами ещё нескольких чемпионов конца XIX и начала XX века.

Финалы Уимблдонского турнира за карьеру

Одиночный разряд (3-3)

Результат	Год	Соперник в финале	Счёт в финале
Победа	1891	Джошуа Пим	6-4, 1-6, 7-5, 6-0
Победа	1892	Джошуа Пим	4-6, 6-3, 6-3, 6-2
Поражение	1893	Джошуа Пим	6-3, 1-6, 3-6, 2-6
Поражение	1894	Джошуа Пим	8-10, 2-6, 6-8
Победа	1895	Уилберфорс Ивс	4-6, 2-6, 8-6, 6-2, 6-3
Поражение	1896	Гарольд Махони	2-6, 8-6, 7-5, 6-8, 3-6

Парный разряд (4-2)

Результат	Год	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
Победа	1891	Герберт Баддели	Джошуа Пим Фрэнк Стокер	6-1, 6-3, 1-6, 6-2
Поражение	1892	Герберт Баддели	Гарольд Барлоу Эрнест Льюис	6-4, 2-6, 6-8, 4-6
Победа	1894	Герберт Баддели	Гарольд Барлоу Эрнест Льюис	5-7, 7-5, 4-6, 6-3, 8-6
Победа	1895	Герберт Баддели	Уилберфорс Ивс Эрнест Льюис	8-6, 5-7, 6-4, 6-3
Победа	1896	Герберт Баддели	Реджинальд Дохерти Гарольд Нисбет	1-6, 3-6, 6-4, 6-2, 6-1
Поражение	1897	Герберт Баддели	Лоуренс Дохерти Реджинальд Дохерти	4-6, 6-4, 6-8, 4-6

Ссылки

• [www.tennisfame.com/hall-of-famers/inductees/wilfred-baddeley/ Уилфред Баддели]  (англ.) на сайте Международного зала теннисной славы

Отрывок, характеризующий Баддели, Уилфред

– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.