Бадел, Мариян

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мариян Бадел
серб. Маријан Бадел, сербохорв. Marijan Badel
Дата рождения

3 июля 1920(1920-07-03)

Место рождения

Копривница, Королевство Югославия

Дата смерти

22 июня 1944(1944-06-22) (23 года)

Место смерти

Света-Яна, Независимое государство Хорватия

Принадлежность

Югославия Югославия

Род войск

партизанские войска

Годы службы

1941—1944

Звание

майор

Часть

Командовал

  • Туропольско-Посавский партизанский отряд (политрук)
  • Оперативный штаб НОАЮ в Жумбераке и Покупье
  • бригада имени Франьо Огулинаца (политрук)
Сражения/войны

Народно-освободительная война Югославии

Награды и премии

Мариян Славкович Бадел (серб. Маријан Славке Бадел / Marijan Slavke Badel; 3 июля 1920, Копривница22 июня 1944, Света-Яна) — югославский студент, партизан Народно-освободительной войны, Народный герой Югославии.



Биография

Родился 3 июля 1920 года в Копривнице в богатой торговой семье. Его отец и дядя были владельцами завода по производству алкогольных напитков, располагавшемся в Сесвете близ Загреба. Мариян учился в Загребе, школу окончил с отличием в 1935 году на острове Крк.

После окончания школы Мариян поступил в экономическую школу Загреба, где познакомился с идеями революционного движения. За время обучения часто контактировал с молодыми рабочими на фабрике отца. Оказывал им материальную и моральную поддержку, в 1939 году впервые организовал стачку. В 1939-1941 Бадел-младший оказывал поддержку попавшим в плен интербригадистам и способствовал их возвращению на родину.

В 1941 году, вступив в Коммунистическую партию Югославии, Мариян параллельно вступил добровольцем в антифашистское движение Югославии, начав войну против немецких и итальянских оккупантов. Нёс службу изначально в Загребско-Сесветском партизанском отряде, а также являлся членом Загребского горкома КПЮ. Часто он выполнял разнообразные задания командования и часто попадался в руки полиции, однако его родственники успешно подкупали полицаев, которые соглашались отпустить незадачливого партизана.

В декабре 1941 года Мариян отправился в Хорватское Приморье, зимой 1941—1942 годов он добрался до Горского котара, где был принят в местный партизанский отряд. В октябре 1942 года он вошёл в состав 13-й пролетарской ударной бригады имени Раде Кончара, где служил как пулемётчик. Довольно быстро Бадел возглавил батальон той бригады, однако пробыл в ней недолго: из-за серьёзной болезни он отправился в Жумберацко-Покупский партизанский отряд, где долгое время лечился на природе. Продолжил службу Бадел в качестве политрука Туропольско-Посавского отряда и Оперативного штаба Жумберака и Покупье.

Бадел участвовал в разных вооружённых столкновениях, в число которых вошло уничтожение немецкого склада боеприпасов в деревне Сопница. Это состоялось в декабре 1943 года, когда партизаны обнаружили склад боеприпасов, на котором хранилось около 8,5 т патронов и снарядов. Вечером 18 декабря три группы, разоружив усташский пехотный полк и эвакуировав всё местное население, разместили взрывчатку в четырёх зданиях, которая сработала примерно в 00:55. В знак мести за это усташи 20 декабря повесили в загребском районе Дубрава 16 антифашистов.

В январе 1944 года по распоряжению штаба Жумберацко-Посавской зоны была сформирована бригада имени Франьо Огулинаца, куда вошли ветераны Гражданской войны в Испании, и Бадел как оказывавший помощь ветеранам войны был назначен там политруком. С бригадой он участвовал в атаке на вражеские позиции близ Голи-Брега и Брезовицы. После взятия Плешивицы бригада получила звание ударной. Мариян Бадел пал в бою при селе Света-Яна 22 июня 1944.

Указом Председателя Антифашистского вече народного освобождения Югославии от 6 июля 1944 Марияну Баделу было посмертно присвоено звание Народного героя Югославии.

Напишите отзыв о статье "Бадел, Мариян"

Литература

Отрывок, характеризующий Бадел, Мариян


Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.