Баденская и Баварская епархия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Баденская и Баварская епархия
Русская православная церковь

Преображенская церковь, Баден-Баден

Основная информация
Страна ФРГ
Епархиальный центр Баден-Баден
Основана 1971
Упразднена 1992

Ба́денская и Бава́рская епа́рхия — епархия Русской православной церкви в административных границах федеральных земель Бавария и Баден-Вюртемберг Федеративной Республики Германии, существовавшая в 1971 — 1992 годах.

Кафедральный город — Баден-Баден, кафедральный собор — в честь Преображения Господня.





История

Баденская и Баварская епархия была учреждена определением Священного Синода Русской православной церкви от 24 февраля 1971 года на территории Западной Германии будучи выделена из Берлинской епархии Среднеевропейского Экзархата.

В епархии ко времени образования было 2 храма: в Мюнхенеставропигиальный в честь Воздвижения Животворящего Креста (построен в 1960) и в Баден-Бадене — в честь Преображения Господня (построен в 1882).

С 1987 года в епархии существовала Свято-Серафимовская община в Фюрстенфельдбрукке (Бавария), проводившая богослужения в специально оборудованном помещении.

28 октября 1988 года по решению Верховного суда ФРГ на основании Закона «О правах собственности Русской Православной Церкви в Германии» право владения Преображенским храмом в Баден-Бадене перешло к Русской Православной Церкви за границей. Апелляция общины Московского Патриархата была отклонена Конституционным судом ФРГ.

Решением Архиерейского Собора от 3031 января 1990 года[1][2], в числе прочих зарубежных Экзархатов РПЦ, Среднеевропейский Экзархат был упразднён, а входившие в него епархии подчинены Патриарху и Синоду, то есть непосредственно Отделу внешних церковных сношений.

23 декабря 1992 года решением Священного Синода Баденско-Баварская и Дюссельдорфская епархии были упразднены, а их территория присоединена к Берлинской епархии.

Епископы

Напишите отзыв о статье "Баденская и Баварская епархия"

Примечания

  1. Определения Архиерейского Собора. // ЖМП. 1990, № 5, стр. 6: «<…> считать полезным обеспечить прямую связь и непосредственное подчинение зарубежных епархий Русской Православной Церкви Святейшему Патриарху и Священнму Синоду без объединения их в Экзархаты. Исходя из этого церковно-административное объединение зарубежных епархий в Экзархаты утрачивает силу. <…>»
  2. [pravenc.ru/text/78160.html Берлинская и Германская епархия] статья в Православной энциклопедии

Ссылки

Отрывок, характеризующий Баденская и Баварская епархия

– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.