Бадьев, Николай Фёдорович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Фёдорович Бадьев
Дата рождения:

25 декабря 1922(1922-12-25)

Место рождения:

Петроград, РСФСР

Дата смерти:

11 февраля 1993(1993-02-11) (70 лет)

Место смерти:

Екатеринбург,
Российская Федерация

Гражданство:

СССР СССР

Профессия:

актёр

Карьера:

19471990

Награды:

Николай Фёдорович Ба́дьев (25 декабря 1922, Петроград11 февраля 1993, Екатеринбург) — актёр театра и кино. Народный артист РСФСР (1982).





Биография

Николай Бадьев родился в Петрограде в семье токаря Путиловского завода. Трудовую деятельность начал в в 1938 году, как и отец, токарем на Путиловском. 29 июня 1941 года добровольцем ушёл на фронт, воевал в составе 128-й стрелковой дивизии, был разведчиком, помощником командира взвода. 29 декабря 1941 был тяжело ранен, попал на лечение в госпиталь в Свердловск (19421943).

В 1943—1944 годах Бадьев — артист капеллы Свердловской филармонии. Одновременно с работой в 1944 поступил в Уральскую консерваторию, но в том же году ушёл из неё в открывшуюся при Свердловской киностудии школу киноактера, которую окончил в 1947 году.

В 1947—1949 годах Бадьев снимался в кино, в 1949—1952 был солистом АПП Уральского военного округа, с 1952 года — солистом Свердловского театра музыкальной комедии, которому отдал свыше 40 лет жизни. Сыграл более 100 ролей. Один из ведущих комедийных, характерных актёров труппы, для творческой манеры которого было характерно сочетание комедийной выразительности, гротеска с мягкостью, юмором, умением обогатить роль эмоциональными нюансами.

Умер 11 февраля 1993 года. Похоронен в Екатеринбурге на Широкореченском кладбище.

Награды и звания

Избранная фильмография


Напишите отзыв о статье "Бадьев, Николай Фёдорович"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Бадьев, Николай Фёдорович

После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.