Базаити, Марко

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Марко Базаити

Марко Базаити (итал. Marco Basaiti; ок. 1470, Венеция — после 1530, Венеция) — итальянский живописец. Об этом художнике не сохранилось почти никаких документальных свидетельств. Неизвестны ни точная дата его рождения, ни точная дата смерти. В архивных документах имя Марко Базаити встречается только один раз — в 1530 году в списке гильдии венецианских художников (Марьегола деи питтори венециани). Первая известная его картина датирована 1496 годом (Портрет молодого человека, 1496 год, ранее — Коллекция фон Паннвитца, Харлем), на основании чего дату рождения художника относят приблизительно к 1470 году. Место рождения Базаити также остаётся неясным — одни исследователи считают его родиной Фриули, другие поддерживают версию, высказанную Джорджо Вазари, согласно которому Марко родился в Венеции в греческой семье. Впрочем, сведения, приведённые Вазари, вызывали сильные сомнения в связи с тем, что в своём труде он пишет о Базаити два раза как о двух разных венецианских живописцах, называя его, то Марко Базарини, то Марко Бассити. Возможно, это недоразумение было порождено самим Марко Базаити, который свои картины подписывал Baxaiti, Basitus, Baxiti и Basaiti.

Далее имя Марко Базаити появляется приблизительно в 1503 году. Оно начертано на картине «Св. Амвросий на троне со святыми и музицирующими ангелами/ Коронование Марии» (500х246 см, Венеция, ц. Санта Мария деи Фрари). Эта алтарная картина была последней работой известного венецианского живописца Альвизе Виварини, которую тот не успел завершить в связи со своей кончиной. Она была заказана для алтаря в капелле Миланези, освящение которой было произведено в 1503 году. В полустёртой надписи на картине исследователи прочли фамилию VIVARINE и имя …RCUS BASITUS. Москини в 1815 году интерпретировал надпись таким образом, что картина, начатая Альвизе Виварини, была после его смерти завершена Марко Базаити[1]. Виварини имел в Венеции крупную мастерскую, а его гонорары были практически такими же большими как у Джованни Беллини. Надпись на картине, прочитанная Москини, послужила основанием для предположения, что Марко Базаити обучался в мастерской Виварини, тем более что следы влияния последнего в творчестве художника отмечались многими экспертами. Впоследствии эта точка зрения стала общепринятой.

В творчестве Марко Базаити также заметно влияние таких крупных мастеров, как Антонелло да Мессина, Джованни Беллини и Джорджоне. Все исследователи отмечают неравномерность оставленного Базаити художественного наследия: наряду с первоклассными произведениями существует множество работ весьма посредственных по уровню. Большая часть его картин выдержана в стилистике кватроченто, только несколько последних крупных произведений выказывают связь с венецианским Высоким Возрождением. К таким, например, относится «Призвание сыновей Зеведея» (датирована 1510 годом, Галерея Академии, Венеция). Картина была заказана картезианским патриархом (1504-1508) Антонио Сурианом для главного алтаря в храме Сант Андреа делла Чертоза в ознаменование завершения его долгой службы на благо картезианской монашеской общине. Некоторые эксперты полагают, что картина была начата Альвизе Виварини и лишь несколько лет спустя завершена Базаити. На фоне широкого простора с горами и замками разворачивается новозаветная сцена, описанная в евангелии от Марка и от Матфея. Христос, проходя по берегу моря Галилейского повстречал рыбаков Симона и Андрея. Сказав им: «Идите за мною, и я сделаю, что вы будете ловцами человеков» он обратил их в свою веру. Пройдя с Симоном и Андреем чуть далее, Иисус повстречал других рыболовов — Зеведея и двух его сыновей Иакова и Иоанна. Иаков и Иоанн также последовали за Христом и стали апостолами. Сюжет картины является метафорой картезианского монашеского бытия: добровольного духовного самоограничения и отказа от свободы ради служения высшей цели.

Ещё одна алтарная картина, созданная приблизительно в то же время, «Моление о чаше со св. Людовиком Тулузским, Франциском, Домиником и Марком» (371х224; Венеция, Галерея Академии), была выполнена художником по заказу Франческо Фоскари для его семейного алтаря в ц. Сан Джоббе. Святые, изображённые на ней, являются покровителями Франческо и его детей. Общая концепция картины менее оригинальна, но более современна, чем в «Призвании сыновей Зеведея». Мягкая красочная палитра свидетельствует о влиянии Джованни Беллини. С этим же мастером связана проблема датировки картины: ряд исследователей считает, что Базаити какое-то время работал в мастерской Беллини, и картина могла быть создана только после 1513 года, когда Беллини придумал и использовал эту композицию в своём алтаре для ц. Св. Иоанна Златоуста. Поэтому поврежденную дату на картине интерпретируют то как 1510 год, то как 1516.

Кисти Марко приписывают ещё несколько картин с евангельскими сюжетами, несколько «Мадонн с младенцем» и ряд мужских портретов, в которых он стремится достичь того высокого образца портретирования, который можно видеть в работах Антонелло да Мессины. Поздние портреты выполненные Базаити несут в себе следы влияния Джорджоне и его последователей. Им свойственен "психологизм", передающий "движения души", характерный для портретов кисти Джорджоне - такая стилистика в 1520-х годах в Венеции стала настоящей модой. Напр. "Портрет молодого человека" из Академии Каррара, Бергамо ("Портрет дворянина в чёрном" 1521г) демонстрирует как связь с искусством кватроченто, так и влияние новаций Джорджоне, популярных среди венецианских художников начала XVI века.

К бесспорным работам художника относят:

  • «Портрет молодого человека». Датирован 1496 г. Ранее хранился в коллекции фон Паннвитца, Харлем
  • «Св. Амвросий на троне со святыми и музицирующими ангелами». Картина начата в 1503 году Алвизе Виварини, завершена Марко Базаити. Венеция, ц. Санта Мария деи Фрари.
  • «Призвание сыновей Зеведея». Картина была создана для главного алтаря ныне разрушенной церкви Сант Андреа делла Чертоза (подписана MDX. M. Baxiti).
  • Уменьшенная реплика «Призвания сыновей Зеведея». Имеет дату: 1515г, Вена, Художественная галерея
  • "Моление о чаше со св. Людовиком Тулузским, Франциском, Домиником и Марком. Алтарь, созданный для ц. Сан Джоббе. (Венеция, Галерея Академии; имеет надпись: 1516 Marcus Basitus)
  • «Спаситель». Академия Каррара, Бергамо. Имеет дату: 1517г
  • «Св. Георгий, убивающий дракона» из ц. Сан Пьетро ди Кастелло (Галерея Академии, Венеция; имеет надпись: 1520, M. Baxaiti P.)
  • «Портрет молодого человека» ("Портрет дворянина в чёрном", Бергамо, Академия Каррара; имеет подпись M. Baxiti и дату 1521 г.)
  • «Оплакивание» (Государственный Эрмитаж, Санкт Петербург; имеет дату — 1527 г., и подпись: M. Baxaiti P)
  • Две картины с изображением св. Иакова и св. Антония (Венеция, Галерея Академии, имеют подпись); вероятно, были частью картины «Мёртвый Христос с двумя ангелами» из той же галереи.
  • «Мадонна с младенцем и донатором» (Венеция, музей Коррер, подписана: Marchus Basaiti P.)
  • «Мадонна с четырьмя святыми и музицирующим ангелом» из ц. Св. Петра-Мученика в Мурано (вероятно, выполнена совместно с так наз. псевдо-Боккаччино)
  • «Св. Пётр на троне и четверо святых» (Венеция, ц. Сан Пьетро ди Кастелло)
  • «Мадонна с младенцем и святыми Петром и Либералием» (Городской музей, Падуя; подписан: P. Marcus Baxaiti)
  • «Воскресение Христа» (Пинакотека Амброзиана, Милан; датирован 1510 г., и подписан: P. Marcus Basitus)
  • Сохранился документ, описывающий картину «Св. Иероним», выполненную Базаити для ныне разрушенной ц. св. Даниила в Венеции, однако следы этого произведения потеряны.
  • «Св. Георгий убивающий дракона» (Венеция, ц. сан Пьетро ди Кастелло, реплика картины из Галереи Академии)
  • «Св. Себастьян» (ц. Санта Мария делла Салюте, Венеция)
  • «Портрет молодого человека в берете» (Музей Коррер, Венеция)
  • «Пьета» (Музей Коррер, Венеция; подписан: Marco Basaiti, но предполагают, что автор — Бенедетто Диана)
  • «Мужской портрет» (Галерея Академии, Венеция)
  • «Св. Иероним» (Галерея Академии, Венеция)
  • «Мадонна с младенцем» (Кьоджа, Собор)
  • «Св. Себастьян» (Экс ан Прованс, Музей; также приписывается Андреа Превитали)
  • «Мадонна с младенцем» (Бергамо, Академия Каррара; подписана)
  • «Портрет молодого человека» (Национальная галерея. Лондон)
  • «Мадонна с благословляющим младенцем Христом» (Национальная галерея. Лондон)
  • «Портрет молодого человека с горностаем» (ранее хранился в коллекции Бенсона)
  • «Св. Иероним» (Милан, Галерея Брера; происходит из конвента Сан Джорджо Маджоре в Венеции)
  • «Снятие с креста» (ц. Сан Джорджо аль Палаццо, Милан)
  • «Снятие с креста» (Старая пинакотека, Мюнхен; происходит из аббатства в Сесто аль Регена во Фриули)
  • «Мадонна со щеглом» (Музей искусства шт. Джорджия; имеет подпись)
  • «Воскресение Христа» (ранее хранилось в коллекции Деларофф, Париж; имеет подпись)
  • «Мадонна с младенцем и св. Яковом-старшим» (Филадельфия, Музей искусства; имеет подпись)
  • «Мужской портрет» (Филадельфия, Музей искусства)
  • «Снятие с креста» (Пьяццола сул Брента, Пинакотека)
  • «Адам и Ева» (Рим, Галерея Боргезе)
  • «Мадонна с младенцем» (Музей Лихтенстайн, Вена; имеет подпись)
  • «Мадонна, поклоняющаяся младенцу Христу» (Национальная галерея искусства, Вашингтон; имеет подпись)
  • «Св. Екатерина Александрийская» (Музей изящных искусств, Будапешт)
  • «Муж печалей» (Музей изящных искусств, Будапешт)
  • «Христос», Музей изобразительных искусств, Екатеринбург (подписан: M. Basaiti P.)

Сохранилось также несколько рисунков Базаити — в Кабинете рисунков, Уффици, Флоренция и в венской Альбертине. После 1530 года, когда имя живописца фигурировало в списке гильдии венецианских художников, оно более нигде не появлялось.

Напишите отзыв о статье "Базаити, Марко"



Примечания

  1. Полустёртую надпись на картине …UOD VIVARINE TUA…NEQUISTI…RCUS BASITUS…PROMPSIT OPUS Москини прочитал как QUOD VIVARINI TUA FATALI SORTE NEQUISTI MARCUS BASITUS NOBILE PROMPSIT OPUS, то есть РОКОВОЙ ЖРЕБИЙ НЕ ДАЛ ЗАКОНЧИТЬ ВИВАРИНИ, СЛАВНОЕ ДЕЛО ПРОДОЛЖИЛ МАРКО БАЗАИТИ.

Библиография

  • Джорджо Вазари, «Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих», том II, М. 1996, стр. 812, 813, 819
  • P. Della Pergola,La Galleria Borghese in Roma, Roma 1955, p. 52;
  • G. Lorenzetti,Venezia e il suo estuario, Roma 1956, pp. 89, 93, 305, 306, 443, 530, 582, 652, 668, 823, 857;
  • G. Pischel Fraschini, Pinacoteca Ambrosiana, Bergamo 1957, pp. 32, 33; L. Grossato, Il Museo civico di Padova, Venezia 1957, pp. 22, 23;
  • G. Mariacher,Il Museo Correr di Venezia, Venezia 1957, pp. 23, 24, 78;
  • B. Berenson, Italian pictures of the Renaissance, Venetian school, I, London 1957, pp. 13–15, tavv. 590—600;
  • O. Benesch, Disegni veneti dell’Albertina di Vienna, Venezia 1961, p. 19;
  • F. Babinger, L’origine albanese del pittore M. B., in Atti dell’Istituto veneto di scienze, lettere ed arti, CXX (1961-62), pp. 497–500;
  • M. Lucco, A l’occasione de la redecouverte d’un tableau du muse des Beaux-Arts, nouveau regard sur l’oeuvre de Marco Basaiti, “Bulletin des Musees et Monuments Lyonnais” 1, 1993, pp. 2–37
  • S. Momesso, Sezioni sottili per l’inizio di Marco Basaiti, “Prospettiva” 87-88, 1997, pp. 14–41
  • A. Gentili/G. Romanelli/P. Raylands/G. Nepi Scire, Paintings in Venice, Bulfinch Press, Boston-New York-London, 2002, pp 66, 220, 222—226, 574

Отрывок, характеризующий Базаити, Марко

– Напиши брату, чтоб подождал, пока умру… Не долго – скоро развяжу…
Княжна хотела возразить что то, но отец не допустил ее, и стал всё более и более возвышать голос.
– Женись, женись, голубчик… Родство хорошее!… Умные люди, а? Богатые, а? Да. Хороша мачеха у Николушки будет! Напиши ты ему, что пускай женится хоть завтра. Мачеха Николушки будет – она, а я на Бурьенке женюсь!… Ха, ха, ха, и ему чтоб без мачехи не быть! Только одно, в моем доме больше баб не нужно; пускай женится, сам по себе живет. Может, и ты к нему переедешь? – обратился он к княжне Марье: – с Богом, по морозцу, по морозцу… по морозцу!…
После этой вспышки, князь не говорил больше ни разу об этом деле. Но сдержанная досада за малодушие сына выразилась в отношениях отца с дочерью. К прежним предлогам насмешек прибавился еще новый – разговор о мачехе и любезности к m lle Bourienne.
– Отчего же мне на ней не жениться? – говорил он дочери. – Славная княгиня будет! – И в последнее время, к недоуменью и удивлению своему, княжна Марья стала замечать, что отец ее действительно начинал больше и больше приближать к себе француженку. Княжна Марья написала князю Андрею о том, как отец принял его письмо; но утешала брата, подавая надежду примирить отца с этою мыслью.
Николушка и его воспитание, Andre и религия были утешениями и радостями княжны Марьи; но кроме того, так как каждому человеку нужны свои личные надежды, у княжны Марьи была в самой глубокой тайне ее души скрытая мечта и надежда, доставлявшая ей главное утешение в ее жизни. Утешительную эту мечту и надежду дали ей божьи люди – юродивые и странники, посещавшие ее тайно от князя. Чем больше жила княжна Марья, чем больше испытывала она жизнь и наблюдала ее, тем более удивляла ее близорукость людей, ищущих здесь на земле наслаждений и счастия; трудящихся, страдающих, борющихся и делающих зло друг другу, для достижения этого невозможного, призрачного и порочного счастия. «Князь Андрей любил жену, она умерла, ему мало этого, он хочет связать свое счастие с другой женщиной. Отец не хочет этого, потому что желает для Андрея более знатного и богатого супружества. И все они борются и страдают, и мучают, и портят свою душу, свою вечную душу, для достижения благ, которым срок есть мгновенье. Мало того, что мы сами знаем это, – Христос, сын Бога сошел на землю и сказал нам, что эта жизнь есть мгновенная жизнь, испытание, а мы всё держимся за нее и думаем в ней найти счастье. Как никто не понял этого? – думала княжна Марья. Никто кроме этих презренных божьих людей, которые с сумками за плечами приходят ко мне с заднего крыльца, боясь попасться на глаза князю, и не для того, чтобы не пострадать от него, а для того, чтобы его не ввести в грех. Оставить семью, родину, все заботы о мирских благах для того, чтобы не прилепляясь ни к чему, ходить в посконном рубище, под чужим именем с места на место, не делая вреда людям, и молясь за них, молясь и за тех, которые гонят, и за тех, которые покровительствуют: выше этой истины и жизни нет истины и жизни!»
Была одна странница, Федосьюшка, 50 ти летняя, маленькая, тихенькая, рябая женщина, ходившая уже более 30 ти лет босиком и в веригах. Ее особенно любила княжна Марья. Однажды, когда в темной комнате, при свете одной лампадки, Федосьюшка рассказывала о своей жизни, – княжне Марье вдруг с такой силой пришла мысль о том, что Федосьюшка одна нашла верный путь жизни, что она решилась сама пойти странствовать. Когда Федосьюшка пошла спать, княжна Марья долго думала над этим и наконец решила, что как ни странно это было – ей надо было итти странствовать. Она поверила свое намерение только одному духовнику монаху, отцу Акинфию, и духовник одобрил ее намерение. Под предлогом подарка странницам, княжна Марья припасла себе полное одеяние странницы: рубашку, лапти, кафтан и черный платок. Часто подходя к заветному комоду, княжна Марья останавливалась в нерешительности о том, не наступило ли уже время для приведения в исполнение ее намерения.
Часто слушая рассказы странниц, она возбуждалась их простыми, для них механическими, а для нее полными глубокого смысла речами, так что она была несколько раз готова бросить всё и бежать из дому. В воображении своем она уже видела себя с Федосьюшкой в грубом рубище, шагающей с палочкой и котомочкой по пыльной дороге, направляя свое странствие без зависти, без любви человеческой, без желаний от угодников к угодникам, и в конце концов, туда, где нет ни печали, ни воздыхания, а вечная радость и блаженство.
«Приду к одному месту, помолюсь; не успею привыкнуть, полюбить – пойду дальше. И буду итти до тех пор, пока ноги подкосятся, и лягу и умру где нибудь, и приду наконец в ту вечную, тихую пристань, где нет ни печали, ни воздыхания!…» думала княжна Марья.
Но потом, увидав отца и особенно маленького Коко, она ослабевала в своем намерении, потихоньку плакала и чувствовала, что она грешница: любила отца и племянника больше, чем Бога.



Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность была условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие всё тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы.
Николай Ростов испытывал вполне это блаженство, после 1807 года продолжая служить в Павлоградском полку, в котором он уже командовал эскадроном, принятым от Денисова.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
Через неделю вышел отпуск. Гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде, дали обед Ростову, стоивший с головы по 15 руб. подписки, – играли две музыки, пели два хора песенников; Ростов плясал трепака с майором Басовым; пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова; солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура! Потом Ростова положили в сани и проводили до первой станции.
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.
После восторгов встречи, и после того странного чувства неудовлетворения в сравнении с тем, чего ожидаешь – всё то же, к чему же я так торопился! – Николай стал вживаться в свой старый мир дома. Отец и мать были те же, они только немного постарели. Новое в них било какое то беспокойство и иногда несогласие, которого не бывало прежде и которое, как скоро узнал Николай, происходило от дурного положения дел. Соне был уже двадцатый год. Она уже остановилась хорошеть, ничего не обещала больше того, что в ней было; но и этого было достаточно. Она вся дышала счастьем и любовью с тех пор как приехал Николай, и верная, непоколебимая любовь этой девушки радостно действовала на него. Петя и Наташа больше всех удивили Николая. Петя был уже большой, тринадцатилетний, красивый, весело и умно шаловливый мальчик, у которого уже ломался голос. На Наташу Николай долго удивлялся, и смеялся, глядя на нее.
– Совсем не та, – говорил он.
– Что ж, подурнела?
– Напротив, но важность какая то. Княгиня! – сказал он ей шопотом.