Базери, Этьен

К:Википедия:Страницы на КУЛ (тип: не указан)

Этьен Базери Étienne Bazeries
Работник французского МИД Франция
1891 — 1899
Смерть:	Франция
Деятельность:	офицер армии, криптограф, советник МИД

Этьен Базери (фр. Étienne Bazeries; 21 августа 1846, Пор-Вандр, Франция — 1931, Франция) — солдат, а затем и офицер французской армии, работник и советник французского МИД и криптограф.

Ранние годы

Этьен Базери родился 21 августа 1846 г. в семье полицейского в маленьком городишке Порт-Вендрес в семье полицейского. Через несколько дней после семнадцатилетия, Базери отправился рекрутом во французскую армию. Его пленили во время франко-прусской войны, но Базери бежал, переодевшись каменщиком. В 1874 году он был произведен в лейтенанты, и его отправили в Алжир, в 1875 году он вернулся во Францию. В следующем году женился на Мари-Луизе Бертон. У него было три дочери: Цезарина, Фернанда и Поль.

Деятельность в сфере криптографии

Базери были интересны криптограммы, помещаемые в газетах в колонках для личной переписки, тогда то у него появился интерес к криптоанализу. В 1890 г. Базери заявил, что французский военный шифр можно читать без ключа. После этого генерал корпуса, в котором он служил, прислал ему несколько телеграмм, зашифрованных с помощью этого шифра и Базери дешифровал их. Тогда военное министерство изготовило еще один шифр, но Базери вскрыл его ещё до того, как он был введен в действие. Начались мучительные поиски методов шифрования, не связанных с короткопериодическим гаммированием по шифру Виженера. Основная проблема заключалась в изготовлении и распределении ключевой информации между абонентами сети засекреченной связи. Базери показал, что ограниченный объём ключевой информации, приводящий к периодическому повторению гаммы шифра, позволяет найти достаточно простые методы криптоанализа. Базери выдвигал и собственные предложения в области защиты секретной информации. Однако предлагаемые Базери шифровальные устройства отвергали из-за сложности изготовления и применения. Ему указывали, что необходимо устройство, которое не требовало бы от шифровальщика «большого умственного напряжения». Этьен Базери оказался практиком в криптоанализе. В плане теории шифрования он ничего нового не создал, но практическое искусство дешифрования он поднял на новую высоту. Криптограф-любитель, француз Бор, изобрел печатающий шифратор. Будучи знакомым с Базери, он направил ему шифрованное сообщение в полной уверенности в том, что его оппонент не сможет раскрыть переданное ему шифрованное послание. Однако, поскольку в нём также был использован коротко периодический лозунг, Базери без труда дешифровал послание: «Если вы дешифруете это, то пусть меня повесят». Базери отправил Бору письмо, в котором выражал уверенность в том, что наказание не будет исполнено.

Работа во французском МИД

Успех Базери не могли не заметить в Париже, и в августе 1891 г. его принимают в криптобюро французского МИД. Именно в эти годы Базери показал себя как гений криптоанализа. В 1892 г., когда французские власти арестовали и предали суду группу анархистов, в числе доказательств фигурировали дешифрованные Базери криптограммы. Базери был привлечен к дешифрованию переписки криминальных группировок. Слабости их шифров были очевидными. Дешифровальная работа Базери позволила раскрыть центры связи преступных групп. В 1899 г., после отставки Базери, он все равно оставался советником министерства иностранных дел Франции. В том же году Базери помог полиции раскрыть шифр тайных документов заговорщиков, участвовавших в заговоре с целью восстановления монархии. Способности Базери в области дешифрования были эффективно использованы французскими спецслужбами в начале I Мировой войны. Современники Базери считали его Наполеоном криптоанализа. В начале I Мировой войны Базери принял участие в дешифровании немецких военных шифрованных телеграмм.

Работа с шифрами прошлого

Базери начал заниматься шифрами прошлого, и смог, проработав три года, расшифровать архивы Людовика XIV, зашифрованные Великим шифром (англ. Great Cipher) по системе Россиньолей (англ. Rossignols). В бумагах нашёлся приказ короля поместить в заключение узника с тем, чтобы на прогулки он появлялся только […]. Здесь в тексте письма следуют две кодовые группы, которые не удалось расшифровать. Ряд исследователей предположил, что эти кодовые группы означают «…в маске». Этим узником был генерал Вивьен де Булонд (фр. Vivien de Bulonde), покрывший позором себя и французскую армию во время Девятилетней войны. Если это предположение верно, то Базери разгадал одну из интереснейших загадок французской истории, тайну Железной маски. Ему удалось почти полностью восстановить несложный код Наполеона I, который он использовал в низовых звеньях своей армии. Этот код был раскрыт русскими специалистами и реконструирован Базери.

Работы Базери

Цилиндр Базери

Одним из изобретений Базери в этом плане являлось повторение дискового шифратора Джефферсона («цилиндр Базери»).

20 колес, с нанесенным на них в случайной последовательности алфавитом, одевались в определенном ключом порядке на одну ось, поворачивались до тех пор, пока в одном ряду не набирали первые 20 букв сообщения, затем шифровку считывали с другого ряда, также определяемого ключом, после чего операция повторялась. На этом, весьма незамысловатом принципе создавались практически все шифровальные машины до Второй мировой войны.

Маркиз де Виари, противник идей Базери, доказал принципиальную возможность раскрытия шифра Базери. Дешифрование облегчалось неслучайным характером расположения букв на дисках, в основе которого лежали фразы типа: «Бог хранит Францию», «Честь и Родина» и т. п. Военное министерство отказалось принять на вооружение изобретение Базери, хотя аналогичное устройство в начале 20-х годов XX века использовала армия США.

Военный шифр

Несмотря на неуспех своего изобретения Базери не остановился. Он предложил еще один военный шифр, для реализации которого нужны были только бумага и карандаш. В основу шифра была положена простая (одноалфавитная) замена, сменяемая с каждым новым сообщением, и перестановка. Буквы заменялись на числа (А = 0, В = 1 и т. д.) Разовым ключом являлись две буквы, числовые обозначения которых записывались прописью. Например, ключ SG в числовом виде есть 186 (S = 18, G = 6), и соответствующая запись-ключ (лозунг) есть ONEHUNDREDEIGHTYSIX. Из этого лозунга уже известным способом порождалась последовательность букв шифралфавита: ONEHUDRIGTYSXABCFJKLMPQVWZ.

После замены по этому алфавиту (A = O, B = N, C = E, Z = Z …) полученный текст делится на трехзначные группы, и эти группы переставлялись между собой по ключу перестановки. В шифртекст вставлялись «пустышки» на заранее оговоренных «ключевых» местах. Однако и это предложение Базери было отвергнуто под тем предлогом, что данный шифр «не дает достаточных гарантий безопасности».

Этот вывод был в достаточной мере обоснован. В XIX веке сочетание простой замены с перестановкой уже не являлось стойкой системой защиты информации.

Книга "Раскрытые секретные шифры"

Обиженный Базери выпустил небольшую книгу под названием «Раскрытые секретные шифры», в которой в насмешливом тоне охарактеризовал официальных криптографов военного ведомства Франции. Своего оппонента де Виари он обвинил "в ереси". В оценке "чужих" шифров он проявил явную необъективность. Тем не менее, книга Базери, в отличие от его изобретений, приобрела широкую популярность, и именно она обессмертила его имя в истории криптографии. Позитивный эффект, вызванный публикацией этой книги, заключается в разъяснении особых требований к военно-полевым шифрам. Так, Базери справедливо утверждал, что коды мало пригодны в военно-полевых условиях в связи с техническими сложностями их оперативного использования, поскольку кодирование существенно задерживает передачу требуемого сообщения.

Смерть

Умер Этьен Базери 7 ноября 1931. Историк Дэвид Кан описывает его как «великого прагматика криптологии. Его теоретические результаты незначительны, но он был одним из величайших природных криптоаналитиков которых знала наука.»

Библиография

• Candela, Rosario, The Military Cipher of Commandant Bazeries. New York: Cardanus Press, 1938.
• Кан, Дэвид, Взломщики кодов. 1967, 2d ed. 1996. (ISBN 0-684-83130-9)
• Сингх, Саймон, Книга шифров. Астрель, 2007.

Отрывок, характеризующий Базери, Этьен

Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»