Базилика

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Базили́ка (бази́лика; греч. βασιλική — «дом базилевса, царский дом») — тип строения прямоугольной формы, которое состоит из нечётного числа (1, 3 или 5) различных по высоте нефов.

В многонефной базилике нефы разделены продольными рядами колонн или столбов, с самостоятельными покрытиями. Центральный неф — обычно более широкий и больший по высоте, освещается с помощью окон второго яруса. В случае отсутствия окон во втором ярусе центрального нефа строение относится к типу псевдобазилика, являющемуся разновидностью зального храма.

Базиликами также именуются наиболее значимые римско-католические храмы вне зависимости от их архитектурного решения. О религиозном значении термина см. базилика (титул).





Древнеримские базилики

Римляне переняли этот тип строения у греков. Наиболее ранние известные примеры — базилика Порция (184 год до н. э.) и базилика Эмилия (179 г. до н. э.). При Цезаре было начато строительство базилики Юлия (54 год до н. э.), завершенное при Августе. В этих общественных зданиях проводили судебные процессы, решали финансовые вопросы, торговали. Гражданские собрания укрывались в базиликах от непогоды.

Строительство по типу базилики велось также в других городах Италии и римских провинциях. Так, в 120 году до н. э. была воздвигнута монументальная базилика в Помпеях. Она сильно пострадала при землетрясении в 62 году и к моменту извержения Везувия (в 79 году) так и не была восстановлена. Это самая старая базилика, руины которой сохранились до наших дней.

В IV веке базилика, до этого занимавшая в античном зодчестве довольно периферийное место, становится излюбленным типом константиновской архитектуры. Ранние базилики были перекрыты деревянной плоской крышей. Отлично сохранившийся пример — Aula Palatina в Трире (310). Первой базиликой, перекрытой каменным сводом, считается колоссальная базилика Максенция на Римском форуме (306—312 гг.)[1].

Раннехристианские базилики

Наиболее ранние из известных ныне церквей, специально построенных для христианских богослужений, соответствовали типу римской базилики, ибо тот не имел стойких ассоциаций с язычеством[2]. Тип базилики — наиболее распространённый тип христианского храма IV-VI веков и основной тип пространственной композиции продольных христианских храмов в последующие века[1].

После легализации христианства в 313 году началось массовое возведение церквей в Риме и за его пределами. При этом базиликальный тип постройки продолжал противопоставляться традиционному типу языческого храма. Четырехугольная конструкция с ориентацией по сторонам света вполне отражала христианские представления о мироустройстве. С функциональной точки зрения базиликальная постройка отличалась большой вместительностью, с символической точки зрения — напоминала своей протяжённостью корабль спасения (см. неф).

В отличие от своих языческих предшественников, раннехристианские зодчие делали упор на продольной вытянутости базилики от апсиды на востоке до входа (нартекса) на западе. Осевую композицию подчёркивали параллельные ряды колонн между нефами, над которыми надстраивались арки. Потолки, как правило, кессонировались.

В Восточной Римской империи до VII века господствовал тип базилики в три или пять нефов с расположенными на одной оси нартексом, экзотнартексом и атрием. Такие храмы были не так сильно вытянуты, как в Риме, и часто обстраивались с трёх сторон галереями. Примером может служить пятинефная базилика Святого Димитрия (V век).

Дальнейшая эволюция

Со времени Юстиниана в византийской архитектуре начинает преобладать идея купольности, проявившаяся уже в константинопольской базилике Святой Ирины (ок. 530 г.). В качестве основного типа византийского храма утвердилась компактная постройка с центрическим планом (крестово-купольный храм), хотя отдельные базиликальные постройки продолжали строиться в Греции вплоть до падения империи в середине XV века.

На западе Европы базилика продолжала оставаться базовым типом храма и в Средние века. В каролингских базиликах на смену колоннам пришли столбы (пилоны) прямоугольного сечения, были выделены трансепт и контрапсиды, а над средокрестием стали возводиться башни. По мере того, как над базиликами всё чаще надстраивались башни (вестверки), вместо былой протяжённости зодчие стали ценить вертикальную устремлённость храмов.

Это переосмысление эстетических установок получило дальнейшее развитие в романских и готических храмах. Для базилик XI-XII веков характерно членение протяжённого внутреннего пространства на ряд компартиментов. В районе Рейна распространился тип романской базилики с двумя хорами, на востоке и западе, причём вход располагался по сторонам в боковые нефы[1].

Возвращение к идее древней базилики проповедовали некоторые зодчие-эклектики XIX века; примером может служить базилика Святого Мартина в Туре. В США наиболее точным приближением к римской базилике считается Немецкая церковь в пенсильванском городке Маккиспорт, освящённая в 1888 году. На территории России нет ни одного базиликального храма классического типа (хотя в византийскую эпоху такие здания строились в Херсонесе).

Напишите отзыв о статье "Базилика"

Примечания

  1. 1 2 3 Doc. Ing. arch. Dr. Bohuslav Syrový, CSc. Architektura. — Praha: SNTL - Nakladatelství technické literatury, 1972. — С. 328.
  2. [www.pravenc.ru/text/77368.html Православная энциклопедия. Том IV. М., 2002. С.264-269]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Базилика

– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…