Базилика Святого Димитрия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Православный храм
Базилика Святого Димитрия
Ιερός ναός Αγίου Δημητρίου

Фасад базилики
Страна Греция
Город Салоники
Конфессия православие
Епархия Фесалоникийская 
Тип здания базилика
Архитектурный стиль эллинистический раннехристианский
Дата основания 313323
Приделы преподобного Евфимия
Реликвии и святыни мощи Димитрия Солунского и Анисии Солунской
Статус действующий храм, входит в перечень объектов Всемирного наследия
Координаты: 40°38′19″ с. ш. 22°56′52″ в. д. / 40.6388222° с. ш. 22.9478583° в. д. / 40.6388222; 22.9478583 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=40.6388222&mlon=22.9478583&zoom=13 (O)] (Я)

Базилика Святого Димитрия — пятинефная христианская базилика, построенная в греческом городе Салоники на месте римских терм, там, где, согласно преданию, погиб великомученик Димитрий Солунский. Первоначально на этом месте был сооружён небольшой мартирий, который сменила трёхнефная базилика. После землетрясений и пожаров в середине или конце VII века было возведено пятинефное здание базилики. Во время турецкого владычества, в 1493 году, была обращена в мечеть Касымие-джами. После возвращения города грекам, с 1912 года в базилике возобновились христианские богослужения. Во время пожара 6 августа 1917 года здание сильно пострадало. Восстановительные работы в базилике были начаты в 1930-х годах и велись до 1948 года. В 1988 году включена в перечень объектов Всемирного наследия в составе раннехристианских и византийских памятников Салоник.





История базилики

Византийский период

Первая церковь на месте темницы, где, по преданию, принял мученическую смерть святой Димитрий (по другой версии — над его могилой) была построена между 313323 годами[1]. Спустя сто лет, в 412413 годах иллирийский вельможа Леонтий в память об избавлении его от паралича построил первую большую церковь между превратившимися в руины античными банями и стадионом. Алтарная часть построенной церкви была расположена над предполагаемым местом захоронения святого, и при её строительстве[2] были обретены его мощи, тайно погребённые там, согласно житию, фессалоникийскими христианами в 306 году.

По другой версии, первая базилика, посвящённая святому Димитрию, была построена в Салониках только в V веке (имеются разногласия в датировке — либо его начало, либо последняя четверть)[3]. Подобная датировка связана с версией о зарождении культа святого Димитрия в городе Сирмия (современная Сремска-Митровица в Сербии), откуда его мощи могли быть перенесены в Салоники либо после захвата города Аттилой в 441 году, либо аварами в 582 году (последнее предположение было оспорено археологами, производившими раскопки в базилике)[4].

Базилика пострадала от пожара в правление императора Ираклия (вероятно, в 629634 годах), но была быстро восстановлена. В этом пожаре пострадал серебряный киворий, стоявший в середине центрального нефа базилики: «занялся огнём его святой серебряный киворий… серебро, расплавленное огнём, как вода, хотя было все на полу, подобно реке»[5]. Киворий имел шестиугольное основание, глухие стены и кровлю, увенчанную крестом. Внутри находилось серебряное ложе с изображением лика святого. Верующие могли заходить внутрь и возжигать перед ним свечи[6]. Описание кивория было сделано фессалоникийским архиепископом Иоанном в середине VII века, также его изображение было на мозаике северной колоннады базилики (известно только по акварелям английского архитектора Уолтера Сайкса Джорджа[en][7]).

После этого пожара были сделаны последние строительные работы, придавшие базилике современный вид. В этот же период была выполнена часть мозаик, украшающих базилику. Окончательно интерьер базилики сформировался к середине IX века. После пожара 1917 года на восточной колоннаде была обнаружена мозаичная надпись начала IX века: «Во времена Льва наблюдается расцвет храма Святого Димитрия, пострадавшего раньше от пожара». Лев, упоминаемый в тексте, вероятно является отцом равноапостольных Кирилла и Мефодия, бывшим тогда друнгарием при военачальнике Салоник[8].

О богослужениях в храмах Салоник (в том числе и о проводившихся в базилике Святого Димитрия) пишет Иоанн Камениата в своём труде «Взятие Фессалоники», посвящённом захвату и ограблению города арабами в 904 году (базилика тогда не пострадала):

…не уступает им и храм упомянутого уже мною достославного и победой венчанного мученика Димитрия, поставленный там, где он свершил святые подвиги и восприял победную награду. Собирая народ по чередою наступающим праздникам в своих стенах, храмы эти даруют прихожанам несказанное блаженство и духовную усладу. В каждом — свои чины священников, совершающих богослужение, и корпорации чтецов, исполняющих служебные песнопения. Попеременно затягивая слова гимнов и сопровождая эти звуки движениями рук, этот многоголосый и сладостный сонм и чарует взор великолепием сверкающих риз, и услаждает слух искусным псалмолением[9].

В 1185 году, когда Салоники были захвачены норманнами, базилика была разграблена, а гробница святого Димитрия осквернена (см. раздел Реликвии святого Димитрия).

В конце XIII века к базилике был пристроен придел преподобного Евфимия, построенный в форме маленькой трёхскатной базилики. Придел был расписан несохранившимися фресками в 1303 году[10].

Турецкое владычество

После завоевания Салоник турками в 1430 году базилика была на короткое время оставлена христианам. Её передача была закреплена во время торжественной церемонии, которую провёл султан Мурад II Завоеватель. Он, по словам византийского историка Дуки, принеся в жертву барана, приказал оставить храм в распоряжении христиан[11], однако все украшения храма и гробницы святого Димитрия были турками уничтожены, храм оказался полностью разграбленным[12].

В 1493 году церковь была обращена в мечеть Касымие-джами и оставалась ею до 1912 года. В этот период для христиан был сохранен доступ к кенотафу святого Димитрия, установленному в небольшом приделе в западной части левого нефа базилики, куда был сделал отдельный вход. Тогда же фрески и мозаики храма были сокрыты под штукатуркой и новыми стенами[13].

Современное состояние

Базилика практически полностью выгорела при пожаре 6 августа 1917 года[13]. Разрушения начали восстанавливать в 1926 году, в ходе реставрации был обнаружен вход в крипту, а под алтарём сосуд, предположительно с кровью великомученика Димитрия, а также были расчищены сохранившиеся фрески и мозаики[14]. Реставрационные работы были завершены к октябрю 1948 года[13], когда было совершено освящение церкви.

В ходе великого пожара 1917 года сильно пострадала кровля и мраморная облицовка стен. При этом сохранился ряд мозаичных полотен, которые продолжают украшать стены базилики (часть мозаик помещена в музей, расположенный в крипте). При реставрации максимально были использованы старые колонны, сохранена старая настенная облицовка на внутренних сторонах арок и стенах выше их. Пол при реставрации был выложен цветной плиткой и мрамором, кровля была заново построена из бетона, но сохранила внешний вид беспотолочной деревянной кровли, характерной для эллинистических раннехристианских базилик[14].

После реставрации храм вновь стал действующим, проводятся регулярные богослужения. Доступ в саму базилику и в археологический музей в её крипте является свободным. В базилике, кроме мощей святого Димитрия, хранятся мощи Анисии Солунской (серебряная рака установлена недалеко от амвона).

В современных Салониках базилика расположена в историческом центре, рядом с археологическим комплексом античной агоры на пересечении улиц Селевку и Святого Димитрия.

В 2003 году в склепе, построенном у входа в базилику, был погребён митрополит Фессалоникийский Пантелеимон II (Хрисофакис), трудами которого в храм были возвращены мощи святого Димитрия[15].

Включение в число объектов Всемирного наследия

15 января 1987 года Грецией для включения в число объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО была номинирована группа раннехристианских и византийских памятников в городе Салоники, включающая и храм Святой Софии. В сентябре 1988 года Международный совет по вопросам охраны памятников и достопримечательных мест представил своё заключение с обоснованием возможности их включения в реестр[16]. На 14-й сессии Комитета Всемирного наследия, состоявшейся в Бразилии 5—9 декабря 1988 года, указанная группа памятников была включена в Список объектов Всемирного наследия под номером 456[17].

Архитектурные особенности

Базилика построена в раннехристианском эллинистическом стиле[18] и имеет форму четырёхугольника, к которому добавлены более поздние пристройки (придел святого Евфимия — XIII век, сводчатый перистиль для водосвятия — XV век). Для строительства использовался кирпич и камни от более ранних строений.

Базилика является пятинефной, длина храма с алтарной частью составляет 43,58 метра, ширина — 33 метра[19]. Это самая крупная церковь в Салониках. Храм имеет два входа, ведущих в притвор. По амвону центральный неф пересекает трансепт, обрамлённый колоннадой.

Алтарная часть увенчана конхой и имеется только в центральном нефе, заканчивающимся апсидой, не выступающей за периметр храма[20]. Справа от главного алтаря расположен выступающий на восток придел святого Евфимия, пристроенный к базилике.

Кровля состоит из пяти скатов (четыре пологих и один отлогий), храм не имеет купола. В каждом из боковых скатов и в нефе имеются балконы. Фасад базилики несимметричен, к левой части пристроена колокольня, увенчанная крестом[13]. С наружной стороны алтарной части имеются, неиспользуемые в настоящее время, входы в крипту базилики, открытые при её реконструкции в первой половине XX века.

Внутреннее убранство

Колоннада

Нефы базилики разделяет колоннада из белых, зелёных и тёмно-красных мраморных колонн. Вероятно, они были заимствованы из более старых строений (они различаются по высоте и по внешнему виду капителей)[13][21]. Во время реконструкции базилики после пожара (позднее 634 года) к колоннам среднего нефа были добавлены столбы прямоугольного сечения[18]. Капители весьма разнообразны; особенно изящно выглядят капители с листьями колючего кустарника (аканфа), развевающегося на ветру. Этот тип был распространён в V—VIII веках, но образцов его сохранилось немного. Такие капители есть, например, в храме святого Аполлинария в Равенне, а также в базилике Ахиропойитос и Храме Святой Софии (оба — в Салониках), в Египте, Малой Азии, Сирии[22]. Листья имеют форму кружев и заключены в зубчатую рамку, над двумя рядами листьев имеются завитки как у коринфских капителей, а выше находится площадка, на которой держится арка. В другом типе капителей листья расположены вертикально и их кончики зубчатой формы смотрят вниз. В углах расположены завитки, на которых держится опорная площадка для арок. В некоторых местах вместо завитков в углах расположены головы баранов с витыми рогами[13].

Фронтоны арок были украшены плитами из тёмно-голубого или зеленоватого мрамора, а в их внутренней части имелся геометрический орнамент со вставками из белого, чёрного и красного мрамора[23]. В настоящее время украшения на колоннаде практически отсутствуют, их внешний вид известен только по рисункам, сделанным в начале XX века.

Мозаики

В ходе реставрации удалось сохранить некоторые мозаичные полотна VII-VIII веков (остальные погибли во время пожара и известны только по фотографиям) — едва ли не единственные, пережившие в Византии эпоху иконоборчества[24]. Трудно сказать, почему иконоборцы решили пощадить эти изображения. В мозаиках заметна античная традиция, но лики уже аскетически строги, напоминая поздневизантийские иконы. Однако, при сравнении мозаик из базилики Святого Димитрия с константинопольскими памятниками того же периода, заметно обилие восточных типов, склонность к фронтальным построениям[25] и более подчёркнутая линейность композиций. На всех мозаиках великомученик Димитрий имеет индивидуальные черты лица, что свидетельствует о различном времени их исполнения.

Считается, что часть мозаик (расположенные над аркадой) были своеобразным вотивом, выполненным по специальному заказу, что объясняется случайным характером композиций[26].

К наиболее хорошо сохранившимся мозаичным полотнам относятся:

  • Димитрий со священнослужителями[27]

Мозаика была обнаружена в ходе реставрационных работ при сносе стены, построенной турками с правой стороны алтарной части базилики. Святой изображен держащим руку на плече священника, выражая свою благожелательность. Первоначально светлая прямоугольная рамка вокруг головы священнослужителя была принята за нимб, однако после обнаружения мозаики «Святой Димитрий с ктиторами» был сделан вывод, что этот квадрат является бойницей в городской стене, на фоне которой изображены фигуры. Низ мозаики содержит надпись «Счастливейший мученик Христов, любящий город, окружён заботой жителей и гостей города».

  • Св. Георгий и дети[28]

Мозаика расположена в западной части алтаря. Лица детей имеют индивидуальные черты и мозаика, вероятно, является вотивным изображением от родителей в благодарность за исцеление детей. Святой держит руку на плече одного из них, а другая поднята с раскрытой ладонью. Этот жест, вероятно, условно изображает, что святой молится. Это одна из самых древних мозаик базилики (вероятно выполнена сразу после её ремонта в середине VII века). На ней святой представлен молодым человеком с идеализированными чертами лица и короткими прямыми русыми волосами, одетым в хитон и роскошную мантию.

  • Димитрий с ктиторами[29]

Также одно из старейших мозаичных полотен. Димитрий изображён в окружении церковного (справа) и светского (слева) правителей города. Считается что это префект Леонтий и архиепископ Иоанн, которые организовали восстановление базилики после пожара VII века. Благожелательность святого к ним выражается положением его рук, которые он держит на их плечах. Под мозаикой имеется надпись следующего содержания: «Справа и слева видны строители славного строения мученика Дмитрия, который отразил волну варварских флотов и спас город». Речь идёт об осаде города славянами в 616 году. Святой одет в мантию, украшенную таблионом — четырёхугольной нашивкой другого цвета на уровне груди[30], что отражает знатное происхождение Димитрия, упоминаемое в его житии.

Мозаика расположена в южной стороне алтарной части и относится к рубежу IX и X веков. Богоматерь и святой Феодор изображены молящимися, а в вышине над ними видна фигура Христа, благословляющего их правой рукой. В руках Богородицы свиток со словами: «Господь Бог, соизволь услышать голос моей молитвы, так как я молюсь за людей». Считается, что мозаика была заказана верующими, получившими исцеление от болезней. Об этом свидетельствует благодарственная надпись под ней: «…я Тебе посвятил в знак благодарности, хоть и был разочарован людьми, Твои силы вдохнули в меня жизнь».

Прочие мозаики, менее хорошо сохранившиеся:[26]

  • Святой Димитрий с подводимым к нему юношей (Димитрий изображён в позе оранта, ладони выложены золотой смальтой), Святой Димитрий и два ангела (возможно, это изображение Димитрия Солунского в Царствии Небесном — аллюзия на эпизод из его жития с увенчанием его ангелом в темнице)[32] — мозаики западной части храма, конец V — VI века;
  • Вотивный цикл, иллюстрирующий основные этапы жизни девочки включает сцены: «Димитрий подводит донатора к восседающей на престоле Богоматери с Младенцем», «Димитрий на престоле на фоне кивория принимает ребёнка из рук матери», «Димитрий в позе оранта, с матерью и детьми, подносящими святому свечи», «Ребёнок, сопровождаемый родителями, подносит голубей святому Димитрию»[32]. Мозаики размещались во внутреннем северном нефе, созданы в начале VII века;
  • Святые Сергий, Вакх и Димитрий с восстановителями храма после пожара — мозаики алтарных столбов, середина VII века.

Фрески

Фрески, украшавшие ранее стены базилики, сохранились только в её правом нефе. Фресковый цикл был выполнен в несколько этапов в VIIIXIV веках. Среди них в наиболее хорошем состоянии находятся:

  • Преподобный Лука (Стириот);
  • Нашествие варваров на Салоники. Изображена осада города славянскими племенами в 616 году, победа греков при которой приписывается заступничеству святого Димитрия[5]. На фреске видно изображение церкви, которую принято считать базиликой Святого Димитрия, и надпись «святая церковь у стадиона»;
  • Молящийся святой Димитрий (XII век);
  • Димитрий укрывает плащом архиерея с нимбом, в саккосе и омофоре, который кадит святому, выше Богородица с младенцем Христом. Фреска выполнена в последней третьи XIV века. Существует мнение, что архиерей — это Григорий Палама, архиепископ Салоник, а Богородица изображена не с Христом, а с Иоасафом Индийским (патрон по монашескому имени императора Иоанна VI Кантакузина). Данной интерпретации противоречат иконографические признаки изображённых[32];
  • Аллегорическая фреска с изображением человека, которого преследует дикое животное;
  • Император, подъезжающий к городу — наиболее хорошо сохранившаяся, выполненная на высоком художественном уровне, сцена подъезда византийского императора (возможно Юстиниана II) к Салоникам[33].

По данным проведённых в начале XXI века исследований, одним из авторов фресок базилики является знаменитый греческий иконописец Мануил Панселин[34].

Конха апсиды базилики (фрески выполнены при реставрации в первой половине XX века) Епископская кафедра Киворий для раки с мощами святого Димитрия (расположен в левом нефе базилики)

Крипта базилики

Крипта была обнаружена под базиликой в 1918 году при проведении реставрационных работ в разрушенном храме после пожара 1917 года[35]. В древности вход в крипту осуществлялся через проёмы, которые располагались снаружи здания со стороны алтаря. Сейчас вход в крипту осуществляется по лестнице справа от алтаря.

Крипта включает в себя место, где по преданию был убит великомученик Димитрий, и располагается под алтарной частью базилики[13]. Ансамбль крипты состоит из однопридельной базилики в которой в древности покоились мощи святого, а также полукруглого пространства с парапетами и колоннами, окружённого цистернами для воды[36]. В центре рядом с мраморным сводчатым навесом, который поддерживают семь колонн, имеется мраморная раковина, предназначенная для сбора мира, по преданию, истекавшего из мощей Димитрия[36]. В северной части крипты находился ряд захоронений епископов Салоник.

В крипте с раннехристианских времен существовал источник воды (происходил из римских терм[13]), которая текла по устроенному в X веке водопроводу. Колодец с источником воды существует в настоящее время[35].

В 1980-х годах в крипте был открыт археологический музей, где представлены скульптуры и другие находки, сделанные в ходе раскопок, а также часть мозаик, ранее украшавших стены базилики. К наиболее ценным экспонатам музея относят чашу для помазания миром, связанную с культом святого Димитрия, а также восстановленный амвон храма и архитектурные скульптуры раннего храма[37].

Реликвии святого Димитрия

Базилика, построенная на месте мученичества святого Димитрия, с самого её основания была хранилищем реликвий, связанных с этим святым. Изначально центральное место в культе святого Димитрия занимал его киворий[13], который в житии и чудесах святого описывается как место, откуда святой общался с верующими[4]. Позднее акцент сместился на поклонение мощам святого, которые с середины XI века почитались как мироточивые.

Мощи святого

В настоящее время мощи хранятся в северном нефе базилики в мраморном кивории, созданном вместо утраченного при пожаре в VII веке серебряного (это второй мраморный киворий святого Димитрия, первый был уничтожен в 1430 году при захвате города турками). Предположительно в конце XII — начале XIII века, возможно, в период существования латинского королевства Фессалоники, они были вывезены из Салоник в Италию[4]. Мощи были обнаружены в 1520 году в аббатстве города Сан-Лоренцо-ин-Кампо и вернулись обратно в Салоники только в XX веке: в 1978 году — честная глава, а в 1980 году — основная часть мощей (в Италии осталось шесть больших частиц).

Мощи с древности почитались как мироточивые (Димитрий Ростовский сообщает, что мироточение известно с VII века[38], но Иоанн Скилица первый письменно сообщил о том, что мироточение впервые появилось в 1040 году[6]). Верующие, приходившие в базилику для поклонения святому, набирали миро в стеклянные ампулы, самые ранние из которых датируются XI — XII веками. Миро почиталось не только христианами. Иоанн Анагност, описавший захват города турками, сообщает что миро набирали и мусульмане, считавшие его медицинским снадобьем от любых болезней[39].

С XIV века вместо истечения миро-елея от мощей стало упоминаться об истечении миро-воды из колодца в крипте (первое письменное упоминание сделано в 1330 году Никифором Григорасом)[40]. В этот же период по причине исчезновения мощей из храма возникла легенда, что они были спрятаны в колодце, находившемся в крипте. Упоминания о мироточении из колодца прекратились в 1493 году, когда базилика была превращена в мечеть (православным был сохранён доступ для поклонения к кенотафу святого Димитрия, оставшемуся после исчезновения мощей).

В древности истечение мира было очень обильным — Никита Хониат описывает, как норманны, захватившие в 1185 году Салоники, кощунственно набирали миро в кастрюли, жарили на нём рыбу и мазали им обувь[41]. Хоть мироточение мощей в настоящее время прекратилось, раку святого открывают на вечерни в канун дня памяти святого и раздают верующим вату, пропитанную ароматной жидкостью, не отождествляемой с тем миром, о котором в XIV веке писал Димитрий Хризолог[4][42].

Кровь святого

Культ крови великомученика возник уже в раннехристианский период (Димитрий Ростовский сообщает, что Лупп, раб святого Димитрия, «благоговейно взял ризу своего господина, орошенную его честною кровью, в которой омочил и перстень. Сею ризою и перстнем он сотворил много чудес»[38]). При раскопках в алтаре под престолом в крестообразном углублении в мраморном ковчеге был обнаружен стеклянный сосуд с засохшей кровью. Считается что под алтарём изначально была расположена гробница святого Димитрия в которой, по мнению ряда исследователей, в средневизантийский период была земля, смешанная с кровью. Сохранились мощевики XIXII веков с кровью великомученика (в Великой Лавре на Афоне), с пропитанной кровью землёй (в Ватопедском монастыре на Афоне), а также с кровью и миром (энколпион XIIXIII века в Британском музее)[4].

Сноски и источники

  1. Папахатзис Н. Памятники Салоник. Салоники: MOLHO. С. 80. ISBN 960-7964-05-5
  2. [www.radonez.ru/WEBS3/gretsia/Saloniki%20kripta.htm Подалтарная крипта — предполагаемое место захоронения святого]
  3. David Woods Thessalonica’s Patron: Saint Demetrius or Emeterius? // The Harvard Theological Review, Vol. 93, No. 3. (Jul., 2000), p. 222
  4. 1 2 3 4 5 [www.sedmitza.ru/text/412181.html Иванова О. В. Святой великомученик Димитрий Солунский // «Православная Энциклопедия», т. XV]
  5. 1 2 [recult.by.ru/lib/byzant/dms.htm#C6 Чудеса святого Димитрия (Иоанн, архиепископ Фессалоникийский, середина VII века)]
  6. 1 2 Charalambos Bakirtzis Pilgrimage to Thessalonike: The Tomb of St. Demetrios // Dumbarton Oaks Papers, Vol. 56. (2002), p 176.
  7. Cormack, R. The Church of Saint Demetrios: The Watercolours and Drawings of W. S. George (Thessaloniki, 1985)
  8. Кирилл и Мефодий // Новый энциклопедический словарь. Том 21. 1914 год
  9. [www.vostlit.info/Texts/rus/Kameniata/text.phtml?id=652 Иоанн Камениат Взятие Фессалоники]
  10. Папахатзис Н. Памятники Салоник. С. 77
  11. Византийские историки Дука и Франдизи о падении Константинополя / Перевод и предисловие А. С. Степанова. — М., 1953.
  12. [www.kulichki.com/~gumilev/VAA/vaa234.htm Васильев А. А. История Византийской империи (Падение Византии. Эпоха Палеологов (1261—1451))]
  13. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [www.pravenc.ru/text/178245.html Димитрия Солунского великомученика базилика в Фессалонике] // Православная энциклопедия. Том XV. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2007. — С. 199-204. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 978-5-89572-026-4
  14. 1 2 Папахатзис Н. Памятники Салоник. С. 78
  15. [www.pravoslavie.ru/cgi-bin/sykon/client/display.pl?sid=558&did=1011 Погребение митрополита Фесалоникийского Пантелеимона II]
  16. [whc.unesco.org/archive/advisory_body_evaluation/456.pdf Advisory Body Evaluation] (англ.). Проверено 14 апреля 2010. [www.webcitation.org/652wUbaJr Архивировано из первоисточника 29 января 2012].
  17. [whc.unesco.org/archive/repcom88.htm#456 Report of the World Heritage Committee ( Twelfth Session)] (англ.). Проверено 14 апреля 2010. [www.webcitation.org/652wVFRF0 Архивировано из первоисточника 29 января 2012].
  18. 1 2 Полевой В. Искусство Греции. Древний мир. Средние века. Новое время. — М.: Советский художник, 1984. — С. 179.
  19. [www.e-city.gr/thessaloniki/home/view/221.php Άγιος Δημήτριος]
  20. Полевой В. Искусство Греции. Древний мир. Средние века. Новое время. — М.: Советский художник, 1984. — С. 178.
  21. Вельманс Т., Корач В., Шупут М. Византийский мир. Храмовая архитектура и живопись / пер. Е. Михайлов. — М.: Белый город, 2006. — С. 327.
  22. Полевой В. Искусство Греции. Древний мир. Средние века. Новое время. — М.: Советский художник, 1984. — С. 189.
  23. Папахатзис Н. Памятники Салоник. С. 79
  24. Райс, Дэвид Тальбот. Искусство Византии. Москва: Слово, 2002. Стр. 60-64.
  25. [www.krotov.info/history/08/demus/demus02.html#o2_2 Отто Демус. Мозаики византийских храмов]
  26. 1 2 [www.icon-art.info/book_contents.php?lng=ru&book_id=29&chap=5&ch_l2=4 Лазарев В. Н. История византийской живописи]
  27. Папахатзис Н. Памятники Салоник. С. 88-89
  28. [www.byzantinemuseum.gr/en/collections/copies/?bxm=2460 Saint George as Patron of Two Children]
  29. Папахатзис Н. Памятники Салоник. С. 92
  30. [www.sedmitza.ru/index.html?did=15186 Словарь византийских терминов]
  31. Папахатзис Н. Памятники Салоник. С. 93
  32. 1 2 3 [www.sedmitza.ru/index.html?sid=865&did=47911&p_comment=culture Преображенский А. С. Иконография великомученика Димитрия Солунского // «Православная Энциклопедия», т. XV.]
  33. Grabar. L’empereur dans l’art byzantin, 131, 234, pl. VII-2
  34. [www.impantokratoros.gr/Significant-Hagiographers.en.aspx The main representatives of hagiography] (англ.). Iero Isichastirio Pantokratoros Melissochori (официальный сайт монастыря Пантократор). Проверено 27 марта 2010. [www.webcitation.org/61499gJTs Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  35. 1 2 Папахатзис Н. Памятники Салоник. С. 82
  36. 1 2 Папахатзис Н. Памятники Салоник. С. 83
  37. [www.salonika.ru/content/view/21/26/ Крипта святого Димитрия]
  38. 1 2 Страдание и чудеса святого славного великомученика Димитрия
  39. Charalambos Bakirtzis Pilgrimage to Thessalonike: The Tomb of St. Demetrios // Dumbarton Oaks Papers, Vol. 56. (2002), p 187.
  40. Charalambos Bakirtzis Pilgrimage to Thessalonike: The Tomb of St. Demetrios // Dumbarton Oaks Papers, Vol. 56. (2002), p 185.
  41. Nicetae Choniatae Historia / Ed. J. Van Dieten. B., 1975. Pars. 1. P. 306
  42. [days.pravoslavie.ru/Life/life6555.htm Великомученик Димитрий Солунский]

Напишите отзыв о статье "Базилика Святого Димитрия"

Литература

Всемирное наследие ЮНЕСКО, объект № 456
[whc.unesco.org/ru/list/456 рус.] • [whc.unesco.org/en/list/456 англ.] • [whc.unesco.org/fr/list/456 фр.]
  • Папахатзис Н. Памятники Салоник. — MOLHO. — 159 с. — ISBN 960796405-5.
  • Полевой В. Искусство Греции Древний мир. Средние века. Новое время. — М.: Советский художник, 1984.
  • Jack Finegan. [books.google.ru/books?id=L5g9AAAAIAAJ&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false The archeology of the New Testament: the Mediterranean world of the early Christian Apostles]. — Taylor & Francis, 1981. — С. 114-116. — ISBN 0709910061.
  • Райс, Дэвид Тальбот. Искусство Византии. — М: Слово, 2002.
  • Cormack, R. The Church of Saint Demetrios: The Watercolours and Drawings of W.S. George. — Thessaloniki, 1985.
  • David Woods Thessalonica’s Patron: Saint Demetrius or Emeterius? // The Harvard Theological Review. — 2000. — Т. 93, № 3. — С. 221–234.
  • James C. Skedros Response to David Woods // The Harvard Theological Review. — 2000. — Т. 93, № 3. — С. 235–239.

Ссылки

  • [www.zavet.ru/kalendar/ludi/solounskiy-dm.htm Житие святого великомученика Димитрия Солунского]
  • [odysseus.culture.gr/h/2/eh251.jsp?obj_id=1671 Министерство культуры Греции. Базилика Святого Димитрия] (англ.)
  • [www.icon-art.info/location.php?lng=ru&loc_id=245 Базилика Святого Димитрия (Галерея на www.icon-art.info)]
  • [campus.belmont.edu/honors/Ravenna2/ThessSDemPlan.jpg План базилики Святого Димитрия]


Отрывок, характеризующий Базилика Святого Димитрия

– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.