Байкалов, Иван Леонтьевич

Иван Леонтьевич Байкалов
Учёная степень:	кандидат биологических наук
Награды и премии:

Иван Леонтьевич Байкалов (28 июля 1932 года, село Большой Монок, Хакассия — 5 февраля 2014 года, Абакан) — советский и российский учёный-селекционер, Заслуженный агроном России, занесён в Книгу рекордов России за создание первых сибирских абрикосов. Сорта абрикосов: «Восточно-Сибирский, Горный Абакан, Сибиряк Байкалова и Саянский» прошли Госиспытания, внесены в Госреестр и рекомендованы по 11-му Восточно-Сибирскому региону.

Биография

Из казаков. Родился в семье Леонтия Ивановича и Марии Модестовны Байкаловых. В годы Великой Отечественной войны 1941-45 г.г. в малолетнем возрасте стал работать в колхозе Горный Абакан. В 1947 г. награжден медалью За доблестный труд в Великой Отечественной войны...

Окончил Мичуринский плодоовощной институт.

Директор Минусинской опытной станции.

Более полувека он занимался селекцией плодовых деревьев для условий Сибири, создал несколько новых сортов. Он автор популярной книги «Садоводам Сибири». Учёный селекционер всю свою селекционную работу проводил без оплаты, на добровольных началах. Вот что писал ему директор ВНИИРа г. Санкт-Петербурга В. А. Дроговцев: «Вы сделали революцию в селекции абрикоса! Ваши результаты уникальны и вызывают удивление даже у зарубежных специалистов»!

За 45 лет селекционной работы с абрикосом вывел сорта, устойчивые к зимним оттепелям, — это Восточно-Сибирский, Сибиряк Байкалова, Горный Абакан, Саянский, Подарок Природы, Гордость Хакасии и др. Первые четыре сорта прошли госиспытания и включены в Госреестр России.

Достижения И. Л. Байкалова по селекции абрикоса в Сибири занесены в «Книгу рекордов России». Из решения редколлегии «Книги рекордов России» (в сокращении):

«Уважаемый Иван Леонтьевич!

Мы рады сообщить, что после изучения всех доказательств 10 марта 2010 года редколлегией „Книги рекордов России“ принято решение о признании вашей заявки „Первые селекционные сорта сибирских абрикосов“ официальным рекордом России. Поздравляем Вас! Эти замечательные достижения, способствующие укреплению имиджа России, будут включены в ближайшее издание „Книги рекордов России“.

Алексей Свистунов, президент „Агентства ПАРИ“, главный редактор „Книги рекордов России“; Игорь Химцов, начальник отдела экспертиз».

Ссылки

[sad-sib.ru/pub_199.htm Рядом с великим — 2. Иван Леонтьевич Байкалов]

К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Байкалов, Иван Леонтьевич

– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.


Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.