Байкал (транспортное судно)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
<tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:6px 10px; font-size: 120%; background: #A1CCE7; text-align: center;">«Байкал»</th></tr><tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:4px 10px; background: #E7F2F8; text-align: center; font-weight:normal;">«Байкалъ»</th></tr><tr><th colspan="2" style="text-align:center; ">
</th></tr><tr><th colspan="2" style="text-align:center; ">
Бронзовая плита в северной нише памятника Г. И. Невельскому, который был открыт 26 октября 1891 года во Владивостоке. На этой плите изображена корма «Байкала» и нанесены фамилии участников-офицеров экипажа транспорта проводивших исследования Амурского лимана в 1849 году.
</th></tr>

<tr><th style="padding:6px 10px;background: #D0E5F3;text-align:left;">Служба:</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;background: #D0E5F3;text-align:left;"> Россия </td></tr> <tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Класс и тип судна</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> транспортное судно </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Тип парусного вооружения</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> Бригантина </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Организация</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> Сибирская флотилия </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Изготовитель</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> верфи «Боргетрем и К°» </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Строительство начато</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> сентябрь 1847 года </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Спущен на воду</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 10 июля 1848 года </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Введён в эксплуатацию</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 1848 год </td></tr> <tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:6px 10px;background: #D0E5F3;">Основные характеристики</th></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Водоизмещение</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 477 т </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Длина между перпендикулярами</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 28,5 м </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Длина по верхней палубе</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 28,65 метра </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Ширина</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 7,38 м </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Осадка</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 3,87 м (при полной загрузке) </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Движитель</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> Паруса </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Скорость хода</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> до 8,5 узлов </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Экипаж</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 47 человек (9 офицеров, 4 унтер-офицера и 34 матроса) </td></tr> <tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:6px 10px;background: #D0E5F3;">Вооружение</th></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Артиллерия</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 6 × трехфунтовые пушки </td></tr>

«Байкал» (старое написание «Байкалъ») — парусное двухмачтовое транспортное судно Сибирской военной флотилии, участвовавшее в исследовании Дальнего Востока. Пройдя на нём из Охотского моря на юг, Г. И. Невельской доказал, что Сахалин это остров.





Строительство

Капитан-лейтенант Г. И. Невельской, назначенный командиром строящегося «Байкала» ещё в декабре 1847 года, добился аудиенции у начальника Главного морского штаба князя А. С. Меньшикова. Он смог убедить его изменить свой план похода, в обход царской резолюции “Вопрос об Амуре, как о реке бесполезной, отставить!”, и подписать бумагу в которой предписывалось ускорить строительство и оснащение судна. Но дозволение на исследовательские и научные поиски, Геннадий Иванович получил в счёт времени, которое могло быть сэкономлено при строительстве и переходе судна из Кронштадта в Петропавловский порт[1].

По заказу Морского ведомства транспорт заложили в сентябре 1847 года на верфи «Боргетрем и К°» в Гельсингфорсе (ныне Хельсинки). За основу был взят чертеж построенного в Севастополе в 1840—1842 годах военного транспорта «Сухум-Кале». При строительстве корпуса использовалась сосна, крепления были сделаны из металла, а обшивка днища ниже ватерлинии — из меди[2]. По указанию Г. И. Невельского увеличена остойчивость, улучшена управляемость, усилена наружная обшивка и внесены изменения в планировку внутренних помещений транспорта. Также Г. И. Невельской лично контролировал набор экипажа. Несмотря на то, что по контракту окончание строительства было запланировано на сентябрь 1848 года, уже 10 (по другим данным — 5[2]) июля 1848 года судно спустили на воду[1]. Окончательное оснащение проходило в Кронштадте[3].

Конструкция

«Байкал» являлся небольшим двухпалубным судном с парусным вооружением бригантины с полными обводами корпуса и почти плоским днищем. На верхней палубе были расположены световые и сходные люки, брашпиль, лебёдка, грузовой люк, штурвал и рубка. На нижней (жилой) палубе были расположены форлюк, сходные люки, помпы, рундуки, камбуз, кают-компания, кубрик для матросов, каюты капитана и офицеров. Ниже жилой палубы находились грузовой трюм с цистернами пресной воды, крюйт-камера, кладовые для провизии, шкиперская кладовая и цепной ящик. На борту имелись один 6-вёсельный баркас, 4-вёсельный баркас, вельбот и байдарка[3].

  • Длина по верхней палубе — 28,65 метра (94 фута)
  • Длина между перпендикулярами — 28,5 метра
  • Ширина — 7,38 метра
  • Наибольшая ширина с обшивкой — 7,5 метра (24 фута 6 дюймов)
  • Высота борта — 5,1 метра
  • Водоизмещение — 477 тонн
  • Грузоподъемность — 250 тонн (расчётная)
  • Осадка при полной загрузке — 3,87 метра (12 футов 9 дюймов)
  • Скорость — до 8,5 узлов
  • Вооружение — 6 × трёхфунтовые пушки (76-мм)
  • Экипаж — 9 офицеров, 4 унтер-офицера и 34 матроса, всего 47 человек» (в дальнейшем его численность постоянно менялась)

Служба

Переход на Дальний Восток

21 августа (2 сентября1848 года «Байкал» под командованием капитан-лейтенанта 10-го флотского экипажа Балтийского флота Г. И. Невельского с грузом и 14-ю мастеровыми для Петропавловской гавани (ныне Петропавловск-Камчатский) был выведен пароходом «Ижора» с Малого Кронштадтского рейда за Толбухин маяк, после чего взял курс на Копенгаген (8 сентября), а от туда на Портсмут (16 сентября). Затем пройдя по Атлантике, «Байкал» пересёк экватор 30 октября, и бросил якорь на рейде Рио-де-Жанейро (15 ноября). Тут транспорт был поставлен в док для осмотра корпуса. 1 декабря «Байкал» продолжил свой путь, сопровождавшийся сильным штормом, через мыс Горн, который обогнул 10 (22) января 1849 года. Войдя в Тихий океан, шторм утих, а транспорт взял курс на Вальпараисо (2 февраля). 31 марта (2 апреля[4]) «Байкал» прибыл в Гонолулу, где встретил русское судно «Иртыш». После небольшого ремонта и пополнения запасов, транспорт покинул рейд 10 апреля, и 12 мая прибыл к месту назначения. Переход занял 8 месяцев и 23 дня[5].

Экспедиция 1849 года

После сдачи груза, Г. И. Невельской не дождался высочайшего разрешения на экспедицию, а получил лишь копию, составленной губернатором Восточной Сибири графом Н. Н. Муравьёвым инструкции от 12 (24) ноября 1848 года, которая была направлена на утверждение императору. В ней предписывалось Геннадию Ивановичу следовать к северной части Сахалина для поиска закрытой гавани или хорошего рейда; определить северный вход в Амурский лиман; обследовать северную часть лимана и устье реки Амур; определить состояние южной части лимана; описать берега Амура и лимана; исследовать берег Охотского моря и Константиновского залива; установить Сахалин полуостров или нет; исследовать пролив, отделяющий Сахалин от материка, если он остров, или найти место удобное для защиты входа в лиман с юга[6].

Пройдя через 4-й Курильский пролив, транспорт 7 июня вышел в Охотское море и 12 июня приблизился к восточному побережью Сахалина в широте 51°37'[7]. Г. И. Невельской решил вести опись побережья отсюда к северу, определив для этих целей на этот день один баркас. 13 и 14 июня для описи многочисленных бухт были посланы баркас и байдарка под управлением мичманов А. Ф. Гейсмара и Э. В. Гроте. Следуя дальше, был открыт и назван мыс Ледяной. 17 числа «Байкал» обогнул мыс Елизаветы и подробно исследовал залив (ныне Залив Северный), лежащий до мыса Марии. 19 числа опись побережья продолжилась на юго-запад от мыса Марии[8]. 20 числа для описи были посланы баркас и байдарка под управлением лейтенанта А. К. Гревенса и подпоручика КФШ Л. А. Попова, которые вернулись к транспорту 21 числа. Они обнаружили залив, ошибочно предположив, что он соединяется с Амурским лиманом. Определив его приблизительные координаты, Г. И. Невельской понял, что этот залив ранее поручик П. В. Гаврилов назвал залив Обман, и переименовал его в честь своего транспорта — залив Байкал. 23 числа экспедиция отправилась к мысу Головачёва (ныне мыс Тамлаво). 25 числа от мыса были посланы вельбот и баркас под управлением лейтенанта А. К. Гревенса и мичмана А. Ф. Гейсмара для поиска входа в Амурский лиман. Не найдя входа, транспорт приблизился к материковой части и пошёл к северо-западу вдоль отмели, выслав вперёд баркас под управлением мичмана Э. В. Гроте. 26 числа дойдя до мыса Ромберга, Г. И. Невельской приметил конусообразную гору, которую назвал горой князя Меньшикова. От неё экспедиция повернула к востоку-юго-востоку, и 27 числа вошла в Амурский лиман. Для обследования лимана были отправлены шестивёсельный баркас под управлением лейтенанта А. К. Гревенса, четырёхвесельный баркас под управлением мичмана Э. В. Гроте, вельбот под управлением мичмана А. Ф. Гейсмара. Геннадий Иванович продолжил изучать лиман с оставшимися на транспорте десятью моряками, и назвал его часть — Северным лиманским рейдом. Позже баркасы и вельбот вернулись[9]. Далее, отсюда старший офицер «Байкала» лейтенант П. В. Казакевич на баркасе пошёл вдоль материка к югу, а мичман А. Ф. Гейсмар вдоль западного побережья Сахалина. А. Ф. Гейсмар дойдя до преградившей ему путь отмели, был вынужден вернуться на «Байкал». Позже вернулся П. В. Казакевич, который сообщил, что достиг мыса, называемого туземцами Тебах (Табах)[10], и что с юга вдоль побережья идёт сильное течение. Затем продолжился промер глубин в Северном лиманском рейде[11]. По завершению промеров, 10 июля Геннадий Иванович с тремя офицерами, лекарем и с пятнадцатью матросами отправился к устью Амура на двух баркасах, вельботе и байдарке по пути П. В. Казакевича. 11 юля обогнув мыс Тебах экспедиция вошла в Амур и следуя левым берегом реки с промером глубин, достигла полуострова Куегда, который Г. И. Невельской именовал Константивским (ныне на полуострове располагается Николаевск-на-Амуре). 13 июля отряд перешёл к мысу Мео на противоположной стороне реки, и направился к мысу Пронге. От него 15 числа отряд повернул к югу, и 22 июля достиг приблизительной широты 52°22' Недалеко от этой точки Г. И. Невельской назвал два скалистых мыса в честь Лазарева и Муравьёва. Пройдя южнее мыса Погиби был открыт пролив шириною в 4 мили (в узком месте около двух миль), тем самым Г. И. Невельской доказал, что Сахалин является островом. Следуя ещё некоторое время далее к югу, Геннадий Иванович повернул к Сахалину и идя вдоль берега, 1 августа вернулся на «Байкал» стоящий в Северном амурском лимане[12]. Также промеры глубин позволили Г. И. Невельскому установить, что устье Амура может быть доступно для движения судов и из него можно выйти на север в Охотское море, или на юг проливом в Японское море[1].

3 августа экспедиция начала опись берега от горы князя Меньшикова к северо-востоку, в ходе которой Г. И. Невельской назвал один из заливов заливом Счастья. Дойдя до мыса Мухтель, для описи был отправлен баркас под управлением мичмана Э. В. Гроте к Ульманской губе, а транспорт направился в Константиновский залив. Закончив изучение залива, транспорт перешёл в Ульманскую губу. Исследования Э. В. Гроте показали, что данная губа является единственным местом где могли бы укрыться корабли от непогоды. Её назвали залив Святого Николая. На выходе у мыса Мухтель экспедиция встретилась с отрядом прапорщика КФШ Д. И. Орлова на двух байдарках, которые были посланы из Аяна для установления торговли с местным населением и с предписанием Г. И. Невельскому срочно следовать в Аян. Взяв на борт отряд Д. И. Орлова, транспорт 3 сентября пришёл туда[13]. После встречи с генерал-губернатором Восточной Сибири Н. Н. Муравьёвым и М. С. Корсаковым, Г. И. Невельской вернулся на «Байкал» и перешёл в Охотск (6 сентября 1849 года), где сдал транспорт портовому начальству[14]. После чего Г. И. Невельской со своими офицерами отправился через Сибирь в Санкт-Петербург на доклад о результатах своих исследований и открытий[15]. «Байкал» вместе с командой был перечислен в состав Охотской военной флотилии (флотилия состояла из транспортов «Байкал» и «Иртыш», тендера «Камчадал» и бота «Кадьяк»), а временно командовать транспортом поставлен кондуктор КФШ А. С. Кузьмин[14].

Служба 1850—1852 годов

В 1850—1852 годах «Байкал» участвовал в переносе базы флотилии из Охотска в Петропавловский порт. А Охотская флотилия переформирована в Камчатскую флотилию, куда «Байкал» также был включён.

5 (17) июня 1850 года вернувшийся через Сибирь на Дальний Восток Г. И. Невельской на «Байкале» под командованием кондуктора КФШ А. С. Кузьмина отправился из Аяна в залив Счастья и обратно[14]. Там высаженный отряд основал Петровское зимовьё.

6 июля 1851 года Г. И. Невельской с отрядом вышел из Охотска в Петровское зимовьё с заходом в Аян на транспорте «Байкал» под командованием капитан-лейтенанта П. И. Гарновского и барке РАК «Шелехов». 22 июля не доходя до залива Счастья барк «Шелехов» затонул, а «Байкал» сел на мель. Снявшись с мели были спасены все люди и часть груза находившихся на барке. «Байкал» вернулся в Аян. В один из рейсов между Охотском и Петропавловским портом налетевшим шквалом транспорт был выброшен на Старопортовую кошку в Охотске, хоть повреждения были значительные, транспорт удалось исправить, и позже он вернулся в строй[16].

В 1852 году с «Байкала» проведены первые гидрографические работы в Амурском бассейне и исследование в проливе Невельского[1].

11 (23) сентября 1852 года «Байкал» вывез последнее имущество базы флотилии в Петропавловский порт, где и зазимовал[17].

Экспедиция 1853 года

В начале 1853 года командиром «Байкала» назначен поручик КФШ А. П. Семёнов[17].

20 мая транспорт вышел в Аян, где принял на борт пассажиров с грузом и отправился в Петровское зимовьё, куда прибыл 11 июля[17].

17 июля Г. И. Невельской, Д. И. Орлов с отрядом из 15 матросов и казаков прибыли на «Байкал». В этот же день транспорт вышел к Сахалину. Только 29 числа транспорт подошёл к мысу Анива, а оттуда пройдя проливом Лаперуза, 3 августа стал на якорь в одной из бухт Императорской гавани (ныне залив Советская Гавань). 4 августа Г. И. Невельской на берегу бухты положил основание Константиновского поста. На следующий день транспорт начал переход к заливу Де-Кастри (ныне залив Чихачёва), куда пришёл утром 7 августа. Геннадий Иванович выдал распоряжение Д. И. Орлову с малым отрядом следовать на «Байкале» к западному берегу Сахалина, а сам сошёл на берег[17].

13 августа (18 августа) недалеко от селения Энто (Венду-эси) с «Байкала» был высажен Д. И. Орлов и шесть человек, которые 30 августа основали первый русский военный пост на острове, получивший название Ильинского (вблизи селения Кусуннай)[17].

До конца августа «Байкал» крейсировал в Татарском проливе в поисках кораблей американской научной экспедиции коммодора Кадваладера Рингольда[en] (англ. Cadwalader Ringgold), но не встретившись с ними, вернулся на рейд Петровского зимовья (5 сентября). Далее «Байкал» перешёл к Аяну, откуда с грузом для Петропавловского порта вышел в рейс. 6 октября «Байкал» стал на якорь в пункте назначения. Во время зимовки транспорт исправили и полностью подготовили к навигации 1854 года[18].

Крымская война 1854—1856 годов

В апреле 1854 года командиром назначили подпоручика КФШ Н. И. Шарыпова[19] ранее командовавшего ботом «Кадьяк». 24 апреля транспорт вышел из Петропавловского порта с грузом на борту. На «Байкале» находились два офицера, один кондуктор и двадцать пять унтер-офицеров и матросов. В течении почти двух недель транспорт сопровождала непогода, а экипаж страдал от простудных заболеваний и цинги — только десять человек могли исполнять свои обязанности. 10 мая установилась хорошая погода, транспорт прошёл проливом Буссоль в Охотское море и взял курс к югу. 14 мая «Байкал» стал на якорь у Муравьёвского поста. Тут с транспорта сгрузили часть груза, и тяжелобольные члены экипажа сошли на берег для поправки здоровья. 21 мая транспорт снялся с якоря и начал переход к селению Сирануси, и далее к Александровскому посту в заливе Де-Кастри, куда прибыл вечером 31 мая. Через два дня встретившись с Г. И. Невельским, Н. И. Шарыпов передал ему казённые деньги. Окончив разгрузку материалов и продовольствия для поста, 18 июня транспорт вышел в море. «Байкалу» предписывалось встретить фрегат «Паллада» у Императорской гавани и сдать там оставшийся груз. Встретив «Палладу» на подходе к заливу, корабли перешли к мысу Лазарева, а 12 мая бросили якоря у входа в Амурский лиман[19].

26 июля на борт «Байкала» поднялся генерал-губернатор Восточной Сибири Н. Н. Муравьёв и обсудил с Никитой Ильичом возможность прохода транспорта сахалинским фарватером в Охотское море. И уже 5 августа Никита Ильич получил письменное распоряжение от Н. Н. Муравьёва следовать в залив Счастья к Петровскому зимовью через Амурский лиман. Приняв с «Паллады» 15 моряков в помощь и два вельбота для проведения промеров, Никита Ильич покинул рейд. Транспорт пошёл вдоль западного берега Сахалина, имея впереди себя два вельбота с которых промеряли глубины. С «Байкала» также вели промер глубин, а все данные заносились в журнал. «Байкал» стал первым парусным судном прошедшим Амурский лиман с юга на север. К Петровскому посту «Байкал» подошёл 13 августа, где застал винтовую шхуну «Восток» и транспорт «Иртыш» которые поприветствовали транспорт пушечными выстрелами[20]. Позже Н. И. Шарыпов в своём письме напишет:

«Его Превосходительство генерал Н. Н. Муравьёв только что, завидев меня в прихожей, подбежал ко мне с г. Невельским. Во-первых, спросил всё ли благополучно, и три раза меня поцеловал, затем спросил, сколько раз становились на мель при проходе по лиману, я отвечал – ни разу; опять три раза поцеловал, и, наконец, на вопрос – в продолжении скольких дней был под парусами, я отвечал – с 5 по 13 августа, по нескольку часов в сутки – ещё три раза поцеловал; после этого г. Невельской также начал меня целовать. В зале, где это происходило, было до 15 человек, в том числе две дамы, и все были в величайшем восторге, и в особенности генерал и г. Невельской от того, что «Байкал» прошёл через лиман благополучно…»

— Из письма Никиты Ильича Шарыпова[21]

.

На следующий день «Байкал» отправился в Аян за продовольствием для Петропавловского порта. Загрузившись и пройдя 4-м Курильским проливом, на меридиане мыса Лопатка встретилась шхуна «Восток», с которой предупредили о начале войны, и о том что в Авачинской губе находятся шесть англо-французских кораблей с целью захвата русских судов и уничтожения Петропавловского порта. Со шхуны на транспорт перенесли почту, и «Байкал» взял курс на Большерецк. 12 сентября там почта была отправлена в Петропавловский порт по суше, а транспорт остался до 22 сентября, пока не пришли новости о победе защитников Петропавловской крепости. В октябре, к окончанию навигации[22], «Байкал» пришёл в Петропавловский порт, где и остался на зимовку[23]. С этого времени транспорт «Байкал» вошёл в состав эскадры губернатора Камчатской области контр-адмирала В. С. Завойко[1]

В начале 1855 года есаул Мартынов доставил приказ генерал-губернатора Н. Н. Муравьёва, в котором предписывалось В. С. Завойко эвакуировать Петропавловский порт к устью Амура в Николаевский пост. Так как война продолжалась, а порт не мог эффективно оборонятся и выдерживать осаду без сухопутного сообщения[24]. В распоряжении у В. С. Завойко была зимовавшая тут эскадра: фрегат «Аврора», корвет «Оливуца», транспорта «Байкал», «Двина», «Иртыш», боты № 1 и «Кадьяк», они в скорости были вооружены, и загружены имуществом гарнизона, а также солдатами с семьями и гражданскими служащими (всего 282 пассажира[23])[25]. 4 апреля первыми по пропиленному во льду каналу на чистую воду вышли «Байкал» и «Иртыш». 6 апреля с последними членами гарнизона вышли остальные корабли[23]. Было забрано с собой буквально всё — доски и балки военных строений, даже часть окон и дверей. Строения которые остались были сожжены, а земляные укрепления срыты — военная инфраструктура порта фактически перестала существовать. В селении остались есаул Мартынов, часть жителей, отряд казаков и ополченцев[24]. Первыми в Де-Кастри (ныне залив Чихачёва) прибыли транспорты «Иртыш», «Байкал» и «Двина», следом за ними боты, и 5 мая пришли «Оливуца» и «Аврора» с В. С. Завойко на борту[24]. Корабли задержались в заливе на несколько дней[26]. Когда отряд английских кораблей (фрегат «Сибилл» (англ. HMS Sybille), винтовой корвет «Хорнет[en]» (англ. HSM Hornet) и бриг «Биттерн» (англ. HMS Bittern)) под командованием коммодора Чарльза Эллиота[en] (англ. Charles Elliot) без национальных флагов подошёл к заливу Де-Кастри, то 8 мая он встретился с нашим отрядом. Не зная о боевых возможностях русских кораблей, Эллиот всё же отправил «Хорнет» на сближение с «Оливуцей». «Аврора» также стал по диспозиции для боя. После короткой артдуэли, «Хорнет» отступил, а на следующий день английский отряд отошёл южнее, где «Сибилл» и «Биттерн» блокировали, как им представлялось единственный выход[27], а «Хорнет» отправился за подкреплением. Когда В. С. Завойко получил известия о том, что пролив чист ото льда, то 15 мая корабли скрытые туманом начали переход к Амурскому лиману. В этот же день к Эллиоту подошли корабли Стирлинга. Далее объединённый английский отряд отправился за русскими кораблями, но не обнаружив их ушёл[23]. К 24 мая русские корабли стали под прикрытие артиллерийской батареи на мысе Лазарева. Затем, сняв батарею, они до конца июня вошли в устье Амура[26]. В Николаевском посту В. С. Завойко был назначен начальником морских сил, находящихся в устье реки Амур, получившая название Сибирская военная флотилия, куда вошла и Камчатская флотилия[24]. Здесь же корабли остались на зимовку[28].

18 марта 1856 года в Париже был подписан мирный договор, и эскадра контр-адмирала В. С. Завойко была расформирована. «Аврора», «Оливуца» и «Двина» отправились в Кронштадт, а остальные — перечислены в состав формирующейся с прошлого года Сибирской военной флотилии. В июне на транспорт пришёл новый командир П. Н. Попов[28].

Дальнейшая служба

В 1857 году «Америка» отвела транспорт «Байкал» в залив Де-Кастри[29]

В 1858 году командиром «Байкала» назначен В. М. Сухомлин, а позже, в этом же году — Н. К. Дерпер[28]. «Байкал» под командованием лейтенанта Н. К. Дерпера направили к гавани Тихая Пристань в заливе Святой Ольги для основания и строительства военного поста, получившего название пост Святой Ольги (ныне посёлок Ольга), он же стал первым начальником нового поста. «Байкал» провёл зимовку с 1858 года на 1859 год в этом заливе, где к нему присоединился корвет «Воевода». Экипажи обоих кораблей занималась строительством поста а также промерами, обследованием и описью залива и береговых партий[30]. В 1859 (в разных источниках — в 1860) году на пост командира «Байкала» был назначен лейтенант А. С. Маневский, а сам транспорт поставлен у поста Святой Ольги на брандвахту, где экипаж занимался его обустройством[31]. С 21 июня 1861 года по 20 августа 1862 года Александр Степанович также занимал должность командира поста. Хотя ещё в октябре 1860 года «Байкал» признали «по ветхости негодным для плавания», он оставался на брандвахте у поста Святой Ольги и перевозил людей и грузы в интересах Морского и Военного ведомств на Дальнем Востоке до 1862 года, когда его перевели в бухту Золотой Рог и оставили как плавучий склад (блокшив), на месте где сейчас расположен 37-й причал[15].

30 марта (11 апреля1871 года льдом пробило оба борта «Байкала», и он сел на грунт. Далее, чтобы судно не мешало судоходству его взорвали[1].

Память

  • В честь «Байкала» Г. И. Невельской назвал залив в Охотском море (северо-западное побережье Сахалина, ранее залив Обман).
  • Поднятые со дна остатки киля и форштевня впоследствии передали в музей Общества изучения Амурского края[1].
  • С 1965 года по 1994 год в составе Тихоокеанского флота состояло океанографическое исследовательское судно «Байкал».
  • Изображение «Байкала» нанесено на бронзовую плиту в северной нише памятника Г. И. Невельскому, который был открыт 26 октября 1891 года во Владивостоке. На этой плите перечисляются фамилии участников исследований Амурского лимана в 1849 году.
  • В 2013 году с изображением Г. И. Невельского и транспорта «Байкал» была выпущена золотая памятная монета достоинством 100 рублей из географической серия монет «Экспедиции Г. И. Невельского на Дальний Восток в 1848—1849 и 1850—1855 гг.»
  • В РГА ВМФ сохранились чертежи транспорта «Байкал», утверждённые в августе 1847 года генерал-майором ККИ А. А. Поповым.

Напишите отзыв о статье "Байкал (транспортное судно)"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 А. Жигальский, 1986, с. 17-20.
  2. 1 2 В. Р. Чепелев, 2014, с. 354.
  3. 1 2 В. Р. Чепелев, 2014, с. 355.
  4. В. Р. Чепелев, 2014, с. 357.
  5. Составитель научный сотрудник КИЭП ДВО РАН Токранов А. М. [www.npacific.ru/np/library/encicl/2/0014.htm «Байкал»] (рус.). Интернет-энциклопедия «Северная Пацифика». Проверено 8 октября 2016.
  6. Б. П. Полевой, 1968, с. 68-85.
  7. Г. И. Невельской, 2009, с. 90.
  8. Г. И. Невельской, 2009, с. 91-92.
  9. Г. И. Невельской, 2009, с. 93-94.
  10. на побережье располагались два поселения — Чабдах и Чяаррах
  11. Г. И. Невельской, 2009, с. 95.
  12. Г. И. Невельской, 2009, с. 96-97.
  13. Г. И. Невельской, 2009, с. 98-99.
  14. 1 2 3 В. Р. Чепелев, 2014, с. 360.
  15. 1 2 Груздев А. И. [shturman-tof.ru/Bibl/Bibl_4/4_ships/baikal.htm Имена на карте Тихого океана. «Байкал»] (рус.). Штурманская книжка. Проверено 10 октября 2016.
  16. В. Р. Чепелев, 2014, с. 360-361.
  17. 1 2 3 4 5 В. Р. Чепелев, 2014, с. 361.
  18. В. Р. Чепелев, 2014, с. 361-362.
  19. 1 2 В. Р. Чепелев, 2014, с. 362.
  20. В. Р. Чепелев, 2014, с. 362-363.
  21. Болгурцев Б. Рядом с Невельским. Л., 1990. С. 85
  22. В. Р. Чепелев, 2014, с. 363.
  23. 1 2 3 4 Александр Стрелов. [mirror.flot.com/publications/books/shelf/tofvets/7.htm Фрегат «Аврора», оборона Петропавловска-Камчатского и секретная карта Невельского] (рус.). Центральный Военно-Морской Портал. Проверено 12 октября 2016. [www.webcitation.org/6CJhmKlGx Архивировано из первоисточника 20 ноября 2012].
  24. 1 2 3 4 В. К. Тренев, 1958.
  25. В. Инфантьев, 1972, с. 180-250.
  26. 1 2 [www.navy.su/puteshest/1803-1866/putesh65.html Плавание Изыльметьева на фрегате «Аврора» (1853 - 1854)] (рус.). Военно-морской флот России. Проверено 12 октября 2016. [www.webcitation.org/6CJhpC3aI Архивировано из первоисточника 20 ноября 2012].
  27. То что Сахалин является островом, в тот момент англичане ещё не знали, считая Татарский пролив заливом
  28. 1 2 3 В. Р. Чепелев, 2014, с. 364.
  29. Невельской Г. И., 1878, с. 420-421.
  30. А. И. Степанов, 1976, [wild-east.ru/mediawiki/index.php/Гавань_Тихая_Пристань Гавань Тихая Пристань].
  31. [www.primkray.ru/content/pervootkryvateli-i-issledovateli-primorya Первооткрыватели и исследователи Приморья]

Литература

  • А. Жигальский [hobbyport.ru/ships/baiykal.htm Загадка Амурского лимана] (рус.) // Моделист-Конструктор : Журнал. — 1986. — № 1. — С. 17-20.
  • Полевой Б. П. [debri-dv.com/article/10209/nevelskoy__-_ne_pervootkryvatel_tatarskogo_proliva Страны и народы Востока] / Под общей редакцией Ольдерогге Д. А.. — М.: Наука, 1968. — 264 с.
  • Невельской Г. И. Подвиги русских морских офицеров на крайнем Востоке России. 1849-1855 гг. 4-е издание, исправленное / под редакцией В. Вахтина. — М.: Кучково Поле, 2009. — 544 с. — ISBN 978-5-9950-0069-3.
  • Невельской Г. И. Подвиги русских морских офицеров на крайнем Востоке России 1849-55 г.. — СПб.: Русская скоропечатня, 1878. — 518 с.
  • Степанов А. И. Русский берег. Морской топонимический справочник. — Владивосток: Дальневосточное книжное издательство, 1976. — 190 с.
  • В. Инфантьев. Флаги на стеньгах. — М.: Детская литература, 1972. — 238 с.
  • Чепелев В. Р. [sakhalinmuseum.ru/ufile/995_354.pdf Военный транспорт «Байкал»] (рус.) // Вестник Сахалинского музея : Ежегодный журнал. — Южно-Сахалинск: Сахалинский областной краеведческий музей, 2014. — № 21.
  • Тренев В. К. Путь к океану. — М.: Советский писатель, 1958. — 98 с.

Ссылки

  • [www.navy.su/puteshest/1803-1866/putesh62.html Плавание Невельского на транспорте «Байкал» (1848 - 1849)]

Отрывок, характеризующий Байкал (транспортное судно)

С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.


Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.
Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.