Байрамукова, Халимат Башчиевна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Байрамукова, Халима́т Башчи́евна, (по мужу Кубанова) (Байрымукъланы Башчыны къызы Халимат); 15 августа 1917, Хурзук — 8 ноября 1996, Черкесск) — советская поэтесса, прозаик, драматург, член Союза писателей с 1939 года.


Родилась 15 августа 1917 года в древнем карачаевском ауле Хурзук Карачаево-Черкесской республики. Она училась в педагогическом институте, затем окончила Литературный институт им. М. Горького и Высшие литературные курсы в Москве.

Халимат Байрамукова — автор 14 поэтических сборников, четырёх романов, пяти повестей и многих рассказов, четырёх публицистических книг, либретто первой национальной оперы «Последний изгнанник», а также первой карачаевской музыкальной комедии «Бесфамильная невеста»… Её произведения печатались на пятидесяти языках мира.

Первым литературным произведением её была пьеса «Два сердца», изданная в 1939 году. В последующие годы появляются поэтические сборники: «Любимые горы», «Люблю я жизнь», «Исповедь», «Дым очага», «Снова в путь», «Суд аула», «День за днём», «Весенний полдень», «Восьмой день недели», «Одержимость» и другие.

Её перу принадлежат повести: «Семья Карчи», «И плакал сын», «Вечные всадники», романы «Годы и горы», «Утренняя звезда», «Мёлек», «Четырнадцать лет» и другие.

«Моя жизнь» — так называется последняя книга писательницы, вышедшая в год её смерти — 1996 году. Это автобиографическая книга, плод жизненных наблюдений и размышлений, которая даёт глубокое представление о среде, в которой она росла и взрослела.

В период войны проходила службу в качестве медсестры 2436-го эвакогоспиталя, являлась секретарем комсомольской организации. Работала ответственным секретарём областной газеты, первым консультантом Карачаевской писательской организации, главным редактором Карачаево-Черкесского книжного издательства, в течение 10-ти с лишним лет возглавляла писательскую организацию Карачаево-Черкесии.

Литературные заслуги народного поэта Карачаево-Черкесии Халимат Байрамуковой были отмечены правительственными наградами-орденами: «Знак почета», «Дружба народов»; Юбилейной медалью «За доблестный труд». Её имя носит Национальная библиотека Карачаево-Черкесской республики, она почетная гражданка г. Велинграда (Болгария).



См. также

Напишите отзыв о статье "Байрамукова, Халимат Башчиевна"

Литература

  • «Байрамукова Х. Б. Теплый ливень надежд» под ред. Ф. И. Байрамуковой, М.: Эльбрусоид,2008.

Ссылки

  • [www.elbrusoid.org/content/remember/p588.shtml/БАЙРАМУКОВА ХАЛИМАТ БАШЧЫЕВНА (1918—1996)]
  • [www.karachaevsk.info/press-center/halimatbairamukova/print/Однажды вернуться бы из небытия…]

Отрывок, характеризующий Байрамукова, Халимат Башчиевна

В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.
– Я готов на всё, – сказал Пьер.
– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]