Байрёйтский фестиваль

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Байрейтский фестиваль»)
Перейти к: навигация, поиск

Байрёйтский фестиваль (нем. Bayreuther Festspiele) — ежегодный летний фестиваль, на котором исполняются музыкальные драмы Рихарда Вагнера. Основан самим композитором. Проводится в баварском городе Байрёйте в специально построенном для этого театре.





Фестиваль до войны

Первый фестиваль открылся 13 августа 1876 года, на нём состоялась премьера полного цикла «Кольцо Нибелунга». Из-за финансового дефицита следующий фестиваль был проведён только в 1882 году, тогда на нём состоялась премьера «Парсифаля». До 1914 года и с 1924 по 1936 фестиваль проходил каждый год или один раз в два года. С 1936 года фестиваль стал ежегодным. В годы с 1914 по 1923 и с 1945 по 1950 фестиваль не проводили.

После смерти Вагнера руководство фестивалем перешло к его жене Козиме (во время её руководства в 1904 г. в балетной сцене «Тангейзера» принимала участие известная танцовщица Айседора Дункан), а с 1908 г. предприятие возглавил их сын Зигфрид, ещё до этого участвовавший в фестивале в качестве дирижёра и режиссёра. Во время своего руководства он использовал новую сценическую технику и освещение, новаторские для того времени. После его смерти и до конца Второй мировой войны всем заведовала его вдова Винифред, художественным руководителем был Хайнц Титьен[en].

Адольф Гитлер придавал большое пропагандистское значение Байрёйтскому фестивалю и дружил с Винифред Вагнер. В этот период из репертуара фестиваля был исключен «Парсифаль», исчезли «Тристан и Изольда», «Лоэнгрин», «Тангейзер». В 1943—1944 годах фестиваль представлял только «Нюрнбергских мейстерзингеров»[1].

«Новый Байрёйт»

В 1951 году открылся первый послевоенный фестиваль. На открытии исполняли 9-ю симфонию Бетховена, дирижировал В. Фуртвенглер[1]. С тех пор мероприятие проводится ежегодно (в отличие от довоенной практики). Руководителями фестиваля стали сыновья Зигфрида и Винифред Вагнеров Виланд[en] и Вольфганг. Братья Вагнеры стремились избавить фестиваль от репутации пронационалистского и приверженного устоявшейся традиции. Для этого они стали приглашать исполнителей со всего мира (ранее зарубежными дирижёрами фестиваля были лишь А. Тосканини в 1930—1931 годах и В. де Сабата в 1939 году)[1].

Особенно прославился своими постановками Виланд. Для его новаторского, тяготевшего к минимализму стиля со скупыми декорациями, скромными костюмами и минимумом сценического движения был характерен перенос акцента на внутренние переживания героев, что требовало участия в постановках первоклассных певцов-актёров. В это время здесь выступали ведущие вагнеровские певцы: Биргит Нильсон, Астрид Варнай, Марта Мёдль, Криста Людвиг, Вольфганг Виндгассен, Людвиг Зютхаус, Ханс Хоттер, Джордж Лондон, Густав Найдлингер, Йозеф Грайндль, Готлоб Фрик и другие.

После смерти Виланда Вагнера (1966 г.) фестиваль единолично возглавляет его брат Вольфганг. С 1973 года руководство фестивалем осушествляет фонд Вагнера[en] (нем. Richard-Wagner-Stiftung), но художественным руководителем до 2008 года остаётся Вольфганг Вагнер. В дальнейшем руководить фестивалем стали его дочери Катарина[en] и Ева[en]. Музыкальным руководителем Байрёйта назначен Кристиан Тилеманн[en][1].

Среди постановок в Байрёйте особо выделяют приуроченное к столетнему юбилею фестиваля в 1976 году «Кольцо нибелунгов» Патриса Шеро[1]. Последние годы охарактеризовались стремлением к современной постмодернистской режиссуре. Так, в 2004 году для постановки «Парсифаля» был приглашён скандальный режиссёр Кристоф Шлингензиф, чья трактовка вызвала крайне неоднозначную реакцию публики.

Руководители фестиваля

Дирижёры фестиваля

Напишите отзыв о статье "Байрёйтский фестиваль"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 Акопян Л. О. Музыка XX века: энциклопедический словарь / Научный редактор Двоскина Е. М.. — М.: «Практика», 2010. — С. 52. — 855 с. — 2500 экз. — ISBN 978-5-89816-092-0.

Ссылки

  • [www.festspiele-bayreuth.de/ Официальный сайт]

Отрывок, характеризующий Байрёйтский фестиваль

И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.