Байя (Венгрия)
Город
|
Ба́йя (венг. Baja) — город на юге Венгрии, расположен на левом берегу Дуная. Байя — второй по величине город медье Бач-Кишкун, после столицы — Кечкемета. Население — 37 690 жителей (2005).
Содержание
География и транспорт
Бая находится в 150 километрах к югу от Будапешта и в 108 километрах к юго-западу от Кечкемета. Город стоит на левом берегу Дуная, который разделяет здесь два больших региона Альфёльди Южно-Задунайский край. Также в городе протекает река Шуговица. В Байе заканчиваются две автодороги — идущая вдоль Дуная магистраль Будапешт — Шольт — Байя и идущая с востока на запад дорога Сегед — Байя. В городе также есть железнодорожная станция и речной порт.
На противоположном от Байи берегу Дуная находится заповедный лес Геменц, входящий в состав национального парка Дунай-Драва.
Этимология
Имя города имеет турецкое происхождение, происходит от турецкого слова «бык». В австрийский период город был, кроме того, известен под немецким именем Франкенштадт. Многочисленная ранее славянская община города также называла его Байя.
История
Впервые город упомянут в 1308 году. Во время турецкой оккупации XVI — XVII веков Байя была центром региона. Во время турецкого правления в город переселилось большое количество хорватов и сербов, которые стали составлять подавляющее большинство жителей Байи. Переход города под власть Габсбургов в конце XVII века вызвал новую волну переселенцев в город, в основном это были немцы. По данным 1715 года в Байе было 237 домов, из которых 216 были югославянские, 16 венгерские и 5 — немецкие. Во второй половине XVIII века в город стали переселяться венгры из других регионов страны, а также евреи.
Благодаря выгодному расположению на перекрёстке торговых сухопутных и речных путей город быстро рос и превращался в важный транспортный центр — через Байю проходила значительная часть венгерского экспорта зерна и вина в Австрию и Германию.
В XIX веке с ростом значения железнодорожного транспорта и падения роли речных перевозок город вступил в период упадка. Железнодорожная магистраль, связавшая Будапешт с Загребом и адриатическим портом Фиуме (совр. Риека) прошла стороной; в Байю была построена лишь тупиковая ветка.
В конце первой мировой войны Байя была занята сербскими войсками, некоторое время существовала возможность, что город отойдёт к вновь образованному Королевству сербов, хорватов и словенцев (впоследствии Югославии). Однако Версальский договор, в конце концов, оставил Байю за Венгрией, следствием чего стала массовая эмиграция в Югославию славянского населения города и приток в него венгерских переселенцев с территорий, отторгнутых после войны у Венгрии.
После второй мировой войны в городе было построено несколько промышленных предприятий, среди них большая текстильная фабрика; а также введён в строй мост через Дунай.
Экономика
Важный транспортный узел: пристань и мост через Дунай, железнодорожная станция. Пищевая, текстильная и деревообрабатывающая промышленность; сельскохозяйственное машиностроение.
Население
Национальный состав населения: 93,5 % венгры; 2,7 % немцы; хорваты, сербы, словаки, цыгане. До Второй мировой войны в городе была крупная еврейская община. Памятник жертвам холокоста.
Достопримечательности
Главная достопримечательность города — францисканский монастырь св. Антония XVII века. В Байе — 15 действующих церквей, большая часть — католические, есть протестантские и православная. В городе расположены несколько музеев и картинных галерей с постоянной экспозицией.
Города-побратимы
-
Сомбор, Сербия -
Ходмезёвашархей, Венгрия -
Тыргу-Муреш, Румыния - Сынджеорджиу-де-Пэдуре, Румыния
-
Вайблинген, Германия -
Аржентан, Франция -
Тистед, Дания -
Лабин, Хорватия
Напишите отзыв о статье "Байя (Венгрия)"
Ссылки
- [www.bajavaros.hu Официальный сайт города]
| ||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Байя (Венгрия)
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.
Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
