Бакалейников, Владимир Романович

Владимир Романович Бакалейников
Дата рождения	3 октября 1885(1885-10-03)
Место рождения	Москва
Дата смерти	5 ноября 1953(1953-11-05) (68 лет)
Страна	Российская империя Российская империя, СССР СССР, США США
Профессии	альтист, дирижёр, композитор, педагог
Инструменты	альт
Коллективы	Квартет Мекленбургского; Симфонический оркестр Цинциннати; Питсбургский симфонический оркестр

Владимир Романович Бакалейников (3 октября 1885 — 5 ноября 1953) — русско-американский альтист, дирижёр и композитор. Второй по старшинству среди братьев Бакалейниковых (известны также Николай, Константин и Михаил).

Биография

Семья и происхождение

Сын кларнетиста, жившего очень бедно, большой семьёй: по собственным воспоминаниям Бакалейникова,

Мой отец зарабатывал очень мало. Мы, дети, помогали ему зарабатывать игрой на свадьбах, в ресторанах, давая уроки, впоследствии концертируя. Никакими видами труда мы, дети, не гнушались. Стыдно было не работать, видя, как наша мать на всех стирала, на всех готовила, всех обшивала и всем прислуживала.

Творческий путь

В девятилетнем возрасте поступил в Московскую консерваторию, учился у Ивана Гржимали. Был особенно известен как квартетный музыкант, в том числе в составе заметного петербургского Квартета Мекленбургского. В 1914—1916 гг. дирижёр Театра музыкальной драмы в Петрограде, в 1920—1927 гг. — Музыкальной студии Московского художественного театра; одновременно преподавал в 1918—1920 гг. в Петроградской, в 1920—1924 гг. в Московской консерваториях, среди его учеников был, в частности, Вадим Борисовский. Заслуженный артист РСФСР (1924).

В 1927 г. вместе с женой, певицей Юлией Фатовой, эмигрировал в США и по приглашению дирижёра Фрица Райнера занял пост его ассистента (и первого альта) в Симфоническом оркестре Цинциннати. В 1937 г. перебрался в Голливуд для работы в кинематографе, последовав примеру двух своих младших братьев, Константина и Михаила, однако уже через два года вновь принял приглашение Райнера и стал его ассистентом, теперь уже в Питсбургском симфоническом оркестре; в 1948—1952 гг. возглавлял этот оркестр — и, в частности, дирижировал питсбургским гастрольным выступлением Марио Ланца (1951). С Питсбургским оркестром под управлением Райнера и вместе с виолончелистом Григорием Пятигорским Бакалейников записал как альтист симфоническую поэму Рихарда Штрауса «Дон Кихот».

В американский период жизни Бакалейникова среди его учеников был Лорин Маазель, последовавший за ним в Питсбург. Бакалейников написал пособие «Основные правила дирижирования оркестром, духовым оркестром и хором» (англ. Elementary rules of conducting for orchestra, band and chorus; 1938), мемуары «Записки музыканта» (Нью-Йорк, 1943), концерт для альта с оркестром (1937), ряд камерных пьес, в числе которых «Брамсиана», записанная Тошей Зайделем. Приписываемый Владимиру Бакалейникову во многих источниках знаменитый романс «Бубенцы» написан всё же, по-видимому, его старшим братом Николаем. В некоторых источниках Владимиру Бакалейникову приписывают и «Темно-вишневую шаль».

Отрывок, характеризующий Бакалейников, Владимир Романович

Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.