Бакинская стачка (1904)

Бакинская стачка рабочих
"Вышки зашевелились". Картина Сидамона-Эристави
Дата 13(26) декабря 1904 года — 30 декабря (13 января) Место Российская империя, Баку Причины бедственное положение бакинских рабочих Цели ввод социальных преобразований Характеристика забастовка беспорядки Результат заключение колдоговора между нефтепромышленниками и рабочими
Стороны конфликта
Рабочие; социал-демократы	Царское правительство Нефтепромышленники Армия
Ключевые фигуры
И. Сталин, П. Джапаридзе и др.
Число участников
40 тысяч человек	До 2 батальонов солдат, 3 казачьих разъезда
Потери
не менее 10 человек убито, не менее 40 ранено	ранены не менее 3 солдат, промышленникам нанесён крупный имущественный ущерб

Бакинская стачка 1904 года — стачка бакинских рабочих, организованная И. В. Сталиным 13(26) декабря 1904 года. Она стала первым в истории рабочего движения России примером заключения коллективного договора с нефтепромышленниками.

Причины

Баку в начале XX века стал крупнейшим городом Закавказья и одним из крупнейших промышленных центров всей империи. Основным видом производства в городе была нефтедобыча. На долю нефтепромыслов Баку приходилось около 95 % всей российской нефтедобычи и более 50 % мировой. Бурное развитие нефтяной промышленности привело к быстрому росту рабочего класса города, который рекрутировался как из местных крестьян, так и из приезжих: русских, армян, грузин, персов. Условия жизни рабочих были ужасными. Жили в бараках. Рабочий получал менее одного рубля в день, чего от силы хватало на пропитание самого рабочего, но совершенно не хватало, чтобы содержать семью. Бытовые условия — ужасны. Все окрестности нефтепромыслов были загрязнены нефтью и продуктами её распада, в том числе вода в колодцах. Рабочие были вынуждены собирать дождевую воду для питья и приготовления пищи. Женщины тряпками собирали нефть вблизи месторождений, чтобы использовать её для отопления жилья.

Наряду с огромными прибылями нефтяных магнатов: Нобеля, Ротшильда, Манташева, Гукасова и др. — положение рабочих все более ухудшалось. После небольших уступок, завоеванных рабочими во время всеобщей забастовки в Баку в июле 1903 года, капиталисты усилили нажим. Рабочий день достигал 12 — 15 часов. Заработная плата не превышала в среднем 60 копеек в день. Бесконечные сверхурочные работы, массовые штрафы, грабеж со стороны подрядчиков, полный произвол администрации, никуда негодные жилища-казармы (грязные и тесные), в комнатках которых ютилось до 80 человек, — все это лишь приблизительно характеризовало тяжелое положение рабочих-нефтяников.

Многонациональность бакинского пролетариата (среди рабочих Баку было представлено свыше 30 национальностей) создавала крайне сложные условия для социал-демократической работы в Баку, для сплочения бакинских рабочих в единую революционную организацию. Ленинская национальная политика, проводимая закавказскими организациями, возглавлявшимися Сталиным, привела к разрешению этой трудной задачи. Созданные и руководимые Сталиным ленинско-искровские организации Закавказья с самого начала были построены на принципе пролетарского интернационализма, в их рядах были объединены передовые рабочие всех национальностей Закавказья. Известно, что Ленин неоднократно давал высшую оценку этой стороне деятельности закавказских большевиков.

Борьба растущего, многочисленного рабочего класса Баку принимала самые острые формы. Первая крупная стачка бакинских рабочих, в которой участвовало около 50 тысяч человек, прошла под руководством Бакинского комитета РСДРП в июле 1903 года. Сталин не участвовал в этом выступлении, поскольку в тот момент находился в тюрьме в Кутаиси. Бастующие требовали введения 8-часового рабочего дня, отмены штрафов и сверхурочных работ, обратного приема на работу всех уволенных рабочих, улучшения жилищных условий. Стачка охватила весь город и была подавлена посланными в город войсками.

Второе крупное выступление пролетариата Баку произошло уже под непосредственным руководством Сталина. Забастовка эта началась 5(18)-го декабря, расширяясь и распространяясь все больше и больше; 13(26)-го декабря она приняла характер всеобщей забастовки, с определенными политическими требованиями. Эта забастовка с самого начала берётся под руководство существовавших тогда политических организаций; организуется стачечный комитет в следующем составе: от большевиков вошли т.т. Джапаридзе (Алеша); Иван Фиолетов, Стопани Александр Митрофанович; от шендриковцев — Илья и Лев Шендриковы; от гнчакистов — Тигран Арутюнян, Тер-Вартанян, Тер-Даниелян, Минас.

Требования бастующих

Требования состояли из 34 пунктов, которые были составлены на основе главнейших требований, выдвинутых на рабочих собраниях. Они отражали полностью основные нужды рабочих.

Основные требования:

1. Полной свободы рабочих собраний, свободы слова и печати.

2. Свободы союзов, касс и стачек.

3. Немедленного созыва Всероссийского Учредительного собрания из представителей всего населения всей России, без различия веры и национальности.

4. Всеобщего, прямого, равного и тайного избирательного права. Затем идут лозунги: Долой царское самодержавие! Да здравствует самодержавие народа, долой войну! Да здравствует восьмичасовый рабочий день! Да здравствует двухдневное празднование 1-го мая!

Затем дальше идут требования экономические:

1) совершенная отмена воскресных работ;

2) отмена всяких отрядных работ;

3) безусловная отмена сверхурочных работ;

4) отмена подрядчиков всякого рода;

5) немедленное введение трехсменной системы работ для рабочих буровых партий, масленщиков, кочегаров, а также для тартальщиков, где это ещё не введено;

6) введение трехсменной же системы работ для помощников машинистов и промысловых приказчиков.

В области зарплаты:

1) обязательное повышение зарплаты через каждые полгода для всех рабочих, занятых на заводах, фабриках и мастерских;

2) заработная плата производится полностью за все семь дней, как поденным, так и месячным, хотя бы с 2-х часов дня кануна праздника и в самый праздник (воскресенье) работы и не производились. Это время — отдых рабочего, и он должен оплачиваться.

3) Всякие прогулы, происшедшие по вине капиталиста, как отсутствие работы или стачки рабочих, местная (заводская) или всеобщая, вызванная общим гнетом рабочего класса, а также дни демонстраций и празднования 1-го мая оплачиваются полностью обычной заработной платой.

Дальше идут пункты: об увольнении рабочих лишь с согласия выборных от рабочих; то же и в отношении приема на работу; об отмене штрафов; о квартирах и квартирной плате, о питании рабочих и организации при заводах столовых. В области образования: об открытии новых школ, народных домов; в области медико-санитарной: об открытии новых больниц, а также об отпусках и вежливом обращении администрации с рабочими.

События

Накануне забастовки стачечный комитет заседал всю ночь совместно с Бакинским комитетом РСДРП. В состав стачкома от большевиков входили Стопани, Алеша Джапаридзе, Ваня Фиолетов. Активнейшее участие в руководстве стачкой принимали тт. Бобровский, Петр Монтин, Бобровская-Зеликсон и другие. На этом ночном совещании были выработаны общие требования рабочих.

С утра 13(26) декабря члены стачкома и все бакинские большевики разошлись по промыслам и заводам.

Среди рабочих было заметно большое оживление. Всюду, куда бы ни приходили большевики, их окружали группы рабочих, спрашивая о выработанных требованиях. Все только и говорили о стачке.

Уже в 6 часов утра первыми забастовали рабочие завода Каспийско-Черноморского нефтепромышленного общества. Вот как сообщает об этом в своем донесении от 14 декабря 1904 года министру внутренних дел вице-губернатор Лилеев:

«Забастовка рабочих в Балаханах началась в 6 часов утра с завода Каспийско-Черноморского нефтепромышленного общества, затем перешла на промыслы Нобеля и Манташева и, наконец, весьма быстро распространилась по всем промыслам Балахано-Сабунчинского района, а равно на Биби-Эйбат и на заводы Белого городка» .

Группы рабочих переходили от одного промысла к другому, всюду прекращая работу.

К полудню забастовали и рабочие Чёрного городка. В этот же день прекратила работу «Электрическая сила», благодаря чему остановились работы на многих промыслах, которые получали энергию с этой станции. Прекратили работу рабочие фирм Нобеля, Ротшильда, «Московского товарищества» и других, всего до 40 фирм; общее число бастующих достигло 40 тысяч.

Телефонное сообщение районов с городом было прервано забастовщиками. Стачка в первый же день стала всеобщей, распространившись на промысловый и заводской районы.

На второй день стачки (14(27) декабря) вышла прокламация Бакинского комитета большевиков «Ко всем рабочим». В ней говорилось: «Чаша страданий и притеснений переполнилась… Каково бы ни было наше отношений к об’явлению войны капиталистам в данный момент, мы обязаны приложить все наши усилия, чтобы победа осталась за нами, рабочими. Но не забывайте, товарищи, — подчеркивалось в прокламации, — (вспомните прошлогоднюю стачку), что никакая наша победа над капиталистами не будет прочна, пока наш главный враг, друг и приятель наших капиталистов — царское самодержавие не будет повергнуто в прах».

У горы Степана Разина собралось огромное собрание рабочих (около 3 тысяч человек). Большевистские ораторы призывали держаться стойко, разъясняли рабочим, что успех стачки зависит от сплоченной и дружной борьбы всех рабочих. Также слово брали представители Шендриковцев.

Как, только началась стачка, местные власти оказались в полной растерянности. В Петербург и Тифлис полетели донесения о стачке. Из Тифлиса запросили присылки немедленной военной помощи в виде двух стрелковых батальонов. Вице-губернатор города Баку Лилеев очень опасался захвата забастовщиками местных учреждений власти (банк, почта, телефон, железнодорожные станции) и поэтому в первый же день забастовки распорядился установить усиленную охрану этих мест . С полдня и на промыслах появились разъезды из казаков и полиции. В городе было введено военное положение. Полиция и казаки начали разгонять митинги и собрания. Но где бы ни появлялись казаки и полиция, рабочие встречали их, забрасывая камнями и палками, провозглашая политические лозунги. Начались аресты (было арестовано около 200 человек в первые дни стачки). Многие, из арестованных были посажены и тюрьму «в порядке охраны» на, сроки от 6 дней до 3 месяцев. На более решительные действия местные власти пока не решались, ожидая подкреплений.

Возмущение рабочих усилилось особенно после того, как стало известно, что нефтепромышленники с помощью небольшой части несознательных рабочих начали работу на промыслах «Олеум», Набатова, Мухтарова и других. Вокруг этих промыслов собрались большие группы рабочих, требовавшие прекращения работы. К этому времени подоспела и полиция во главе с бакинским уездным начальником и бакинским полицмейстером. Рабочие силой остановили работу на промыслах «Олеум», Набатова, Борна и «Шихово». Полиция, а позднее и казачьи разъезды вступили в борьбу с рабочими, защищая штрейкбрехеров. Рабочие оказали решительное сопротивление. В полицию и казаков дождем посыпались камни, гайки, палки. Особенно бурные события разыгрались у промысла Мухтарова и Балаханского товарищества. Подхорунжий Мачнев приказал казакам стрелять в рабочих. За весь день было убито 5 рабочих и ранено около 40 (точное число раненых установить невозможно, ибо из опасения репрессий рабочие унесли сами часть раненых и лечили их тайно).

Затем, спустя три-четыре часа Биби-Эйбатскому приставу дали знать, что на промысле «Олеум» рабочие бьют окна и промысловых рабочих, желающих работать. Сообщив немедленно об этом по телефону Уездному начальнику, пристав отправился на место буйства и здесь застал большую толпу рабочих, вооруженных дубинками. Толпа эта при появлении пристава с городовыми остановилась, но, теснимая сзади командою полицейской стражи во главе с офицером, бросилась вправо от шоссе на промысел Набатова. Здесь пристав выяснил, что ещё на промысле «Олеум» разбушевавшиеся рабочие напали на двух стоявших у ворот стражников полицейской стражи и, свалив их, отняла у них ружья. В то время, когда упомянутая выше толпа просилась на промысел Набатова, приставу дали знать, что другая толпа числом до 300 человек громит промысел «Шихово». Прибыв на этот промысел, пристав застал эту толпу, причем часть её направилась к нему, а остальная часть засела за валом. В это время на Биби-Эйбатские промысла прибыл Бакинский уездный начальник с командой стражников, и Полицейский пристав, присоединившись к нему, доложили о положении дела. На промысле Мухтарова, встретив отпор со стороны рабочих промысла, полиция вступила с ними в драку, во время которой произведенными выстрелами из револьверов, кинжалами и палками нанесены многим нападавшим ранения и один рабочий был убит. По произведенному подсчету раненых оказалось 18 человек (в том числе девять армян и восемь лезгин), в том числе пятеро — тяжко. Из рабочих же промысла Мухтарова поранено только двое. В тот же день, то есть 23 Декабря, в районе Балахано-Сабунчинских нефтяных промыслов рабочие пыталась произвести беспорядки на промыслах Нобеля и разбить окна в жилых помещениях, но попытка эта не удалась. Затем до 2-х часов дня ничего не происходило, но затем большая толпа рабочих напала на промысловую контору Нобеля, побила окна, переломала некоторые машины и произвела несколько выстрелов, после чего направилась на промысел Балаханского Товарищества, где также побила все стекла в окнах. Здесь к этой толпе присоединилось ещё две толпы, образовав массу около тысячи человек, преимущественно армян. В это время толпу эту нагнал казачий разъезд от 6-й сотни, в который из толпы стали производить выстрелы из револьверов и бросать камнями. Второму разъезду удалось пробиться сквозь толпу и соединиться с первым, а к тому времени прибыл ещё разъезд 3-й сотни под командой хорунжего Мачнева.. Хорунжий Мачнев многократно предлагал толпе разойтись, не подходить, обещая стрелять. Но толпа, продолжая забрасывать камнями и стреляя, все напирала на казаков, пытаясь их охватить. В это время к месту скопления толпы подоспел Балахано-Сабунчинский полициймейстер, вместе с Товарищем Прокурора Бакинского Окружного суда Бароном Раденом, и просил хорунжего Мачнева не прибегать без крайности к оружию. Но толпа, не внимая увещаниям, все напирала, продолжая стрелять. Тогда по команде хорунжего Мачнева казаками был сделан залп по толпе, причем трое оказались убитыми и пятеро раненными. В числе раненых один татарин, а остальные все армяне. Кроме того задержаны девять человек участников беспорядков. После этого, около 3 часов пополудни, порядок восстановился, но тем не менее казаки совершали усиленные разъезды и от стрелков были высланы патрули. Кроме промыслов Нобеля и Балаханского Товарищества в Балаханах подверглись нападению промысла: Манташева, Кавказ, Сумбатова, Шумахера и Васпуракан, где были побиты стекла и выпущен пар из паровиков, причем на промысле Манташева буровой рабочий Маснеф Надыров, погнавшись за толпой, поранил лезгина Каин-бека Мирза-бек оглы и ещё неизвестного, скрывшегося татарина. Вечером же 23 декабря на промысле Мотовилиха была обнаружена попытка поджечь буровую вышку.

В ночь на 25 Декабря на шестом промысле Товарищества бр. Нобель в Романах начался пожар, продолжавшийся всю ночь и уничтоживший 16 вышек у Нобеля, 6 — у Московского Товарищества и до 30 саженей деревянной забойки. Всего от пожара убыток составил около 150 тысяч руб. Пожар начался одновременно с двух рядом стоящих вышек Нобеля и вследствие сильного ветра и отсутствия, по причине забастовки, пара и воды быстро распространился на соседние вышки. Полиция считает, что это был поджог. Начальник Жандармского губернского управления, в своем донесении в Департамент полиции от 27 декабря пишет:

"22 декабря положение без изменения; Комиссия от нефтепромышленников вошла в соглашение с представителями рабочих, установив норму в 9 часов денной и 8 ночной, на 23-е с утра предполагалось везде начать работу. 23-го на всех промыслах и в мастерских были даны утренние свистки, но начали работу не все бастующие рабочие. Около 8 часов утра на Биби-Эйбатских промыслах собралась толпа бастующих и напала на промысел "Олеум", спустила пар и начала выгонять рабочих, отняв у двух полицейских стражников винтовки. Остановив работы у "Олеум", толпа тремя партиями перешла на другие промысла, где продолжала буйствовать. На заводе Мухтарова рабочие отказались подчиниться требованию пришедшей толпы и бросить работу, произошла драка, сопровождаемая выстрелами. В результате: один рабочий убит, два ранены. Такие же драки со стрельбой произошли и на других промыслах, начавших работу. По сделанному подсчету в приемном покое оказалось: один убитый, пять тяжело раненных и 13 - легко. Прибывшими казаками порядок был восстановлен, но работы на всех промыслах прекратились. В тот же день, близ Балаханов, около "Каспийского Трубопровода" собралась сходка бастующих Балахано- Сабунчинского района, не пожелавших стать в этот день на работу, и 3 часов пополудни в количестве 500 человек отправилась на Промыслы Нобеля, произвела буйство, разбила: контору, квартиры управляющего и заведывающего промыслами, кочегарку. Разгромив промысла Нобеля, толпа пошла по шоссе к Балаханскому Нефтепромышленному Обществу, где также разбила кочегарку и повыбивала окна, но подоспевшие в это время два казачьих разъезда соединились, толпа была задержана и, желая смять казаков, начала бросать в них камнями и стрелять из револьверов. Начальник разъезда хорунжий Мочнев произвел в толпу залп. Оказалось три убитых и шесть раненых. День закончился благополучно. 24- го с утра были сделаны попытки к новой сходке близ Балаханов, но патрулирующие войска не позволяли собираться, и сходка не состоялась. Вечером были подожжены промысла Нобеля и Московско- Кавказского Общества. У Нобеля сгорело 16, а в Обществе - шесть буровых вышек. Забастовка продолжается".

Итоги

К 31 декабря стачка распространилась на большинство предприятий Баку. Начались митинги и демонстрации, которые не прекратились и с вводом войск. Стойкость и организованность рабочих вынудила предпринимателей пойти на переговоры со стачкомом, по итогам которых был заключен первый в истории России коллективный договор. По колдоговору был установлен 9-часовой рабочий день для всех рабочих, а для ночных смен и буровых партий — 8-часовой. Зарплата была увеличена с 80 копеек до 1 рубля, был введен ежемесячный 4-дневный оплачиваемый отпуск. Капиталисты обязались улучшить жилищные условия рабочих. Со своего поста был снят губернатор Баку Накашидзе.

Значение

Это была крупная победа рабочего движения, в результате которой бакинский пролетариат оказался передовым отрядом всего рабочего класса страны. «Это была действительно победа бедняков-пролетариев над богачами-капиталистами, — писал Сталин, — победа, положившая начало „новым порядкам“ в нефтяной промышленности». В результате стачки, добавлял он, «установился известный порядок, известная „конституция“, в силу которой мы получили возможность выражать свою волю через своих делегатов, сообща договариваться с нефтепромышленниками, сообща устанавливать с ними взаимные отношения».

Бакинская стачка явилась началом революционного подъёма не только в Закавказье, но и стала сигналом для январско-февральских выступлений по всей России.

О том, какие настроения вызвало победоносное окончание стачки в правительственных кругах, свидетельствует следующая любопытная выдержка из отношения главноначальствующего гражданской частью на Кавказе министру внутренних дел. В ней сообщается, что «проявленная нефтепромышленниками уступчивость… обратила на себя внимание его императорского величества государя императора, так как уступчивость эта может отразиться чрезвычайно неблагоприятными последствиями на других фабричных и заводских районах».

Весьма символичным и ценным представляется достижение в результате борьбы соглашения между работниками и работодателями о социальном партнерстве(в современных терминах), идея которого нашла своё выражение в социальной и правовой мысли на новом витке российской истории и которая институционально закреплена ныне в действующем законодательстве о труде, профессиональных союзах, союзах предпринимателей, И. В. Сталин обоснованно определил такое состояние отношений между трудящимися и предпринимателями как Конституция, если бы такое состояние было сохранено и развитие социально-партнерских отношений пошло бы в этом направлении, закрепилось бы в цивилизованных формах, риск социальных катаклизмов был бы значительно снижен и удалось бы избежать многих жертв в ходе последующего социально-политического переустройства России.

Литература

• В.И. Ленин. [www.uaio.ru/vil/vilall.htm Извещение и резолюции Краковского совещания ЦК РСДРП с партийными работниками]. — Москва: Издательство политической литературы, 1967.
• 25 лет бакинской организации большевиков. — Баку: Бакинский рабочий, 1924.
• Статьи и воспоминания по истории Бакинской организации и рабочего движения в Баку.. — Баку, 1923.
• Нина Крутикова. Бакинская стачка 1904 года. — Москва, 1940.
• Панкратов. 1905. Материалы и документы стачечного движения.. — Москва, 1925.
• Итоги революции 1905-1907 года.. — Москва: Госполитиздат;Соцэкгиз;Мысль, 1955-1965.

Требования бакинских рабочих, выпущенные РСДРП — 1-го декабря 1904 г. типографией Балаханских и Биби-Эйбатских рабочих

Ссылки

• [www.istprof.atlabs.ru/2040.html#_ftnref3/«История История профсоюзов"]
• [www.famhist.ru/famhist/klasson/0017eccf.htm#000026e2.htm/«Забастовки на Бакинских промыслах 1904—1905 гг»]
• [libmonster.ru/m/articles/view/ВСЕОБЩАЯ-СТАЧКА-БАКИНСКИХ-РАБОЧИХ-В-ДЕКАБРЕ-1904-ГОДА/«Стачка Бакинских рабочих»]
• [de-ussr.ru/history/xix-vek/bakinskaya-zabastovka.html/«Бакинская забастовка 1904 года»]

Отрывок, характеризующий Бакинская стачка (1904)

– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.


25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
– Vive l'Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l'Empereur! [Да здравствует император! Да здравствует римский король!] – слышались восторженные голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!»
– De la Moskowa! [Под Москвою!] – повторил Наполеон, и, пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.
– Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше величество,] – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
– Снимите его, – сказал он, грациозно величественным жестом указывая на портрет. – Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.


Весь этот день 25 августа, как говорят его историки, Наполеон провел на коне, осматривая местность, обсуживая планы, представляемые ему его маршалами, и отдавая лично приказания своим генералам.
Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.
Наполеон ездил по полю, глубокомысленно вглядывался в местность, сам с собой одобрительно или недоверчиво качал головой и, не сообщая окружавшим его генералам того глубокомысленного хода, который руководил его решеньями, передавал им только окончательные выводы в форме приказаний. Выслушав предложение Даву, называемого герцогом Экмюльским, о том, чтобы обойти левый фланг русских, Наполеон сказал, что этого не нужно делать, не объясняя, почему это было не нужно. На предложение же генерала Компана (который должен был атаковать флеши), провести свою дивизию лесом, Наполеон изъявил свое согласие, несмотря на то, что так называемый герцог Эльхингенский, то есть Ней, позволил себе заметить, что движение по лесу опасно и может расстроить дивизию.
Осмотрев местность против Шевардинского редута, Наполеон подумал несколько времени молча и указал на места, на которых должны были быть устроены к завтрему две батареи для действия против русских укреплений, и места, где рядом с ними должна была выстроиться полевая артиллерия.
Отдав эти и другие приказания, он вернулся в свою ставку, и под его диктовку была написана диспозиция сражения.
Диспозиция эта, про которую с восторгом говорят французские историки и с глубоким уважением другие историки, была следующая:
«С рассветом две новые батареи, устроенные в ночи, на равнине, занимаемой принцем Экмюльским, откроют огонь по двум противостоящим батареям неприятельским.
В это же время начальник артиллерии 1 го корпуса, генерал Пернетти, с 30 ю орудиями дивизии Компана и всеми гаубицами дивизии Дессе и Фриана, двинется вперед, откроет огонь и засыплет гранатами неприятельскую батарею, против которой будут действовать!
24 орудия гвардейской артиллерии,
30 орудий дивизии Компана
и 8 орудий дивизии Фриана и Дессе,
Всего – 62 орудия.
Начальник артиллерии 3 го корпуса, генерал Фуше, поставит все гаубицы 3 го и 8 го корпусов, всего 16, по флангам батареи, которая назначена обстреливать левое укрепление, что составит против него вообще 40 орудий.
Генерал Сорбье должен быть готов по первому приказанию вынестись со всеми гаубицами гвардейской артиллерии против одного либо другого укрепления.
В продолжение канонады князь Понятовский направится на деревню, в лес и обойдет неприятельскую позицию.
Генерал Компан двинется чрез лес, чтобы овладеть первым укреплением.
По вступлении таким образом в бой будут даны приказания соответственно действиям неприятеля.
Канонада на левом фланге начнется, как только будет услышана канонада правого крыла. Стрелки дивизии Морана и дивизии вице короля откроют сильный огонь, увидя начало атаки правого крыла.
Вице король овладеет деревней [Бородиным] и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Морана и Жерара, которые, под его предводительством, направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками армии.
Все это должно быть исполнено в порядке (le tout se fera avec ordre et methode), сохраняя по возможности войска в резерве.
В императорском лагере, близ Можайска, 6 го сентября, 1812 года».
Диспозиция эта, весьма неясно и спутанно написанная, – ежели позволить себе без религиозного ужаса к гениальности Наполеона относиться к распоряжениям его, – заключала в себе четыре пункта – четыре распоряжения. Ни одно из этих распоряжений не могло быть и не было исполнено.