Бакинский 153-й пехотный полк

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
153-й пехотный Бакинский Его Императорского Высочества Великого Князя Сергея Михайловича полк
Годы существования

6 ноября 1863 г. — 1918

Страна

Россия Россия

Входит в

39-я пех. див. (1-й Кавказский корп.)

Тип

пехота

Участие в

Русско-персидская война 1826—1828, Русско-турецкая война 1828—1829, Крымская война, Русско-турецкая война 1877—1878, Первая мировая война

Командиры
Известные командиры

Е. В. Масловский

153-й пехотный Бакинский Его Императорского Высочества Великого Князя Сергея Михайловича полк.





Формирование и кампании полка

Сформирован на Кавказе 6 ноября 1863 г. — из 6-го резервного батальона Крымского пехотного полка (старого, сформированного в 1803 г.) и резервного Кавказского № 1 батальона (сформирован в 1829 г. из Ставропольского внутреннего гарнизонного батальона,); 25 марта 1864 г. назван 153-м пехотным Бакинским; 25 сентября 1869 г. полку присвоено наименование 153-го пехотного Бакинского Его Императорского Высочества Великого Князя Сергея Михайловича полка[1]. 1 августа 1874 г. полк переформирован в 4-батальонный. На сформирование нового батальона поступил Кутаисский губернский батальон (образован из 3-го батальона Мингрельского пехотного полка), принявший в полку наименование 1-го батальона. Старшинство Бакинского полка — с 6 ноября 1863 г.

Бакинский полк принял участие в русско-турецкой войне 1877—1878 гг. на Кавказском театре. Бакинский полк в составе колонны полковника князя Амираджибова 4 мая штурмовал и взял у Ардагана Гюлавердынские высоты и 5 мая взял укрепление Ахали. Другим громким делом Бакинцев было взятие форта Азизие, в ночь на 28 окт. 1877 г. Овладение этим фортом должно было находиться в связи с одновременным взятием трёх остальных фортов, защищавших подступы к Эрзеруму. Однако задача выполнена была только одним Бакинским полком, взобравшимся на вал по штурмовым лестницам и овладевшим укреплением после ночного штыкового боя. На следующее утро, 29 октября, вследствие отсутствия поддержки, полку пришлось отступить, причём отступление совершалось под натиском наседавших турок и под убийственным огнём; несмотря на это, полку удалось привести с собою около 600 человек пленных, взятых ночью. Помимо этих выдающихся подвигов, полк отличился: 12 августа 1877 г. — при занятии Аббас-Гельского перевала, 8 сентября — в бою за сел. Чарухчи, 19 и 20 сентября — при наступлении против Кизил-Гула, 2 и 3 октября — при взятии Авлиара и Визинкейских высот, повлёкшем капитуляцию Омера-паши, и 23 октября — при атаке укреплённой позиции Деве-Бойну.

В Первую мировую войну полк находился на Кавказском фронте, принимал участие во всех крупнейших операциях кавказских войск, отличился в Сарыкамышском оборонительном сражении 1914—1915 гг. и особенно в Эрезерумской операции в январе 1916 г., где, состоя в боевых группах генералов Арджеванидзе и затем Ласточкина, блистательно защищал позиции на Деве-Бойну от сильнейших атак турок.

Знаки отличия

  1. Полковое знамя — Георгиевское, с надписью: «За отличие в сражении 25 октября 1855 г. на р. Ингуре, за взятие Ардагана 4 и 5 мая и форта Азизие 28 октября 1877 г.». Первое отличие было пожаловано 30 августа 1856 г. Грузинскому лин. № 1 батальону за Крымскую войну, а два последние — всем 4 батальонам 13 окт. 1878 г.
  2. В 1-м батальоне знаки на шапках (у офицеров нагрудные) с надписью «за отличие». Пожалованы 23 сент. 1830 г. 3-му батальону Мингрельского пехотного полка за отличия в войнах русско-персидской 1826—1827 гг. и русско-турецкой 1828—1829 гг.
  3. Поход за военное отличие, пожалован полку 13 октября 1878 г. за русско-турецкую войну 1877—1878 гг. — всем 4 батальонам.

Шеф полка

Командиры полка

Другие формирования этого имени

В русской императорской армии существовал ещё один Бакинский пехотный полк. Он имеет следующую историю. В 1722 г. четыре роты Московского пехотного полка приняли участие в походе в Персию, и находились при занятии Дербента и Баку. Эти роты 24 июня 1724 года поступили на сформирование Бакинского пехотного полка, который в 1741 году пошёл на комплектование экипажей Каспийского флота.

Напишите отзыв о статье "Бакинский 153-й пехотный полк"

Примечания

Источники

Отрывок, характеризующий Бакинский 153-й пехотный полк

– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.