Бакин, Борис Владимирович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Борис Владимирович Бакин<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Заместитель Министра монтажных и специальных строительных работ СССР
1967 — 1975
Глава правительства: Косыгин, Алексей Николаевич
Министр монтажных и специальных строительных работ СССР
22 мая 1975 — 7 июня 1989
Глава правительства: Косыгин, Алексей Николаевич
Тихонов, Николай Александрович
Рыжков, Николай Иванович
Предшественник: Якубовский, Фуад Борисович
Преемник: Михальченко, Александр Иванович
 
Рождение: 10 июня (28 мая) 1913(1913-05-28)
Вологда
Смерть: 30 июня 1992(1992-06-30) (79 лет)
Москва
Место погребения: Новодевичье кладбище
Партия: ВКП(б) (1941-1952); КПСС (с 1952)
член ЦК КПСС 1976-1990
Образование: Всесоюзный заочный энергетический институт (1959)
Профессия: инженер-электромеханик
 
Военная служба
Годы службы: 1936—1938
Принадлежность: СССР СССР
Род войск: РККА
Звание: не установлено
 
Награды:

Бори́с Влади́мирович Ба́кин (28 мая [10 июня1913 года, Вологда — 30 июня 1992 года, Москва) — советский государственный деятель. Герой Социалистического Труда (1975 год), Лауреат Сталинской премии (1951 год), Лауреат Ленинской премии (1984 год), Лауреат Государственной премии СССР (1969 год). Заслуженный строитель РСФСР.

Член ВКП(б) с 1941 года, член ЦК КПСС в 1976-1990 годах. Депутат Совета Союза Верховного Совета СССР 9-11 созывов[1][2] (19771989 гг.) от Кировоградской области. Министр монтажных и специальных строительных работ СССР с 1975 по 1989 год.





Биография

Родился в Вологде в 1913 г. в семье служащего. В 1959 г. закончил Всесоюзный заочный энергетический институт. По образованию — инженер-электромеханик. В 1938‒1944 — прораб, начальник участка особого монтажного управления треста «Уралэлектромонтаж» Наркомстроя[3]. В 1944‒1961 начальник ряда монтажных управлений в Нижнем Тагиле, Челябинске, Москве. В 1967‒1975 — заместитель министра, с 1975 — министр монтажных и специальных строительных работ СССР.

Трудовой путь начал в Магнитогорской конторе Всесоюзного треста «Электромонтаж» Наркомтяжпрома (1930 — электромонтёр, с 1933 — мастер, прораб, начальник участка).

С 1936 по 1938 служил в рядах РККА.

С 1938, вернувшись в Магнитогорск, работал начальником участка особого монтажного управления № 18 государственного Урало-Сибирского треста по электрификации промышленных предприятий «Уралсибэлектромонтаж» Наркомата по строительству СССР[4]. С 1944 — начальник монтажного управления треста «Уралэлектромонтаж»[4]. С 1950 — начальник объединённого монтажного управления Министерства строительства предприятий тяжёлой индустрии СССР в Челябинске[4].

В 1952 переведён в Москву — назначен начальником монтажного управления треста «Центроэлектромонтаж» Министерства строительства РСФСР[4]. С 1961, с момента создания треста «Спецэлектромонтаж» Минмонтажспецстроя СССР, назначается его управляющим[5]. С 1967 — заместитель Министра, а с мая 1975 и до выхода на пенсию (июнь 1989) — Министр монтажных и специальных строительных работ СССР.

С 1978 министерство монтажных и специальных работ под руководством Б. В. Бакина участвовало в строительстве объектов чёрной и цветной металлургии, в том числе в установке уникальных доменных печей объёмом 5000 м3. Б. В. Бакин внёс большой личный вклад в развитие народного хозяйства и, особенно, в обеспечение обороноспособности СССР. При его непосредственном участии внедрён крупноблочный монтаж специального оборудования, способствующий выполнению космических программ СССР, а также осуществлено внедрение новых технологических процессов и многое другое. В 70-80-е годы XX века в СССР сложилась мощная отрасль монтажных и специальных строительных работ: к 1980 году в состав министерства входили 224 треста, 274 промышленных предприятия и 37 учебных заведений по подготовке кадров; общая численность работников отрасли составляла 1 млн человек.

Б. В. Бакин умер в 1992 году. Похоронен на Новодевичьем кладбище (10 уч., 7 ряд).

Награды и звания

  • Герой Социалистического Труда (1975)
  • пять орденов Ленина
  • орден Октябрьской Революции
  • орден Трудового Красного Знамени
  • два ордена «Знак Почёта»
  • медали
  • Заслуженный строитель РСФСР

Премии

Напишите отзыв о статье "Бакин, Борис Владимирович"

Примечания

  1. Список депутатов Верховного Совета СССР 10 созыва
  2. Список депутатов Верховного Совета СССР 11 созыва
  3. [dic.academic.ru/dic.nsf/bse/66806/%D0%91%D0%B0%D0%BA%D0%B8%D0%BD Бакин Борис Владимирович] — статья из Большой советской энциклопедии (3-е издание)
  4. 1 2 3 4 [www.az-libr.ru/index.shtml?Persons&10A/35467f54/index Библиотека — Люди и книги]
  5. [bse.msk-arbitr.ru/04/2443-2.htm Большая Советская Энциклопедия стр. 3113.htm ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ Философия]

Литература

  • Государственная власть СССР. Высшие органы власти и управления и их руководители. 1923—1991 гг. Историко-биографический справочник / Сост. В. И. Ивкин. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1999. — ISBN 5-8243-0014-3.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=15203 Бакин, Борис Владимирович]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Бакин, Борис Владимирович

Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.