Баккер, Гарриет

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гарриет Баккер
норв. Harriet Backer

Кристиан Крог.</br>Портрет Гарриет Баккер
Дата рождения:

21 января 1845(1845-01-21)

Место рождения:

Холместранн

Дата смерти:

25 марта 1932(1932-03-25) (87 лет)

Место смерти:

Осло

Подданство:

Норвегия

Жанр:

живопись, графика

Учёба:

Иоахим Калмейер,</br>Ю. Ф. Эккерсберг,</br>Леон Бонна

Награды:

Золотая королевская медаль за заслуги

Работы на Викискладе

Гарриет Баккер (норв. Harriet Backer; 21 января 1845, Холместранн — 25 марта 1932, Осло) — норвежская художница, одна из первых профессиональных женщин-художниц Скандинавии.



Жизнь и творчество

В 1857 году, в возрасте 12 лет, Гарриет с родителями переехала в Христианию. Изучала живопись и графику у Иоахима Калмейера и Ю. Ф. Эккерсберга. Много путешествовала по Европе вместе со своей сестрой, выдающейся пианисткой и композитором Агатой Баккер-Грёндаль, продолжала изучение живописи в Мюнхене (1874—1878) и в Париже, где она жила с 1878 по 1888 год, у Леона Бонна.

Сама художница не соотносила своё творчество ни к одному из существовавших в её время течений искусства, однако её произведения созданы в большинстве своём в реалистической манере. После пребывания в Париже и знакомства с работами французских мастеров в её полотнах чувствуется влияние импрессионизма. Находилась также под творческим влиянием своего близкого друга, художника Эйлифа Петерссена.

Работы Г. Баккер были удостоены серебряной медали на Всемирной выставке в Париже в 1889 году. В 1908 ей была присуждена Золотая королевская медаль за заслуги. Работы художницы можно увидеть в крупнейших художественных музеях Норвегии.

Галерея

Напишите отзыв о статье "Баккер, Гарриет"

Отрывок, характеризующий Баккер, Гарриет

– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.