Бакли, Джефф

Джефф Бакли Jeff Buckley
Основная информация
Полное имя	Джеффри Скотт Бакли
Профессии	вокалист, гитарист
Инструменты	гитара, дульцимер, ситар, губная гармоника, саксофон
Жанры	альтернативный рок, фолк-рок, госпел, соул, блюз
Коллективы	Gods and Monsters
Сотрудничество	Гэри Лукас Элизабет Фрейзер
Лейблы	Columbia
[www.jeffbuckley.com fbuckley.com]

Дже́ффри Скотт Ба́кли (англ. Jeffrey Scott Buckley; 17 ноября 1966 года, Ориндж, Калифорния, США — 29 мая 1997 года, Мемфис, Теннеси, США), более известный как Джефф Бакли (Jeff Buckley) — американский музыкант, мультиинструменталист. На заре своей карьеры участвовал в нескольких группах в качестве сессионного гитариста, позже исполнял кавер-версии популярных песен на сценах Ист-Виллиджа, района Манхэттена, и привлек внимание звукозаписывающих лейблов. Подписав контракт с Columbia Records, он возглавил музыкальную группу и в 1994 году записал с ней свой единственный прижизненный альбом, Grace.

Согласно рейтингу журнала Rolling Stone, является одним из величайших рок-вокалистов. Наиболее известен благодаря своей кавер-версии песни Леонарда Коэна «Hallelujah».

Биография

«Музыка бесконечна… И, хотя в своей жизни я слышал столько разной музыки, я бесчисленное множество раз влюбляюсь во все мелодии, в самую разную музыку. Есть в музыке нечто… наверное, это называется свободой».

— Джефф Бакли

Наделённый подобно отцу, Тиму Бакли, сильным вокалом, Джефф сформировался как музыкант под влиянием Кросби, Нэша, Вана Моррисона и Led Zeppelin. В пятилетнем возрасте он нашёл акустическую гитару, которую купила его бабушка — в надежде, что кто-нибудь из детей начнёт на ней играть. Первая и единственная встреча с отцом состоялась для Джеффа в 8-летнем возрасте. Отец и сын разговаривали около 15 минут, улыбаясь друг другу. Несколько месяцев спустя Тим Бакли умрёт от передозировки наркотиками.

Начиная с середины 1980-х, Бакли проживал в Лос-Анджелесе. В 1985 году он поступил в Голливудский музыкальный институт, играя в нескольких группах одновременно, чтобы заработать деньги. В 1990 году Джефф записал своё первое демо, Babylon Dungeon Sessions. В начале 1991 года ему поступило предложение сыграть на трибьют-концерте в честь его отца. Мероприятие прошло 26 апреля 1991 года и получило название «Greetings From Tim Buckley». «Это не был мой трамплин, это было что-то очень личное», — позже говорил Джефф, — «Меня беспокоил тот факт, что я не присутствовал на его похоронах. Я использовал этот концерт, чтобы отплатить дань уважения.»

Джефф начал быстро приобретать популярность на нью-йоркской сцене, играя сначала с Гэри Лукасом в группе Gods and Monsters, а затем выступая сольно и играя каверы на различных площадках в Ист-Виллидже, таких как кафе «Шине́й», и понемногу начал фокусироваться на своих собственных работах.

В октябре 1993 года он подписал контракт со звукозаписывающей компанией Columbia Records. Собрав свою группу, он записал первый сольный студийный альбом Grace, выпущенный в августе 1994 года.

В течение последующих двух лет группа совершала турне в поддержку альбома, давая концерты в США, Европе, Японии и Австралии. В 1995 году Бакли выступил на фестивале Гластонбери. Многие его концерты получили распространение в качестве бутлегов.

В 1997 году он прекратил тур и переехал в Мемфис, штат Теннесси, чтобы заняться новыми материалами для второго альбома. Там он завершил третью сессию записи нового альбома со своей группой, а также записал несколько новых песен.

Гибель

29 мая 1997 года группа Джеффа вылетела в Мемфис вслед за ним, намереваясь продолжить работу над вторым альбомом. В тот же вечер музыкант вместе со своим роуди, Китом Фоти, отправились в Mud Island River Park поиграть и посмотреть закат. В 9 часов вечера, будучи полностью одетым, Джефф отправился купаться в реку Вулф, напевая песню группы Led Zeppelin «Whole Lotta Love». Бакли уже купался в тех местах несколько раз. Кит Фоти остался на берегу и первым забил тревогу после пропажи Джеффа. На его поиски в тот же день отправилась команда спасателей, но его тело удалось найти и выловить лишь 4 июня 1997 года.

Согласно результатам судмедэкспертизы, Джефф не принимал алкоголь или наркотики перед купанием, и причиной утопления стал несчастный случай.

С момента его смерти вышло большое количество компиляций, включая демозаписи и наброски к незавершённому альбому My Sweetheart the Drunk, а также расширенные издания Grace и Live at Sin-é. Успех в чартах также пришёл к Бакли посмертно; кавер-версия композиции Леонарда Коэна «Hallelujah» возглавила Hot Digital Songs в марте 2008 года и обрела платиновый статус, а также заняла 2-е место в UK Singles Chart в декабре того же года, едва не обойдя победительницу британского музыкального конкурса The X Factor Александру Бёрк с той же песней.

Образ Джеффа Бакли был воплощён Пенном Бэджли в биографическом фильме «Привет от Тима Бакли» (2012).

Дискография

Студийные альбомы

• 1994 — Grace
• 1998 — Sketches for My Sweetheart the Drunk

Мини-альбомы

• 1993 — Live at Sin-é EP
• 1995 — Eternal Life EP
• 1995 — Live from the Bataclan EP
• 2002 — The Grace EPs

Сборники

• 2002 — Songs to No One 1991—1992
• 2007 — So Real: Songs from Jeff Buckley
• 2010 — The Jeff Buckley Collection
• 2016 — You and I

Концертные альбомы

• 2000 — Mystery White Boy
• 2001 — Live À L’Olympia
• 2003 — Live at Sin-é (Legacy Edition)
• 2009 — Grace Around the World
• 2009 — Live From King Theater, Seattle, WA, May 7, 1995

Концертные DVD

• 2000 — Live in Chicago, 1995
• 2009 — Grace Around the World, 1994/1995

Трибьют-альбомы

• 2005 — Dream Brother: The Songs of Tim and Jeff Buckley
• 2005 — Stars In My Belly: Tribute to Jeff Buckley

Оценки творчества

Творчество Джеффа Бакли было отмечено ведущими изданиями в среде музыкальной прессы. Исполненная Бакли композиция Леонарда Коэна «[upload.wikimedia.org/wikipedia/en/f/fb/Hallelujah_%28Jeff_Buckley%29.ogg Hallelujah]» вошла в список 500 лучших песен всех времён журнала Rolling Stone и заняла 15-е место в списке 100 величайших песен всех времён (англ. 100 Greatest Songs Of All Time) по версии журнала Q Magazine в 2006 году, а в 2014 году она была занесена в Национальный реестр звукозаписи Библиотеки Конгресса США. Альбом Grace занял место в списке 500 величайших альбомов всех времён по версии журнала Rolling Stone и среди 20 лучших альбомов и синглов по версии журнала Q Magazine (англ. Top 20 Albums And Singles Of The Lifetime Of Q Magazine).

Том Йорк (Radiohead), Мэттью Беллами (Muse) и Крис Мартин (Coldplay) называли Бакли в числе наиболее авторитетных для них музыкантов. Высокое мнение о его работах высказывали Пол Маккартни, Боб Дилан, Роберт Плант, Джимми Пейдж, Боно, Моррисси.

Сайт DigitalDreamDoor.com поместил Джеффа Бакли на 3-ю строчку в своём списке «100 величайших рок-вокалистов» (англ. 100 Greatest Male Rock Vocalists). По версии сайта, Бакли уступил лишь Фредди Меркьюри (1-е место) и Джеки Вилсону (2-е место), обойдя таких исполнителей, как Роберт Плант, Ян Гиллан и Элвис Пресли.

Ссылки

• [www.jeffbuckley.com Официальный сайт]
• [www.jeff-buckley.ru Русскоязычный сайт]
• [www.youtube.com/channel/UCTzzsUZ0AWCmNhLmdpHmuTw Канал] на Youtube
• [myplay.com/artists/jeff-buckley Jeff Buckley Videos] Official Sony Music videos

Отрывок, характеризующий Бакли, Джефф

крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.