Бакунин, Михаил Михайлович
Михаил Михайлович Бакунин | ||
| ||
---|---|---|
1802 — 1809 | ||
Монарх: | Александр I | |
Предшественник: | Анисьин, Алексей Фёдорович | |
Преемник: | Берг, Пётр Иванович фон | |
| ||
1808 — 1816 | ||
Предшественник: | Пасевьев, Пётр Степанович | |
Преемник: | Щербинин, Семён Александрович | |
Рождение: | 8 июля 1764 | |
Смерть: | 1837 |
Михаил Михайлович Бакунин (8 июля 1764 — ноябрь 1837) — генерал-майор, могилевский и санкт-петербургский губернатор. Брат А. М. Бакунина, владельца имения Прямухино, и дядя М. А. Бакунина.
Содержание
Биография
Старший сын вице-президента Камер-коллегии Михаила Васильевича Бакунина (1730—1803) от брака его с княжной Любовью Петровной Мыщецкой (1739—1814); в семье был ещё сын Александр и 5 дочерей: Пелагея, Анна, Варвара, Татьяна (в замужестве Полторацкая) и Прасковья (в замужестве Авилова)[1]. Род был записан в VI часть дворянской книги по Новоторжскому уезду Тверской губернии. По матери приходился двоюродным братом М. А. Львовой и Д. А. Державиной.
Был зачислен на службу лейб-гвардии в Измайловский полк, в 1776 году произведен в сержанты, в 1777 году переведен в лейб-гвардии Семёновский полк. В 1784 году он был произведён в прапорщики, в 1785 году — в подпоручики, в 1787 году — в поручики. В 1788 году назначен полковым адъютантом и участвовал во время войны со Швецией в походе в Финляндию. В 1790 году произведен в капитан-поручики и участвовал в сражении 28-го июня с шведским флотом.
В ноябре 1790 году перешёл из гвардии с чином подполковника в кирасирский полк князя Г. А. Потёмкина. Участвовал в турецком походе, исполняя разные поручения Потёмкина по секретным делам. После смерти Потёмкина Бакунин перешёл к князю А. А. Безбородко на ту же должность.
В 1792 году Бакунин был произведён в полковники и назначен во Владимирский драгунский полк. По повелению императрицы Екатерины II командирован в Польшу к графу Потоцкому, где и пробыл во всё время существования конфедерации. В 1796 году Бакунин находился в Персии при графе В. А. Зубове и участвовал 10 мая при осаде Дербента. По вступлении на престол императора Павла, Бакунин в 1797 году был отозван в Россию.
23 сентября 1797 года произведён в генерал-майоры и определен шефом Оренбургского драгунского полка, а 20 октября того же года по доносу Исленьева императором приказано было ревизовать Владимирский драгунский полк, причем обнаружились беспорядки, и над Бакуниным назначено было следствие, вскоре однако прекращённое. После этого Бакунин был определён в иркутский драгунский полк, а в 1798 году был отставлен от службы.
В 1801 году был опять принят на службу генерал-майором, для определения к гражданским делам; 8 октября 1801 года он был произведён действительным статским советником и определён могилевским губернатором. В 1807 году произведён в тайные советники, а в 1808 году определён санкт-петербургским гражданским губернатором; 14 июля 1808 года назначен сенатором и через 8 лет после этого уволен от должности губернатора.
В 1816 году Бакунин переехал с семьёй в Москву, где в 1818 году против него возникло дело о неправильном расходовании денежных сумм по Санкт-Петербургскому приказу общественного призрения за время его губернаторства. Его обвиняли в том, что он употребил казённые деньги на починку губернаторского дома и на дрова. Дело разбиралось в сенате и 1821 году окончилось подведением поступков Бакунина под манифесты 1814 и 1826 годов. Сенат Бакунина признал виновным, но, учитывая, что он погасил долг без ущерба для казны, ограничились строгим выговором. В 1827 году по приказу императора Николая I Бакунин был уволен от службы; неоднократные просьбы его об определении на службу остались без внимания. Имения его были взяты под опеку.
В свободное от службы время Бакунин посвящал литературным занятиям. Будучи членом общества «Беседа любителей русского слова» принимал участие в литературных вечерах, проходивших у Г. Р. Державина, А. С. Хвостова и А. С. Шишкова. В московском доме Бакунина часто бывали Ф. Н. Глинка, драматург А. А. Шаховской, писатель М. Н. Загоскин, И. И. Дмитриев и К. П. Брюллов. Поэт М. А. Дмитриев писал о Бакунине[2]:
Семья
Жена (с 27.10. 1792) — Варвара Ивановна Голенищева—Кутузова (1773—1840), дочь адмирала Ивана Логгиновича Голенищева-Кутузова (1729—1802) от брака его с фрейлиной Евдокией Ильиничной Бибиковой (1743—1807). В 1796 году Варвара Ивановна сопровождала мужа в Персидском походе, о чем написала воспоминания[3]. Как очевидица 1812 года оставила записки, в которых описала петербургское общество того времени[4]. По словам англичанки Марты Вильмот, госпожа Бакунина была «маленькой, весёлой, остроумной женщиной, достаточно умной, чтобы собрать вокруг себя симпатичных людей и, насколько возможно, изгнать церемониал. Будучи страстной любительницей театра, Бакунина и сама проявляла актерский талант, быть может, не блестящий, но всё же играла она очень хорошо. К тому же она так глубоко входила в роль, что если забывала слова, она без запинки передавала смысл своими словами, и так искусно, что никто не замечал подмены слов»[5]. В браке имели детей:
- Евдокия Михайловна (1793—1882), художница, в 1835 году была удостоена серебряной медали первого достоинства Академии художеств и как пенсионерка отправлена за границу. Замужем не была. После смерти матери вместе с сестрами владела Казицыном. Погребена в Прямухине.
- Василий Михайлович (1795—1863), полковник, драматический писатель, бездетный.
- Любовь Михайловна (1801—ок. 1830), замужем за Василием Ивановичем Головиным (1796—1845), поручиком и литератором.
- Иван Михайлович (1802—1874), полковник, похоронен на погосте Понизовье Торопецкого уезда. С 1870 года был женат на Екатерине Васильевне Собакиной (ок. 1830 — после 1871). Их два сына и дочь, рожденные до брака, узаконены указом от 10.02.1874 года.
- Екатерина Михайловна (1810—1894), в Крымскую кампанию в 1855 года была сестрой милосердия в Севастополе, работала с Пироговым, затем начальница Крестовоздвиженской общины в Кронштадте, позднее жила с сестрами в Казицыне, где организовала больницу для местных жителей, во время русско-турецкой войны 1877-1878 годов находилась на Кавказском театре военных действий. Похоронена в Прямухине.
- Прасковья Михайловна (1812—1882), писательница, поэтесса, сотрудница журнала «Москвитянин». Незамужняя. Похоронена в Прямухине.
Напишите отзыв о статье "Бакунин, Михаил Михайлович"
Примечания
- ↑ Генеалогии господ дворян, внесённых в родословную книгу Тверской губернии с 1787 по 1869 с алфавитным указателем и приложениями / Сост. М. Чернявским.
- ↑ Дмитриев М. А. Главы из воспоминаний о моей жизни // Новое литературное обозрение. — М., 1998.
- ↑ Опубликованные в журнале «Русская Старина» в 1887 году.
- ↑ Опубликованные в журнале «Русская Старина» в 1885 году.
- ↑ Письма Марты Вильмот // Е. Р. Дашкова. Записки. Письма сестер М. и К. Вильмот из России. — М., 1987. — С. 267.
Литература
- Бакунин, Михаил Михайлович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
- Бакунины, дворянский род // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Бакунин, Михаил Михайлович
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.