Бакы

Махмуд Абдулбакы
Mahmud Abdülbâkî
Псевдонимы:	Бакы
Дата рождения:	1526(1526)
Место рождения:	Стамбул
Дата смерти:	7 апреля 1600(1600-04-07)
Место смерти:	Стамбул
Род деятельности:	поэт
Язык произведений:	османский

Бакы (1526, Стамбул — 7 апреля 1600, там же) — псевдоним Махмуда Абдулбакы, одного из «четырёх великих» турецких поэтов феодальной эпохи, «хакана турецкой лирики» её «золотого века». Махмуд Абдулбакы родился в Стамбуле, где его отец был муэдзином при Мечети Мехмеда Фатиха. Мальчик был отдан в ученики к мастеру-седельнику, затем обучался в медресе юридическим наукам. Стихи начал писать с ранних лет. Получил известность в 1555 году, когда поднёс султану Сулейману Великолепному касыду, воспевающую его поход против сефевидского шахиншаха. Бакы был приближен ко двору, где признан «султаном поэтов». Занимал посты кади Мекки, кади Стамбула, казаскера Анатолии.

Творчество

Бакы снискал славу во всех формах лирической поэзии. Знамениты его «Гиацинтовая касыда», элегия (мерсие) на смерть султана Сулеймана (1566), газель «Осень». В газелях, в которых заметно влияние Хафиза, поэт прославлял земную любовь и винопитие как высшие радости бытия, призывал наслаждаться благами быстротечной жизни. Применяя различные типы композиции и метрического рисунка, Бакы довёл искусство построения газели до совершенства.

Он выступал за освобождение турецкой литературы от рабского подражания персидской поэзии. Обогатил поэтический язык, употребляя в своей лирике множество чисто тюркских слов; избегал неестественного растягивания слогов, вопреки персидскому поэтическому канону. Бакы всё же не смог вернуть газели утраченную свежесть, так как в основном следовал канонизированному идеалу. Для него, творившего в эпоху вычурной поэзии, главными эстетическими критериями были «изящество и грациозность». Диван Бакы, сохранившийся до настоящего времени, невелик по объёму.

Поэт-лирик, Бакы создал и ряд сатир, однажды написав сатиру даже на своего покровителя султана Сулеймана, за что подвергся преследованиям. Писал Бакы и богословские трактаты, делал переводы богословских трудов с арабского на турецкий.

Литература

• Баки // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Боролина И. В. [feb-web.ru/feb/ivl/vl3/vl3-5732.htm Турецкая литература] // История всемирной литературы: В 9 томах. — М.: Наука, 1985. — Т. III. — С. 574.

Ссылки

• Бакы Махмуд // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• [feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/le1/le1-3071.htm Бакы] — статья из Литературной энциклопедии 1929—1939

Отрывок, характеризующий Бакы

– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.