Бакье, Габриэль

Габриэль Бакье Gabriel Bacquier
Профессии	оперный певец
Жанры	опера
Награды

Габриэ́ль Бакье́ (полное имя Габриэль-Августин-Раймон-Теодор-Луи Бакье, фр. Gabriel Bacquier; род. 17 мая 1924, Безье) — французский оперный певец (баритон).

Биография

Бакье окончил Парижскую консерваторию (1950). В том же году поступил в оперную труппу Жозе Бекмана и дебютировал в Ницце в первой редакции оперы Марселя Ландовского «Безумец». В 1953—1956 гг. солист брюссельского театра Ла Монне, где в его репертуаре ключевые партии в опере (особенно французской) соседствовали с ролями в оперетте. С 1956 г. в парижской Опера-комик. С 1960 г. солист Парижской оперы, в 1962 г. дебютировал на Глайндборнском фестивале в партии Графа Альмавивы («Свадьба Фигаро»), в последующие два года выступил впервые на многих важнейших оперных сценах мира и наконец в 1964 г. в первый раз спел в Метрополитен Опера (Первосвященник, «Самсон и Далила» Сен-Санса), после чего выходил на эту сцену в различных партиях на протяжении 18 сезонов. В 1994 г. оставил оперную сцену, однако изредка продолжает выступать и записываться с камерными произведениями.

Репертуар

В начале творческого пути Бакье исполнял партии разных амплуа: Дон Жуан, Фальстаф, Онегин, Скарпиа, Риголетто. Впоследствии специализировался на партиях комиков и злодеев: Лепорелло, Дон Бартоло, Дулькамара, Яго, Санчо Панса. Габриэль Бакье прославился прежде всего исполнением французского оперного репертуара: «Манон» и «Таис» Жюля Массне, «Искатели жемчуга» Жоржа Бизе, «Пеллеас и Мелизанда» Клода Дебюсси, «Сказки Гофмана» Жака Оффенбаха, а также оперы композиторов-современников. В камерном репертуаре Бакье выступал с песнями Мориса Равеля и Франсиса Пуленка.

Награды и премии

• Кавалер Ордена Почётного легиона (1975)
• Великий офицер ордена «За заслуги»
• Командор Ордена Искусств и литературы
• Премия «Виктуар де ля мюзик» в номинации «Оперный певец года» (1985)
• Приз ЮНЕСКО имени Герберта фон Караяна (2004)

Литература

• [books.google.ru/books?id=N0zthpCZuAUC&pg=PA22&dq=Gabriel+Bacquier&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwihs-PR0vnJAhXDwHIKHU7bA7cQ6AEIMjAE#v=onepage&q=Gabriel%20Bacquier&f=false The Grove Book of Opera Singers] / Laura Macy. — NY: Oxford University Press, 2008. — P. 22. — 626 p. — ISBN 978-0-19-533765-5.
• Акопян Л. О. Музыка XX века: энциклопедический словарь / Научный редактор Двоскина Е. М.. — М.: «Практика», 2010. — С. 52. — 855 с. — 2500 экз. — ISBN 978-5-89816-092-0.

Отрывок, характеризующий Бакье, Габриэль

Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.