Балакаев, Алексей Гучинович

Алексей Гучинович Балакаев
калм. Балакан Алексей
Дата рождения:	10 февраля 1928(1928-02-10)
Место рождения:	Шикирта, Яндыко-Мочажный улус, Калмыцкая автономная область (ныне Буруны, Наримановский район, Астраханская область), РСФСР
Дата смерти:	9 мая 1998(1998-05-09) (70 лет)
Место смерти:	Элиста, Калмыкия, Россия
Гражданство:	→
Род деятельности:	поэт, драматург, переводчик
Жанр:	роман, повесть, пьеса, поэма, стихотворение
Язык произведений:	калмыцкий
Награды:

Алексе́й Гучи́нович Балака́ев (калм. Балакан Алексей, 10.02.1928, Шикирта, Яндыко-Мочажный улус, Калмыцкая автономная область (ныне — Буруны, Наримановский район, Астраханская область), РСФСР — 09.05.1998, Элиста, Калмыкия, Россия) — калмыцкий поэт, драматург, переводчик, народный писатель Калмыкии.

Биография

Алексей Балакаев родился 10 февраля 1928 года в деревне Шикирта Яндыко-Мочажного улуса (ныне — Наримановский район, Астраханская область). В 1941 году Алексей Балакаев начал свою трудовую деятельность в местном колхозе. В 1943 году во время депортации калмыков был выслан в Сибирь. Во время ссылки обучался в Красноярской художественной школе имени В. Сурикова. Работал учителем рисования в школе № 33 станции Чернореченской (ныне посёлок Новочернореченский). В это же время начал заниматься литературной деятельностью. Ему помогал сибирский писатель Сергей Сартаков, способствовавший публикации 19 декабря 1948 года заметки «Первые шаги» о жизни сибиряков в газете «Красноярский рабочий».

После возвращения в Калмыкию, в 1957 году, Алексей Балакаев стал работать литературным сотрудников в газете «Хальмг үнн», позднее — редактором Калмыцкого книжного издательства.

В 1961 году закончил Элистинское педагогическое училище.

В 1963 году Алексей Балакаев закончил высшие литературные курсы при Литературном институте имени Максима Горького. В 1969 году закончил Литературный институт имени Максима Горького. В 1975 году — высшие курсы драматургии при ГИТИС.

В 1992 году удостоен звания Народного писателя Калмыкии.

Творчество

Балакаев известен в калмыцкой литературе как автор книги «Элст деер мандлсн одн» (Звезда над Элистой) — первого калмыцкого романа о жизни рабочего класса, а также повестью «Три рисунка» — о депортации калмыцкого народа.

В последние годы своей жизни занимался драматургией. Его пьеса «Иткл» (Верность) была поставлена в 1964 году на сцене Калмыцкого драматического театра. Балакаев создал либретто первой калмыцкой музыкальной комедии «Элстин вальс» (Элистинский вальс).

В 1957 году, будучи три дня в гостях у джангарчи Давы Шавалиева, записал из его уст калмыцкие йөрәл (благопожелания), которые были изданы отдельной книгой в 1960 году.

Занимался переводами на калмыцкий язык стихотворений Якуба Коласа, книги Николая Островского «Как закалялась сталь».

Общественная деятельность

Алексей Балакаев неоднократно избирался депутатом Верховного Совета Калмыцкой АССР, участвовал в Комиссии по джангароведению, был членом Комиссии по культуре и традиции, членом правления писательской организации «Обновление».

Сочинения

На калмыцком языке

• Түрүн дун (Первая весна), стихи, 1959 г.;
• Сәәхн күүки Саглр (Красавица Саглар), повесть и рассказы, 1961 г.;
• Ленинә белглсн кишг (Счастье, подаренное Лениным), стихи, 1962 г.;
• Элст деер мандлсн одн (Звезда над Элистой), роман, 1963 г.;
• Три рисунка, повесть, 1963 г.;
• Сокровище Золотого Родника, повести, 1965 г.;
• Крылатая молодость, Поэма и стихи, 1965 г.
• Солнце благослови меня, 1978 г.;
• Правительствин даалһвр (Правительственное задание), 1981 г.
• Имя той звезды, 1982 г.;
• Златогрудый юноша Джиргал и мудрая красавица Кишгтя, 1983 г.;
• Один в степи ветер, 1983 г.;
• Солнце моей жизни, 1983 г.;
• Седая и молодая Сарпа, 1984 г.;
• Солнце, благослови меня, 1984 г.;
• В степи орлиной, 1985 г.;
• Заалу зерг (Мужество), 1985 г.;
• Судите меня сами, 1986 г.

На русском языке

• Степная искра, стихи, 1961 г.

Награды

• Медаль «За трудовую доблесть в Великой Отечественной войне»
• Лауреат премии Калмыцкой АССР имени Городовикова (1979)
• Народный писатель Калмыкии (1992)

Источник

• Джимгиров М. Э., Писатели советской Калмыкии, Калмыцкое книжное издание, Элиста, 1966, стр. 45—51

Ссылки

• [krkrub.kubannet.ru/navig/page/65/message/257/ Балакаев, Алексей Гучинович]
• [www.memorial.krsk.ru/public/00/20030304.htm Сибирь — суровая и нежная…]
• [persons-info.com/index.php?p=2&kwdid=113&pid=60444 Балакаев Алексей Гучинович]
• [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke9/ke9-0962.htm Балакаев, Алексей Гучинович]
• [www.youtube.com/watch?v=llBQQntaPR0 Алексей Балакаев: «Калмыцкий проспект» 2008]
• [www.youtube.com/watch?v=NJCssFZOMzA&feature=related Лекция Алексея Балакаева о художнике Фёдоре Калмыке на калмыцком языке]
• [www.youtube.com/watch?v=TNr-DwSVJZE&feature=related Интервью с Алексеем Балакаевым о генерале Городовикове на калмыцком языке]

Отрывок, характеризующий Балакаев, Алексей Гучинович

После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.