Греческий батальон Балаклавы (Российская империя)

Греческий батальон Балаклавы — в Российской империи часть албанского войска; воинская часть императорской русской армии, которая участвовала в русско-турецких войнах в 1768—1774, 1787 −1792 и 1806—1812 годах, а также в Крымской войне. Состоял из эмигрантов греков, поселённых в районе селения Балаклава ..

Предыстория создания батальона

В 1779 году, защищая христианское население и одновременно подрывая экономику Крымского ханства, Российская империя вывела из Крыма 32 тыс. из коренного греческого населения Тавриды, а также армян. Переселенцы поселились на северном побережье Азовского моря, в районе сегодняшнего Мариуполя. Но почти сразу же, в результате русско-турецкой войны и Архипелагской экспедиции русского флота, Россия стала ещё более поощрять, начавшуюся с 1762 года, миграцию греков из континентальной Греции и островов Архипелага на её новые причерноморские земли и в Крым.

В результате вызванного Архипелагской экспедиции восстания греческого населения (Пелопоннесское восстание), его поражения и кровавого террора учинённого османами наблюдался массовый исход в Австрию, Венгрию и Россию.

Во время Архипелагской экспедиции из греческих повстанческих отрядов было укомплектовано 8 батальонов, составивших Греческое войско. Они были направлены на флот под командование А. Орлова и участвовали в сражениях против турок.

После окончания войны многие из участников восстания, чтобы избежать преследований, были переселены вместе со своими семьями в Крым. Важную роль при этом сыграл сам А.Орлов. Переезд производился под покровительством императрицы, сохранялись прежние воинские чины и жалование. В 1775 году в Петербург прибыла делегация греков, под началом прославившегося во время войны С. Мавромихали, ставшему к этому времени полковником и первым командиром Балаклавского батальона. Итогом его поездки стал Высочайший рескрипт на имя Алексея Орлова. В нём подтверждались льготы, обещанные грекам, меры по их переселению и обустройству предписывалось предпринять непосредственно графу Орлову. В 1775 году греками начинают заселяться Керчь и Ениколь в Азовской губернии. В том же году Потёмкин, Григорий Александрович был назначен генерал-губернатором Новороссийской и Азовской губерний. Греки сыграли особую роль в деле присоединения Крыма и изгнании Османской империи из региона.

После подписания Кючук-Кайнарджинского мирного договора была объявлена независимость Крыма от Турции. В 1777—1778 годах, при поддержке турок, восстали крымские татары. Грекам выпала особая роль в их усмирении, они также приняли участие в боях за Кафу (Феодосия) и занятии Судака, занятых турецкими войсками. За проявленную отвагу греки были награждены хвалебным аттестатом. После усмирения татар, Потёмкин начал формировать греческий пехотный полк из 20 рот. Этим шагом Потёмкин обеспечил Крым от возможной высадки турецкого десанта и предупреждение нового мятежа татар. Малоизвестная горная местность и отсутствие дорог способствовали иррегулярной войне. По этой причине в Крыму было необходимо держать подвижные отряды, с опытом горной войны. Из переселённых греков был сформирован пехотный полк, который был расквартирован в Балаклаве. Полк нёс кордонную службу от Севастополя до Феодосии и надзор за порядком на полуострове. В окрестности Балаклавы грекам были выделены земли близ современных пригородов и сёл Оборонное и Чернореченское. Высочайшим повелением от 18 февраля 1784 года предписывалось: «Балаклаву исправя, как она есть, содержать её поселенным тут греческим войском». Солдаты поселились в Балаклаве со своими семьями, в общей сложности около 500 взрослых в 1778 году. Число возросло до 1700 в 1802 году.

Кондараки писал что в силу малого числа женщин : «Греки начали бесцеремонно похищать у татар и караимов дочерей и, женившись на них, упрочнили своё племя».. Указом Императрицы в Балаклаве было запрещено иметь недвижимость лицам, не принадлежащим к греческому войску. Командир войска получил 240 дес. земли, офицерам было назначено по 60 дес., нижним чинам — по 20 дес. Потёмкин объявил об освобождении греков от податей и о даровании им земли в пожизненное пользование.

В 1787 году началась новая русско-турецкая война. Большая часть греков была отправлена на флот под командование контр-адмирала Войновича. Оставшиеся в Балаклаве несли кордонную службу. Греки были направлены на флотилию гребных судов и сражались в Днепровском лимане под командованием полковника С. Мавромихали. Они участвовали в разгроме турецкого флота в лимане (6 июля 1787 г.) и в уничтожении флота начальником Днепровской гребной флотилии, принцем Нассау Зигеном (1 июля 1788 года), в сражении у Кинбурнской косы (октябрь 1787), были участниками взятия Очакова (декабрь 1788).

В 1789 году греки под командованием контр-адмирала Ф. Ф. Ушакова участвовали в экспедиции у берегов Анатолии. Они также участвовали в сражениях 8 июля 1790 года Еникальского пролива и Кубани и в морском сражении 28-29 августа 1790 года возле острова Тендра. После окончания войны греки вернулись в Балаклаву и продолжали патрулирование таврического побережья от Севастополя до Феодосии.

«Амазонки» батальона

См. также: Амазонская рота

В 1787 году Екатерина II начала инспекционное турне в Тавриде, которое продлилась с января по июль. В турне были приглашены дипломатические представители Англии, Франции, король Польши Станислав Понятовский и император Австрии Иосиф II. Целью турне было показать экономические и военные возможности России и вновь приобретённых территорий. По этому случаю Потёмкин был вдохновлён на формирование воинской части из женщин, как инсценировка мифических амазонок. По приказу командира K. Запониса и его друга П. Сарантиса (Сарантова) были привлечены около ста жён и дочерей греческих солдат, которые сформировали «батальон амазонок» во главе с Еленой Ивановной Сарантовой, женой Иоанниса Сарантоса. Последний был другом Потёмкина, а затем был назначен советником в суде Крыма. Женщины прошли интенсивную военную подготовку в езде, фехтовании и стрельбе. 24 мая (4 июня) 1787 года «батальон Амазонок» встретил Екатерину в селе Кадыкей, на коне, в красочной форме, вооруженные винтовками с длинным стволом. Зрелище впечатлило иностранных посетителей, Иосиф II выразил удовлетворение объятиями, а также посещением лагеря батальона в то время как другие дипломаты отметили его как часть захватывающих событий, организованных Потёмкином, чтобы произвести впечатление на Екатерину и зарубежных гостей. Елене Сарантовой было присвоено звание капитана, а также бриллиантовый браслет. Батальон был награждён суммой в 10 000 рублей. «Амазонки» сопровождали Екатерину в турне и «растворились» после его завершения. .

Последующие годы

30 января 1797 года указом Павла I греческий пехотный полк был переведен в ведомство военной коллегии под названием Греческого батальона. В соответствии с императорским указом от 4 апреля 1797 года, батальон состоял из трёх рот, каждая из которых насчитывла 100 солдат. Вместе с офицерами и другими сотрудниками его численность достигала 396 человек. С 1787 года были утверждены красно-зелёная форма и вооружение, которые просуществовали до 1833 года. Организация батальона и его операции были произведены по образцу вооружённых подразделений казаков Дона, поскольку они были ближе к греческому характеру и традициям. 4 апреля 1797 года было установлено место расположения батальона — от Георгиевского монастыря до Феодосии. За время существования батальона его командирами были капитан Стефанос Мавромихалис (1775—1779, 1794—1801), майор Константин Запонис (1790—1794), генерал Ревелиоти, Феодосий (1809—1831) и подполковник Ликургос Кацонис сын национального героя Греции и русского офицера Кацонис, Ламброса, (1831—1859)..

Предпринимались попытки, по аналогии с Балаклавским греческим батальоном, сформировать подразделение из греков, осевших в Одессе. В 1819 году часть личного состава расформированного Греческого батальона Одессы была переведена в Балаклаву.

В 1812 году батальон нёс кордонную службу и поддерживал порядок в Крыму. В том же году майор Ревелиоти во главе части батальона разогнал пытавшихся поднять мятеж татар. Батальон нёс карантинную службу во время эпидемий в Крыму, включая эпидемию чумы 1812 года. В 1829 году в Севастополе была вновь вспышка чумы. В 1830 году в Крыму была вспышка холеры. Несение карантинных кордонов, оцепление участков, охваченных эпидемией, позволили локализовать её и не дать ей распространиться по югу России. Батальон был отмечен императором Александром I во время его посещения Крыма в 1818 и в 1825 году. В обоих случаях батальон нёс караульную службу при императоре. Александр I сделал многое для Греческого батальона. При нём была учреждена пенсия отличившимся, увеличено жалование офицеров, расширены наделы и обеспечены землёй безземельные. Александр позаботился и о судьбе детей и вдов погибших греков, в Балаклаве были открыты школы. В 1837 году Крым посетил Николай I. Грекам было вновь поручено несение караульной службы при Императоре. В 1842 году две роты из греческого батальона были переведены для службы на Кавказ, где они и находились до начала Крымской войны (1853—1856).

Крымская война

Греческий батальон показал свою преданность России и героизм во время Крымской войны.

После попытки остановить союзников на Альме, русская армия отошла к Севастополю, оставив открытой дорогу на Балаклаву. В ночь с 13 на 14 сентября 1854 года англичане подошли к Балаклаве. Их авангард, при приближении к городу, был неожиданно встречен ружейным и пушечным огнём. В развалинах Генуэзской крепости заняли оборону около сотни солдат Греческого батальона под командованием полковника М. А. Монто (Мантос). В распоряжении защитников имелось всего четыре мортиры.

Не ожидавшие обстрела, англичане открыли артиллерийский огонь, но в спешке их снаряды пошли через крепость. С другой стороны Крепостной горы на рейд встали британские корабли. Защитники крепости стали обстреливать бухту. Англичане начали стрелять через крепость в направлении города, откуда и происходил обстрел бухты, нанося урон английской пехоте. В неразберихе артиллерия английского сухопутного корпуса обстреливала крепость и английский флот, а английский флот обстреливал английский сухопутный корпус. Неразбериха продолжалась около шести часов, пока не закончились снаряды у защитников крепости . Только после этого англичане пошли на приступ. Гарнизон сопротивлялся до последней возможности. Раненый полковник Монто, шесть офицеров и около 60 солдат, почти все раненные, попали в плен. Поражённые храбростью горстки греков, англичане, допрашивая командира роты капитана С. М. Стамати, спросили на что он надеялся, пытаясь ротой удержать войсковое соединение? На что получили ответ: «Безусловно, сдачей я навлёк бы на себя и гнев моего начальства и ваше презрение, теперь же совесть моя спокойна, я выполнил свой долг до конца»..

Борис Акунин заявил, что героическая оборона Балаклавы солдатами и отставниками Греческого батальона должна была стать хрестоматийным эпизодом русской истории.

Часть греков прорвалась в горы. Но в районе перевала Байдарские ворота они попали в татарскую засаду. Героизм и навыки солдат батальона позволили им отбить татар и дойти до Ялты, где они были встречены русскими отрядами. После короткого отдыха, греки несли караульную службу на побережье. Благодаря им удалось подавить попытку к мятежу местных татар, и воспрепятствовать высадке английского десанта у Ялты. Две роты батальона, отправленные до войны на Кавказ, с началом боевых действий в Крыму запросили перевод в Севастополь, но при переправе с Тамани в Феодосию были перехвачены французскими военными кораблями. В силу того, что они находились на транспортном судне и сопровождали раненых, они были вынуждены сдаться. Но пленные завязывали драку с турками, в связи с чем их охрану пришлось нести французам. Греки требовали к себе уважительного отношения и защищали своё достоинство силой.

Расформирование

После окончания Крымской войны батальон утратил своё значение, поскольку положение дел в Крыму изменилось. Батальон был расформирован в 1859 году. Те, кто пожелал нести военную службу, были переведены в регулярные полки.

Отрывок, характеризующий Греческий батальон Балаклавы (Российская империя)

– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка.
«Сердце царево в руце божьей».
Царь – есть раб истории.
История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как в последнем письме писал ему Александр), никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как ему казалось, по своему произволу) делать для общего дела, для истории то, что должно было совершиться.
Люди Запада двигались на Восток для того, чтобы убивать друг друга. И по закону совпадения причин подделались сами собою и совпали с этим событием тысячи мелких причин для этого движения и для войны: укоры за несоблюдение континентальной системы, и герцог Ольденбургский, и движение войск в Пруссию, предпринятое (как казалось Наполеону) для того только, чтобы достигнуть вооруженного мира, и любовь и привычка французского императора к войне, совпавшая с расположением его народа, увлечение грандиозностью приготовлений, и расходы по приготовлению, и потребность приобретения таких выгод, которые бы окупили эти расходы, и одурманившие почести в Дрездене, и дипломатические переговоры, которые, по взгляду современников, были ведены с искренним желанием достижения мира и которые только уязвляли самолюбие той и другой стороны, и миллионы миллионов других причин, подделавшихся под имеющее совершиться событие, совпавших с ним.
Когда созрело яблоко и падает, – отчего оно падает? Оттого ли, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, что сушится солнцем, что тяжелеет, что ветер трясет его, оттого ли, что стоящему внизу мальчику хочется съесть его?
Ничто не причина. Все это только совпадение тех условий, при которых совершается всякое жизненное, органическое, стихийное событие. И тот ботаник, который найдет, что яблоко падает оттого, что клетчатка разлагается и тому подобное, будет так же прав, и так же не прав, как и тот ребенок, стоящий внизу, который скажет, что яблоко упало оттого, что ему хотелось съесть его и что он молился об этом. Так же прав и не прав будет тот, кто скажет, что Наполеон пошел в Москву потому, что он захотел этого, и оттого погиб, что Александр захотел его погибели: как прав и не прав будет тот, кто скажет, что завалившаяся в миллион пудов подкопанная гора упала оттого, что последний работник ударил под нее последний раз киркою. В исторических событиях так называемые великие люди суть ярлыки, дающие наименований событию, которые, так же как ярлыки, менее всего имеют связи с самым событием.
Каждое действие их, кажущееся им произвольным для самих себя, в историческом смысле непроизвольно, а находится в связи со всем ходом истории и определено предвечно.


29 го мая Наполеон выехал из Дрездена, где он пробыл три недели, окруженный двором, составленным из принцев, герцогов, королей и даже одного императора. Наполеон перед отъездом обласкал принцев, королей и императора, которые того заслуживали, побранил королей и принцев, которыми он был не вполне доволен, одарил своими собственными, то есть взятыми у других королей, жемчугами и бриллиантами императрицу австрийскую и, нежно обняв императрицу Марию Луизу, как говорит его историк, оставил ее огорченною разлукой, которую она – эта Мария Луиза, считавшаяся его супругой, несмотря на то, что в Париже оставалась другая супруга, – казалось, не в силах была перенести. Несмотря на то, что дипломаты еще твердо верили в возможность мира и усердно работали с этой целью, несмотря на то, что император Наполеон сам писал письмо императору Александру, называя его Monsieur mon frere [Государь брат мой] и искренно уверяя, что он не желает войны и что всегда будет любить и уважать его, – он ехал к армии и отдавал на каждой станции новые приказания, имевшие целью торопить движение армии от запада к востоку. Он ехал в дорожной карете, запряженной шестериком, окруженный пажами, адъютантами и конвоем, по тракту на Позен, Торн, Данциг и Кенигсберг. В каждом из этих городов тысячи людей с трепетом и восторгом встречали его.
Армия подвигалась с запада на восток, и переменные шестерни несли его туда же. 10 го июня он догнал армию и ночевал в Вильковисском лесу, в приготовленной для него квартире, в имении польского графа.
На другой день Наполеон, обогнав армию, в коляске подъехал к Неману и, с тем чтобы осмотреть местность переправы, переоделся в польский мундир и выехал на берег.