Баландина, Вера Арсеньевна
Вера Арсеньевна Баландина | |
Дата рождения: | |
---|---|
Место рождения: |
село Новосёлово, Минусинский уезд, Енисейская губерния, Российская империя |
Дата смерти: | |
Научная сфера: |
Ве́ра Арсе́ньевна Бала́ндина (в девичестве Емельянова; 5 февраля 1871, село Новосёлово, Енисейская губерния — 1943, Казань) — выпускница Бестужевских Высших женских курсов в Петербурге, учёный-химик, магистр естественных наук. Основательница шахты и города Черногорска, организатор строительства Ачинск-Минусинской железной дороги. Благотворительница и меценат. Мать академика Алексея Баландина.
Содержание
Биография
Вера Арсеньева Емельянова родилась в купеческой семье в селе Новосёлово Минусинского уезда Енисейской губернии (В связи со строительством Красноярской ГЭС село оказалось в зоне затопления. Поэтому оно было перенесено вверх по рельефу. Ныне это Новосёловский район Красноярского края).
В 1887 году окончила с золотой медалью курс восьмиклассной Красноярской женской гимназии. В 1889 году поступила на Высшие женские курсы в Санкт-Петербурге, которые окончила по физико-химическому отделению в 1893 году. Студенческие работы: «Золото, его происхождение и добыча в Енисейской тайге», «Флора России». Во время учёбы познакомилась с Н. М. Ядринцевым и Г. Н. Потаниным. 1 сентября 1893 года состоялась её свадьба с Александром Алексеевичем Баландиным.
В 1893—1894 годах Вера Арсеньевна Баландина слушает лекции в Сорбонне и одновременно работает в парижском Институте Пастера у профессора Карла Гребе.
В Париже, кроме химии, изучает живопись, литературу и библиотечное дело, знакомится с писательницей Евгенией Ивановной Конради, автором книг «Исповедь матери», «Общественные задачи домашнего воспитания», «Книга для матерей»[1], бывшей в 1860-е годы редактором газеты «Неделя».
В 1895 году Баландина с научной степенью магистра естественных наук приезжает в город Енисейск, где начинает работу по переизданию трудов Е. И. Конради. Подготовкой издания занимался М. А. Антонович. После смерти Евгении Конради в Париже в 1898 году через полтора года Баландина издаёт двухтомник её трудов. Министерство просвещения рекомендовало издание для фундаментальных библиотек, учительских институтов и семинарий, для всех библиотек средних учебных заведений России.
В 1895 году Баландина основала в Енисейске воскресную бесплатную школу для девочек.
В 1897 году в 90 км от Енисейска, по речке Мельничной, впадающей в Енисей, Баландина открыла первый алмаз в Восточной Сибири, исследованный профессором С. Ф. Глинкой, за что была избрана пожизненным действительным членом Минералогического общества при Санкт-Петербургском университете.
В 1898 году умер Алексей Софронович Баландин — отец мужа. По завещанию, Баландин оставил весь капитал дочерям, второй семье, жившей с ним в Санкт-Петербурге, а единственному сыну, мужу Баландиной, — все дела в Енисейском округе. На деньги, полученные в наследство, Баландина учреждает в Петербурге стипендию для слушательниц Бестужевских курсов, родившихся в Сибири. Вместе с мужем выделяет 50 тысяч рублей на строительство бесплатной народной читальни имени А. С. Баландина, открывшейся в Енисейске 6 августа 1898 года.
12 апреля 1898 года в новом каменном здании, построенном Баландиной, открывается начальное женское училище и частная библиотека Баландиных. Причина создания частной библиотеки заключалась в том, что Министерство просвещения запрещало бесплатным библиотекам выписывать и хранить многие издания. Основными посетителями бесплатных библиотек были дети. Баландина высылает книги для школьных библиотек, читает лекции. Регулярно жертвует деньги для двухклассного сельского училища в Новосёлово, одноклассного сельского училища в Большом Хабыке Новосёловской волости.
20 декабря 1898 года в семье Баландиных родился сын Алексей — будущий академик.
Зимой 1899—1900 годов Баландина слушала курс в «Ecole de Chimie» при Женевском университете.
27 декабря 1902 года Баландины открывают первую в Енисейской губернии дешёвую столовую для бедных.
В этом же году Баландина открывает детские «Ясли» в селе Новосёлово — первые в Енисейской губернии. Первоначально «Ясли» существовали как летний дневной приют. С 1902 по 1903 год размещались в доме её деда, а в 1904 — в доме отца. Посещали их тридцать детей. Родители их занимались собственным хлебопашеством, некоторые жили подёнными работами и малая часть из них были поселенцы подёнщики. По возрасту больше всего было детей от 1 месяца до года. Надзирательницей была А. А. Иорданская.
В 1902 году Баландина также основывает частную школу в деревне Усть-Сыда Абаканской волости, строит метеорологическую станцию в Минусинске.
В 1902 году Баландины поселились под горой Унюк в Минусинском уезде. Посёлок был назван Баландино (в советское время переименован в Унюк). Баландины построили здесь пятиэтажную мельницу, располагавшуюся на террасе правого берега реки. Она была одним из самых значительных мукомольных предприятий уезда. Баландины построили вместительные зернохранилища, откуда баржами по Енисею зерно и муку отправляли в Красноярск, Минусинск. Было открыто кредитное общество. При непосредственном участии Веры Баландиной был разбит сад, где помимо местных, росли деревья из других регионов, в том числе китайские яблони и вишни. В этом саду она проводила опыты по акклиматизации уникальных сортов цветов из Европы. Унюк был первым посёлком в волости, который стал освещаться электричеством. Баландина имела здесь опытное поле, занималась исследованием пшеницы. Образцы её семян сеяли на полях местные крестьяне. Степные просторы позволяли Баландиным вести табунное коневодство.
В 1903 году в Красноярске Баландина выпускает брошюру «К вопросу о кредите для сельского населения Енисейской губернии». Всего опубликовано около 50 трудов о развитии Енисейской губернии.
19 февраля 1904 года сгорела химическая лаборатория на заводе близ села Абаканского. Были уничтожены дорогостоящие реактивы, весы, приборы приобретённые в Германии по указанию женевского профессора Гребе, ценные химические книги на немецком, французском и русском языках, химический словарь Вортца, немецкие химические журналы, подшивки журнала Русского физико-химического общества при Санкт-Петербургском университете с основания журнала. Сгорели всё записи, ведённые при работе в лабораториях на Высших женских курсах в Санкт-Петербурге и в «Ecole de Chimie» в Женеве, сгорели подробные данные по химическому анализу целебной воды Плодбищенского озера в 17 верстах от города Енисейска. Все эти исследования Баландина хотела завещать Минусинскому музею. Баландина решила строить в Новосёлово не деревянное, а каменное двухклассное училище, а также совместить в одном каменном здании общежитие для училища и «Ясли», чтобы они работали круглый год.
Во время Революции 1905 года Вера Арсеньевна составила и отредактировала тексты петиций — 28 марта 1905 года от Общества попечения о начальном образовании города Красноярска, а 5 апреля — от Общества попечения о начальном образовании города Енисейска. Основное требование петиций — свобода слова. После подписания петиций Баландину начали подозревать в политической неблагонадежности. В ответ на это Баландина передала Обществу попечения о начальном образовании города Енисейска здание гимназии и народную читальню вместе с капиталом 60 тысяч рублей.
В 1907 году Баландина начала добычу угля в местечке Каратигей — теперь это город Черногорск. Была построено узкоколейная железная дорога до пристани на Енисее. Уголь вывозили речным транспортом.
18 сентября 1907 года Енисейское общество попечения о начальном образовании закрывается по обвинениям в распространении нелегальной литературы. Из-за недостатка финансирования начинают закрываться школы. За Баландиной устанавливается слежка, готовится арест. В это время серьёзно заболел сын, и Баландина увозит его на лечение во Францию.
В 1908 году семья переезжает в Москву, чтобы дать образование детям. Каждое лето семья проводит в Енисейске.
В 1911 году Баландина начинает проект строительства железной дороги Ачинск — Минусинск. 29 октября 1912 года правительство утвердило Устав Ачинско-Минусинской железной дороги (Акционерное общество «Ачминдор»). Баландина организовала финансирование — около 35 миллионов рублей. Право на строительство дороги протяжённостью 450 вёрст получил консорциум Петроградских банков. Но из-за Первой мировой войны строительство дороги не удалось завершить. 1 января 1916 года открылось движение на участке Ачинск — Ададым, протяженностью 50 вёрст. Строительство дороги завершилось лишь в 1925 году.
В 1919 году, после смерти мужа, Баландина с детьми переезжает в Томск, где в 1920—1922 годах работает химиком Сибирского учёного медицинского совета. В 1922 году она уезжает с детьми — сыном Алексеем и дочерью Вивеей в Москву, где они оба были приняты в Московский государственный университет. В Москве она работает в качестве старшего научного сотрудника 1 разряда и заведует библиотекой Государственного Колонизационного научно-исследовательского института, состоящего в ведении Главнаук.
В 1927 году Баландина продолжила изучение эфироносных трав под Минусинском, в районе нынешнего села Подсинего и устья реки Абакан, организовав опытно-показательный участок «Культурный». В 1930 году этот участок был передан Минусинскому опытному полю.
Скончалась в 1943 году. Похоронена в Казани.
Семья
- отец — Арсений Иванович Емельянов.
- мать — Александра Михайловна Емельянова (Матонина) (1850—1884).
- двоюродный дед — Аверьян Косьмич Матонин — купец, золотопромышленник. Пожертвовал 100 тысяч рублей на строительство прогимназии в Енисейске (1872). В селе Кекурском Нахвальской волости Красноярского округа ремесленное училище было названо именем А. К. Матонина.
- дед — Михаил Косьмич Матонин.
- сестра — Мария Арсеньевна Емельянова
- свёкор — Алексей Софронович Баландин (1823—1896).
- муж — Александр Алексеевич Баландин (1857—1919).
- сын — Алексей Александрович Баландин (1898—1967).
- дочь — Вивея Александровна Баландина (1902—1970).
Награды
- «За труды по народному образованию» (для ношения на груди) (1905).
- Почётный и пожизненный член Общества для доставления средств Высшим женским курсам в Санкт-Петербурге.
Память
- В 2008 году в городе Черногорске был установлен памятник Вере Баландиной как основателю города. Скульптор — К. М. Зинич.
- Баландина стала прототипом Нины Куприяновой в романе В. Я. Шишкова «Угрюм-река».
Напишите отзыв о статье "Баландина, Вера Арсеньевна"
Примечания
- ↑ Конради, Евгения Ивановна // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Литература
- Аференко В. А. Загадки рода Матониных и книги В. Я. Шишкова «Угрюм-река». // Полиграфист. Железногорск, 1999
- Краеведческие чтения им. В. А. Баландиной (8 ; 2009 ; Черногорск)
- Алексей Александрович Баландин : Очерки. Воспоминания. Материалы. / Отв. ред. В. М. Грязнов. — Москва : Наука, 1995. — 302 с. — (Ученые России: очерки, воспоминания, материалы). — ISBN 5-02-001855-4 : Б. ц.
Ссылки
- [www.krasrab.com/archive/2002/12/27/14/view_article Династия Баландиных.] Газета «Красноярский рабочий» 27 декабря 2002.
- [region.krasu.ru/article/400 Баландина Вера Арсеньевна.]
Отрывок, характеризующий Баландина, Вера Арсеньевна
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.
– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.
Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.