Балановский, Иннокентий Андреевич

Балановский Иннокентий Андреевич
Дата рождения:	14 (26) ноября 1885(1885-11-26)
Место рождения:	Черкассы
Дата смерти:	1937(1937)
Страна:	СССР
Научная сфера:	астрофотография, астрофотометрия
Место работы:	Пулковская обсерватория
Альма-матер:	СПбГУ

Инноке́нтий Андре́евич Балано́вский (14 (26) ноября 1885  — 1937?) — советский астроном. В 1910 году окончил Петербургский университет. Работал заведующим сектором астрофизики Пулковской обсерватории. 7 ноября 1936 года арестован в связи с «пулковским делом», 25 мая 1937 года приговорен к 10 годам тюремного заключения. Дальнейшая судьба неизвестна. Реабилитирован в 1957 году.

Работал в области астрофотографии и астрофотометрии, открыл много новых телескопических переменных звёзд. В 1922 году на фотографиях 1919 года обнаружил сверхновую звезду в галактике Девы А (M87), имеющую видимую звёздную величину 11,5^m.

В честь жены Балановского, Инны Николаевны Леман-Балановской (1881—1945), был назван астероид — 848 Inna, открытый Г. Н. Неуймин 5 сентября 1915 г. в Симеизе.

Литература

• Астрономия на крутых поворотах XX века. По материалам научно-мемориальной конференции к 50-летию Победы. — Пулково, Дубна, 1997.

Отрывок, характеризующий Балановский, Иннокентий Андреевич

От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.