Балашов, Борис Александрович

Борис Александрович Балашов
Род деятельности:	главный редактор, журналист

Бори́с Алекса́ндрович Балашо́в (7 декабря 1927, Саратов — 20 января 1974, Москва) — главный редактор журнала «Филателия СССР» (1968—1974).

Биография

Родился в 1927 году в семье рабочего. Трудовую жизнь начал на одном из саратовских заводов, где работал строгальщиком, а затем электромонтёром.

После окончания Саратовского государственного университета имени Н. Г. Чернышевского был на руководящей комсомольской работе: заведующий отделом Саратовского обкома ВЛКСМ, секретарём Балашовского обкома и редактором областной молодёжной газеты «Комсомолец» (г. Балашов).

С 1958 по 1961 год работал заведующим сектором печати, затем заместителем заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК ВЛКСМ.

С 1961 по 1968 год — заместитель главного редактора журналов «Молодая гвардия» и «Советский экран».

С апреля 1968 года в качестве главного редактора возглавлял журнал «Филателия СССР».

С 1969 года входил в редколлегию ежегодника «Советский коллекционер».

Литература

• Памяти товарища // Филателия СССР. — 1974. — № 3. — С. 46.

Ссылки

• [www.balashoff.com/1926-1950.html Балашов Борис Александрович. 1926 год — 1950 год]. Балашовы от А до Я. Единая информационно-электронная база данных носителей фамилии Балашов (Balashov). Балашовъ. Проверено 28 октября 2009. [www.webcitation.org/65kpNfud0 Архивировано из первоисточника 27 февраля 2012].

Портал «Персоналии»   Портал «Филателия»   Портал «СССР»

Отрывок, характеризующий Балашов, Борис Александрович

Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s'wird was gescheites d'raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса.
Видно, Пфуль, уже всегда готовый на ироническое раздражение, нынче был особенно возбужден тем, что осмелились без него осматривать его лагерь и судить о нем. Князь Андрей по одному короткому этому свиданию с Пфулем благодаря своим аустерлицким воспоминаниям составил себе ясную характеристику этого человека. Пфуль был один из тех безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенных людей, которыми только бывают немцы, и именно потому, что только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи – науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина. Таков, очевидно, был Пфуль. У него была наука – теория облического движения, выведенная им из истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей военной истории, казалось ему бессмыслицей, варварством, безобразным столкновением, в котором с обеих сторон было сделано столько ошибок, что войны эти не могли быть названы войнами: они не подходили под теорию и не могли служить предметом науки.