Балашов, Семён Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Семён Иванович Балашов
Псевдонимы:

Странник

Дата рождения:

27 января (8 февраля) 1874(1874-02-08)

Место рождения:

Сальцево, Кохомская волость, Шуйский уезд, Владимирская губерния,
Российская империя (ныне Ивановский район (Ивановская область))

Дата смерти:

3 февраля 1925(1925-02-03) (50 лет)

Место смерти:

Москва, СССР

Гражданство:

Российская империя Российская империя,
СССР СССР

Партия:

РСДРП

Род деятельности:

революционер, политик

Семё́н Ива́нович Балашо́в (27 января (8 февраля) 1874 — 3 февраля 1925) — советский государственный и партийный деятель. Член Коммунистической партии с 1898 года. Боевик-революционер, один из руководителей Иваново-Вознесенской стачки 1905 года. Председатель Иваново-Вознесенского комитета РСДРП(б). Партийный псевдоним «Странник».





Биография

Родился в с. Сальцово Шуйского уезда Владимирской губернии в крестьянской семье. С 12 лет работал в типографии, затем на фабрике Н. М. Гарелина. Был уволен за выражение недовольства условиями труда. Позднее работал на нескольких текстильных предприятиях.

В 1895 году принял участие в стачке текстильщиков Товарищества Иваново-Вознесенской ткацкой мануфактуры, затем во всеобщей забастовке 1897 года.

С 1898 года член Иваново-Вознесенского комитета РСДРП, куда его привлёк Ф. А. Афанасьев.

В 1900 году из-за угроз отца выдать его полиции вынужден переехать в Ригу, где устроился ткачом на Зассенгофскую мануфактуру. В следующем году за участие в революционной деятельности был арестован и выслан в Царицын. Жил случайными заработками. По окончании ссылки вернулся в Шую, откуда в начале 1904 года перебрался в Иваново-Вознесенск, где устроился разнорабочим на аптечный склад, продолжая вести революционную деятельность. 30 апреля снова арестован, но вскоре выпущен на свободу.

Вместе с Афанасьевым организовал у себя на квартире штаб по подготовке проведения всеобщей стачки текстильщиков летом 1905 года. Рабочими фабрики «Компания» был избран в общегородской Совет рабочих депутатов.

После гибели Афанасьева становится руководителем городского комитета РСДРП.

Из-за преследований полиции и черносотенцев в конце 1905 года перебирается в Москву, откуда направляется в качестве агитатора в Брянск. Летом 1906 года возвращается в Иваново-Вознесенск, но уже в ноябре снова в Москве, где продолжает деятельность в Сокольническом районном комитете партии.

В 1908 году арестован и в 1910-м выслан на поселение в Сибирь, где провёл в ссылке девять лет. В марте 1917 года вернулся в Иваново-Вознесенск и стал председателем горкома партии, депутатом Совета, работал в ЧК.

В 1918 году участвовал в боях против войск Каледина, в этом же году участвовал в подавлении ярославского восстания.

После Гражданской войны находился на руководящих должностях в Иваново-Вознесенске, учился на курсах марксизма-ленинизма при Коммунистической академии. Одновременно продолжал деятельность в Хамовническом райкоме партии.

Покончил с собою 3 февраля 1925 года. По одной из версий, многочисленные аресты и преследования до революции подорвали физические силы Балашова.

Семья

Супруга — Балашова (Денисова) Елизавета Сергеевна.

Память

  • Именем Балашова названа одна из улиц Иванова и фабрика, рабочие которой в 1905 году избрали его депутатом Совета.
  • В мемориале «Красная Талка» установлен гранитный бюст.
  • В 1925 году бывшая Боголюбовская слобода получила название местечка имени Балашова или в просторечии — Балашовка.

Источники

  • Их жизнь — борьба. Очерки о деятелях Северного комитета РСДРП. — Кн. 2-я. — Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд., 1977. — С. 153—161.
  • Депутаты первого Совета. Биографии. Документы. Воспоминания. Иваново-Вознесенск, 1905 год. — М.: «Советская Россия», 1980. — С. 84-88.
  • Революционеры текстильного края / Науч. ред.-сост. В. П. Терентьев. — Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд., 1980. — С. 137—139.
  • Первый Совет рабочих депутатов: Время, события, люди. Иваново-Вознесенск, 1905 / Науч. ред.-сост. В. П. Терентьев. — М.: «Советская Россия», 1985. — С. 195.

Напишите отзыв о статье "Балашов, Семён Иванович"

Отрывок, характеризующий Балашов, Семён Иванович

– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.